Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1981 год

Посольство ответило сразу и тоже в два адреса примерно так: «Подождите прилета Зотикова в Гонолулу и ни в коем случае не летите обратно рейсовым самолетом за счет посольства». Я представлял как болят сейчас головы у работников американского посольства, ведь им надо будет писать объяснение о необходимости полета сержанта в Гонолулу, чтобы списать деньги, потраченные на билет. Но мне было не до смеха. Как улететь из Новой Зеландии, если твой паспорт находится в Америке и между вами около десяти тысяч километров океана? И вот тут я увидел, как работают американцы — мои друзья из антарктической программы США. За несколько часов оставшихся до моего отлета они сделали так, что в далеком Гонолулу мой паспорт просмотрел и списал с него основные данные консул Новой Зеландии, официальный чиновник МИДа который, по счастью там оказался. Когда он телетайпом прислал в пограничную службу Крайстчерча все данные — это был почти новый паспорт.

Почти, но не совсем — не хватало фотографии и образца подписи чтобы пограничникам было ясно что я — это я. Но тут было уже проще. Те же друзья письменно поручились что я тот, за кого себя выдаю. Таможенный офицер Новой Зеландии пожал мне руку, пожелал счастливого пути, и я снова оказался в салоне самолета летящего далеко-далеко на север — на Гавайские острова.

На память об этом эпизоде в моем международном паспорте количество пограничных штампов о въезде в Новую Зеландию на один больше чем количество штампов о выезде из нее.

Игорь Зотиков, доктор географических наук

Тополиная метель кружила над стенами Новодевичьего монастыря. Обновленно сияли купола Смоленского собора. На белокаменное убранство храмов падала тень листвы. В красках летнего дня, в токах теплого воздуха история переставала быть только историей.

А может быть, ушедшие столетия так неожиданно приблизились ко мне потому, что за каменными стенами монастырских строений я только что видела реалии далекой жизни?

В те дни под низкими сводами Стрелецких караулен была открыта выставка «Русское художественное стекло», собравшая изделия мастеров начиная с XVII века. Мой взгляд сразу же приковал к себе деревянный шкаф-поставец: на его потертых боках еще цвели цветы, мчались кони и львы, а в глубине, за перекрестиями решетки, тускло отсвечивали штофы зеленого бутылочного стекла. Рядом в витринах стояли бутыли, кувшины, фляги — крупные, объемные и тоже выдутые из толстого зеленого стекла

В этих изделиях русских мастеров XVIII века ощущались простота, цельность, ясность и благодаря росписи какая-то ярмарочная веселость. То была посуда посадских людей и купцов. Ее производили все мелкие частные заводы России, и до поры но времени она оставалась просто посудой. Тем интереснее она сегодня для нас.

Но как удалось «раскопать» этот пласт давно ушедшей жизни?

Мы сидим с Ниной Александроввой Ашариной на широком каменном крыльце Стрелецких караулен, под Сетуньской башней монастыря, и ведем неторопливый разговор. Нина Александровна, заведующая отделом керамики ГИМа (Государственного Исторического музея), уже шестнадцать лет занимается стеклом. Народное бутылочное стекло было ее первой работой после университета, да так и осталось темой, с которой невозможно расстаться — в ней еще много загадочного, неясного для исследователя

— Начала я свою работу не на пустом месте,— говорит Нина Александровна.— В коллекции Исторического музея собрано более 300 работ, в коллекциях музеев Ленинграда и Киева — 50. Очень обстоятельно о старых русских стекольных заводах писала в 30-х годах нашего столетия Н. А. Бакланова. Так что мне было от чего оттолкнуться. Но когда я взялась за изучение музейных коллекций, вопросы посыпались один за другим...

В XVIII веке, рассказывает Ашарина, были распространены два типа стекла — бесцветное, которое называли «цесарским» или «немецким», и зеленое бутылочное — его именовали «черкасским» или «украинским». Изготавливали бутылочное стекло из неочищенного, с примесью железа песка, оттого и цвет темно-зеленый. Названия эти появились не случайно: много веков назад в Московию приглашали иноземных мастеров стекольного дела и мастеров с Украины. Шло время, на Руси появились свои умельцы, а названия «черкасское» и «цесарское» по традиции сохранялись.

— Пришлось поспорить с традицией,— улыбнулась Нина Александровна.

Ашарина работала с документами в архивах и с сохранившимися изделиями. Вынимала из запасников музеев штофы, кухли — бутыли для пива, фляги, рукомои, кувшины, снимала с них многолетнюю пыль и пристально исследовала ожившую, заигравшую яркими красками роспись Сравнивала ее с лубком, с русскими изразцами, с русской резьбой по дереву и находила много общего. В сюжетах, в орнаментике.

Мы подошли к уже знакомым мне витринам.

Неуклюжий мишка, выдутый из зеленого стекла, добродушно смотрел на нас, растопырив лапы. В первой половине XVIII века сделали мастера эту фигурную бутыль, очень немногословную, лаконичную, но легко узнаваемую — медведь словно вышел из русских сказок.

...Широкобедрый, с узким горлышком сосуд. На нем яркими эмалевыми красками нарисованы длинноногий журавль и пышная ветка цветов и листьев. Похожие рисунки и на другой посуде: плавно изогнутые ветки с ягодами и цветами; птицы, львы, грифоны или олени, написанные красной эмалью, лишь гривы и оперение светятся желтым. Орнаментика сказочная, фантастическая, фольклорная.

— Эти растительные и анималистические мотивы очень устойчивы: их можно проследить в течение всего столетия,— замечает Ашарина.— Но посмотрите, какие сюжетные композиции — исторические, библейские, жанровые — предлагают нам художники прошлого...

Рассматриваю кухлю, кувшины. Яркие фигурки горожан в русских одеждах, музыкантов, кулачных бойцов. Часты сцены праздника: дама и кавалер пьют вино, катаются в карете, танцуют под музыку скрипача. Целое повествование, долгое и подробное, можно «прочесть» на темно-зеленых боках ведерной бутыли, принадлежавшей коломенскому купцу Василию Климонтову, сыну Бачарникова. Это история Иосифа Прекрасного. Рисунки-клейма (их четырнадцать) расположены в три яруса, и каждый ярус — сцены одного действия. Оно развивается последовательно и сопровождается текстом: бисер букв дополняет рисунки подобно орнаменту. Любопытно, что библейская история об Иосифе Прекрасном как бы заземлена художником, приближена к жизни — в фигурках явственно узнаются дамы и кавалеры XVIII века.

Вообще народное стекло несет немало любопытной для нас информации. Оно не только передает представления тех людей о красоте, веселье, говорит об их религиозности и степени образованности. Почти на каждом изделии есть год его создания, имя владельца, знаменательные даты его жизни. Но — увы! — ни на одном не запечатлено имя автора. Тоже, кстати, характерная деталь той жизни — этакое небрежение к мастеровому человеку...