Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1983 год

Тут я и узнал, что зовут его Хабиб, ему двадцать один, вот уже третий год он так работает чистильщиком, ибо другого занятия найти не может.

И теперь эта встреча далеко от столицы!

Подзываю Хабиба к нашему столику — он узнает меня, обрадованно кивает и прежде всего смотрит на мои ботинки. Укоризненно качает головой.

— Как ты сюда попал?

— Играл на баранах. Я ведь здешний, моя деревня совсем рядом.

— Выиграл?

— Где там! Все здесь оставил, только и наскреб на банку колы.

Сидим, попивая чай. Хабиб рассказывает, прикрывая ладонью левую щеку:

— Сначала мы с товарищами покупаем по билету на каждого. Проигрываем — разбиваемся попарно и берем один билет на двоих. Когда уже почти совсем нет денег, скидываемся по трое-четверо. Кое-кто, бывает, выигрывает немалую сумму. Но мне не везет.

Хабиб — второй по старшинству из восьми братьев и сестер.

Двадцатишестилетний брат Хаиз живет в Тунисе, у него жена, четверо детей — все ютятся в одной комнате в старом глинобитном доме на окраине.

Но брат работает на химическом заводе. Работает! Делает суперфосфат и какую-то кислоту. Правда, в последнее время стал сильно кашлять.

Отец Хабиба лет двадцать назад вступил в кооператив. Тогда их активно создавали на вакуфных (церковных) землях и владениях сбежавших иностранцев. Но затем земля снова перешла к богатому частновладельцу. Отец нанялся работать на бывшем своем поле, на богатея трудились и старшие дети.

— Но ты где-то учился, Хабиб? Откуда французский знаешь?

— Пошел в начальную школу. Это у нас обязательно и бесплатно. Проучился шесть лет. Чтобы получить среднее образование, требуется окончить лицей. Это еще семь лет. Да ведь здесь уже платить надо. Ни я, ни старший брат Хаиз лицея не увидели, поехали в Тунис на заработки. Хаизу через год повезло — попал-таки на завод. А и... так и остался на улице. Французский кое-как сам выучил, без него в городе нельзя...

Мы видели, чем занимаются в Тунисе многие такие хабибы. Чистильщики обуви, лоточники, зазывалы (с центральных многолюдных улиц ведут покупателей в отдаленные магазины, прельщая дешевизной), разносчики покупок (огромную корзину на голову — и бегом!), они просто снуют и толкаются у подъездов гостиниц в ожидании случайного заработка — откроют дверцы автомашины, поднесут чемодан, подадут оброненную вещь. Вся надежда — на бакшиш.

Хабиб — один из трехсот тысяч официально зарегистрированных безработных. А еще триста тысяч уехали в Европу — во Францию, в Италию, в Швецию, где и других «гастарбайтеров» предостаточно, и своих неприкаянных немало.

Подходит пестрый автобус, весь разрисованный рекламными лозунгами, и Хабиб прощается. Ему снова в столицу — искать дело для своих крепких рук.

Обратно мы едем другой дорогой ближе к морю. Золотые пляжи пустуют в это «холодное» время.

Алексей Олегович уверенно ведет машину, придерживая баранку левой рукой.

— Как живется вдали от дома? Не скучаете? — спрашиваю я его.

Нормально живется. Я ведь не один — нас сто человек в двадцати двух городах Туниса. А скучать некогда.

— Только врачи или есть и средний медперсонал?

— Только врачи. В основном хирурги, терапевты, акушеры-гинекологи, педиатры,— рассказывает Алексей Олегович. Мы здесь по контракту на три года Правда, мне вот на второй срок предложили остаться.

— К жаре привыкли?

Я на побережье работаю, здесь климат терпимый. В глубинке, где Сахара начинается, пожарче. Но там ребята, как правило, из Алма-Аты, Ташкента — против жары стойкие. Только загораем мы тут как-то странно. Как приехали, быстро все почернели, а потом загар сошел — одна желтизна осталась...

— Молодежи много?

— Примерно треть. Некоторые приехали сразу после ординатуры, некоторые, окончив институт, поработали два-три года в Союзе...

В Тунисе острый недостаток медицинских работников. Врачей готовит только медицинский факультет Тунисского университета, а средний медперсонал обучается в десятке небольших училищ. Своих врачей мало, а иностранцы, большей частью французы, уехали после объявления Тунисом независимости. Тунисское правительство обратилось за помощью к нашей стране. Сто советских врачей работают в поликлиниках и больницах республики. Особенно много дел у хирургов и терапевтов: травмы, желудочно-кишечные заболевания, туберкулез. Совсем недавно свирепствовала малярия, но теперь случаи заболевания единичны. Число местных врачей в стране постепенно растет, однако пока их не хватает: один врач на пять тысяч жителей.

— Как вы ладите с тунисскими коллегами? — интересуюсь я.

— Люди они в большинстве добрые, отзывчивые, но многие любым способом стремятся к наживе. В государственной поликлинике, конечно, с пациентов денег не берут: девяносто процентов жителей получают бесплатную медицинскую помощь за счет социального страхования. Однако практикуют еще и дома, где обдирают клиентов как липку.

— А больные как к вам относятся?

— Все уже знают, что русский доктор бакшиш не берет. Идут к нам охотно...

Совсем близко от Туниса раскинулся большой пальмовый оазис. Среди деревьев виднеется дворец какого-то бывшего бея, ныне превращенный в музей. Рядом белоснежная мечеть с резными мавританскими воротами. Из подъехавшей автомашины выходят три женщины, закутанные в длинные белые одежды, и исчезают в темноте арки. В мечети час молитвы, вход «неверным» запрещен.

Вход во дворец преграждают два опереточного вида стража: красные мундиры с золотыми эполетами, расшитые золотом же рукава, сабли наголо. Упитанные коты, мурлыча, трутся об их ноги, легко вспрыгивают на мраморных львов у лестницы — прекрасный сюжет для фотоснимка. Стражи, напряженно уставившись в объектив фотоаппарата, принимают горделивые позы.

В Тунис въезжаем затемно, когда в городе уже трудно дышать от поднятой за день пыли.

...Море спокойно, необыкновенно прозрачно, бездонна голубизна воды. Наш теплоход покидает причал Хальк-эль-Уэда. Долго-долго, то отставая, то обгоняя, сопровождает нас моторный бот, с него льется протяжная бесконечная восточная песня...

Вдруг громоподобный рев заглушает голос певца. Свечой в небо вонзается реактивный самолет, оставляя за собой длинный белый шлейф. Рев стихает и вдруг снова обрушивается на палубу, сверлит уши. Зловещего вида машина делает крутой разворот над самыми мачтами теплохода. На крыльях опознавательные знаки военно-воздушных сил США. А вот и гнездо этих стальных птиц — по левому борту возникает серая угрюмая громада флагмана шестого средиземноморского флота США — авианосца «Америка». На палубе его готовые взлететь самолеты.

Невольно вспоминаешь корсаров Средиземноморья, давно сметенных историей. Теперешние пираты помощнее, числом поболе и хорошо вооружены. Их тоже тянет на этот перекресток времен и народов. Но историю забывать противопоказано.