Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1982 год

Меня, двух младших братишек и сестренку вырастила старшая сестра, потому что мать умерла через год после рождения младшей сестры, когда мне исполнилось всего пять лет, а Изабеле — старшей — одиннадцать. Отец говорил, что мать можно было бы спасти, но мы не имели возможности позвать врача. У нас просто не было денег, чтобы заплатить доктору. Мать все ночи кашляла. Я как сейчас слышу этот кашель. Думаю, у нее был туберкулез. Это при нашем-то климате...»

Я слушаю Жозе Сантуша и вспоминаю свой прилет на Мадейру.

Летишь на самолете несколько часов, далеко внизу и во все стороны — сине-зеленая бескрайность океана.

— Через несколько минут,— доносится из динамика воркующий голос стюардессы,— наш лайнер приземлится в аэропорту Санта-Катарина города Фуншал — столицы Мадейры, автономного района Португалии.

Самолет теряет высоту, вот он уже летит, почти касаясь колесами гребней внушительных валов, и... совершенно неожиданно катится по невесть откуда взявшейся среди волн бетонной полосе с посадочными огнями по сторонам. Мы на Мадейре. Впереди несколько дней островной жизни. Не так уж много, если представить, что площадь Мадейры — 753 квадратных километра (несколько менее территории Москвы), но и не так уж мало, если учесть, что большинство достопримечательностей и половина почти трехсоттысячного населения сосредоточены в Фуншале и его окрестностях.

В 1419 году каравеллы португальских мореплавателей Жоау Зарку и Тристау Тейшеры подошли к побережью незнакомого острова в Атлантическом океане близ берегов Африки. Первооткрывателей поразило обилие укропа, сплошным ковром покрывавшего в те далекие времена склоны гор. По-португальски укроп — фуншу. И когда тридцать три года спустя на этом месте возвели поселок, то его назвали Фуншал. Потом поселок вырос, стал городом, укроп на склонах гор весь вытоптали, но название осталось — город Фуншал, город Укропа.

Туризм дает примерно треть всех доходов этого автономного района страны. Но непосредственным обслуживанием туристской индустрии занято лишь около семи тысяч человек. В любом уголке Мадейры, где специально для туристов открыты рестораны, построены казино, процветают аттракционы с «местным колоритом»,— везде ощущаешь невидимую стену, отделяющую заезжую публику от островитян.

Туристы и трудовой люд Мадейры живут как бы в двух различных мирах, в разных измерениях. Бездонная пропасть отделяет обитателей отелей «Шератон» или «Жирасол», «Рейд» или «Касино парк» не только от рыбаков Камара-ди-Лобуш или крестьян Сантаны, но и от тех семи тысяч, что кормят, поят, возят туристов, выращивают для них фрукты и цветы, мастерят сувениры, убирают, чистят и ухаживают за иностранцами. Между ними — полоса глубокого отчуждения, и если в Португалии можно часто услышать, что Мадейра — райский уголок для туристов, то в действительности туристы выглядят чужеродным элементом на земле этого рая.

Коренные мадейрцы не бывают в отеле «Шератон», где за сутки, проведенные в номере, нужно выложить сумму, превышающую трехмесячный заработок рабочего банановых плантаций, где чашечка кофе стоит в девять раз дороже, чем в любой лиссабонской таверне,— 85 эскудо (почти полтора рубля на наши деньги). Но и иностранные туристы ничего не знают — не хотят знать — о жизни тех, чьими руками этот клочок земли в океане превращен в зеленую жемчужину — вторую такую трудно отыскать на нашей планете. Не знают о жизни 260 тысяч португальцев, уроженцев Мадейры.

Жозе Сантуш — один из них.

«В семь, самое позднее в восемь лет, все мои сверстники начинали работать по-взрослому. То есть я, например, и раньше трудился на отцовском огороде в полную силу, а тут поступил на работу, стал зарабатывать для семьи деньги.

Помню, как я впервые пошел на работу: это случилось в тот день, когда в семье стряслось большое несчастье — подох мул. Он умер от старости. Ему было почти сорок лет. Мулы живут очень долго, он достался родителям от маминого отца, моего дедушки. Этот мул — мы его звали Бониту (Бониту — красивый (португ.)) — у нас был как бы членом семьи. Если отцу и удавалось кое-как сводить концы с концами, то только благодаря Бониту. Как без него жить дальше? На себе овощи не потащишь, на нового мула нет денег. Бониту подох утром, а когда солнце село, я уже мыл кастрюли на кухне ресторанчика, что около муниципального рынка. Через месяц меня прогнали — нечаянно разбил стопку тарелок. Потом работал в разных местах: убирал мусор на рынке, продавал газеты, лотерейные билеты. А когда мне исполнилось десять лет, попал в один гараж. Считался учеником, но, конечно, никакой учебы не было: делал что прикажут. В основном сдирал старую краску с машин, поставленных на ремонт.

В том первом гараже мне здорово повезло: меня стал опекать один замечательный человек. Он долгое время ходил в море на иностранных траулерах, и, вероятно, поэтому походка у него была такая валкая, моряцкая, на левой руке татуировка — якорь и крест. Свою пышную шевелюру он постоянно теребил всей пятерней, особенно когда начинал размышлять о чем-нибудь вслух. И при этом улыбался.

Мне казалось, он знал все на свете, потому что никогда не отмахивался от моих бесчисленных вопросов, а растолковывал, разъяснял и, сейчас я понимаю, потихоньку наставлял меня на правильный путь. Не знаю, состоял он в коммунистах или нет, но это был честный и умный человек. Он работал у нас механиком. Учил меня грамоте. Через полгода я уже бойко читал и сносно писал. Потом он устроил меня в школу, а работать перевел в вечернюю смену.

Было очень тяжело. Мне шел двенадцатый год. Днем — работа, вечером — опять работа... Это я так считал. Рано утром, уходя из дому, говорил отцу: «Па, я пошел на работу!» — и направлялся в школу. Тетрадки и учебники мне покупал на свои деньги мой друг механик. Он говорил: «Человек должен о ком-то заботиться, должен оставить хороший след на земле. Я семьи пока не завел, вот и помогаю тебе. Мне это доставляет удовольствие, а для тебя — прямая польза». За полтора года я прошел курс трех классов. Наверное, все-таки мой механик был коммунистом. За несколько месяцев до Апрельской революции 1974 года его арестовали. Больше я его никогда не видел...»

...а это — рыбацкий порт в наше время.

Мадейра — остров гористый, здесь не найти обширных полей и больших равнин. Горы, холмы, долины... На побережье круто обрывающиеся в воду скалы. Год делится, пожалуй, всего лишь на два сезона — весну и лето. Но «райская» жизнь на Мадейре очень и очень трудная. Особенно у крестьян, составляющих большинство населения.

С мыса Жирау, выдающегося в море в 19 километрах к западу от Фуншала, с высоты шестисот метров открывается прекрасный вид на южное побережье острова: видны рыбацкий порт Камара-ди-Лобуш, зеленые банановые плантации и виноградники, куда ни глянешь — везде склоны гор расчерчены террасами, созданными руками человека.