Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1986 год

Пожилой полицейский любезно пояснил, что «хамам» — баня — недалеко, через два «сокака» — улицы. Мы с Боби остались на яхте, а остальные с нетерпением помчались в баню. Через час Джу и Яна вернулись, умирая со смеху. Общественное мнение в женской половине бани было потрясено, когда они обе невинно и невозмутимо вошли в теплое помещение... нагими. Из груди ошеломленного женского общества непроизвольно вырвался крик возмущения и негодования. Неслыханное нарушение нравственности!

Мы решили проблему, захватив с собой плавки. Будем хоть в каком-то согласии с требованиями Корана. По узкой улочке быстро добрались до дома, где над низенькой дверью была прибита дощечка с надписью: «Хамам». В кассе отказались взять деньги — плата принималась после услуг. Нас провели в остекленную кабину и принесли «налыми» — примитивную деревянную обувь, а также «пештемали», то есть средних размеров полотенца с рваными краями, чтобы ими опоясываться. Мы решили не пользоваться банным «имуществом», так как находились уже в плавках и с «вьетнамками» на ногах. Отправились во внутреннее помещение, однако нас учтиво, но выразительно остановили: «Пештемали!» Делать нечего, вернулись. Обмотались в талии рваными полотенцами и, подметая пол длинными до пят «юбками», прошествовали в парилку под одобрительным взглядом ревностного служителя «хамама».

В сводчатом помещении клубился пар, было тепло и приятно. С наслаждением уселись на горячие мраморные лавки. Напротив нас один турок со свисающими мокрыми усами прихлебывал кофе, а другой с удовольствием похрюкивал под крепкими руками банщика, орудовавшего мочалкой. Мы огляделись по сторонам. Надо же познакомиться с технологией местного купания. Несколько обмотанных полотенцами мужчин мылись, стыдливо повернувшись лицом к стене. Мы облились водой, и «пештемали» тут же плотно прилипли к ногам. Потом сели по-турецки, поджав под себя ноги и совершенно бессмысленно поглядывая друг на друга. К нам подошел банщик и помахал руками, несколько раз повторил слово «ке-се». Мы пожали плечами и отклонили любезное предложение. Наконец Боби невыдержал, сбросил с себя «юбку» и спокойно стал намыливаться. Я лихорадочно последовал его примеру. Спустя некоторое время мы покинули парилку. В предбаннике с учтивым поклоном нас встретил служитель: «Счастья вам, эфенди!» Он предложил нам пузырек с какой-то цветной ароматной жидкостью, но мы отказались. Потом уж узнали, что этим он зарабатывал чаевые, чем, по существу, и добывал себе кусок хлеба. На улице с облегчением вдохнули свежего воздуха.

В Чанаккале нам так и не удалось добыть горючее. В резервуаре у нас еще немного оставалось, но сколько часов придется работать двигателю, никто не мог предсказать. В это время года погода портится здесь необычайно быстро. Но нам ничего не оставалось, как снова отправиться в путь. Курс на Стамбул, последнее пристанище перед Бургасом.

Самый трудный переход

Мраморное море было ласковым. При отличном попутном ветре «Тивия» промчалась мимо острова Мармара, и пятого декабря, под вечер, мы увидели маяки Босфора. В каких-нибудь десяти милях от устья ветер с севера вдруг усилился. И уже через полчаса море вокруг закипело. Чуть ли не у самого входа в Босфорский пролив пришлось ставить штормовые паруса. Потом запустили и двигатель, дрожа от страха, что не хватит горючего. Если мотор заглохнет в проливе, где с большой скоростью в разных направлениях носится огромное количество судов, наши дела могут кончиться плохо. А тут еще на беду пошел мелкий дождь со снегом. Закоченевшие руки с трудом справлялись с канатами. Согревала лишь мысль, что скоро нашим мукам придет конец.

Еле прорвались в Босфорский пролив. Яростный ветер дул нам прямо в лицо. Двигатель работал уверенно, и яхта хотя и медленно, но упорно продвигалась вперед. Перед нами открылась панорама древнего города Стамбула, раскинувшегося на обоих берегах Босфора.

Уснули со слабой надеждой, что к утру погода переменится к лучшему. Увы, наутро угрюмое небо придавило Стамбул мрачными черными тучами, ветер пронзительно выл и стонал в вантах. Шел холодный колючий дождь вперемешку со снегом.

В Стамбуле нас сразу же захватила суета. Неслись по улицам автомобили, разбрызгивая грязные лужи, куда-то спешили сгорбившиеся от холода плохо одетые люди...

На крытом рынке «Капала чарша» жизнь била ключом. Здесь люди шныряли словно муравьи в разворошенном муравейнике. Купля-продажа не затихала ни на мгновение. Голоса мокрых продавцов раздавались в узеньких улочках; носильщики, согнувшись под тяжелыми ношами с разнообразными товарами, с трудом прокладывали себе дорогу в густой толпе; немного ниже двое мужчин азартно рекламировали распродажу уцененных товаров, расхваливая вышедшие из моды кофточки, белье, обувь; по булыжной мостовой цокали копыта лошадей, тащивших тяжело нагруженные телеги. Продавцы рыбы ловко рассекали надвое крупную пеламиду, споласкивали куски в грязной воде Босфора и тут же швыряли их на мангалы. Нудный мелкий дождь придавал городу печальный вид, как бы обнажая нищету, бедность и убожество.

Утром вдруг узнали, что Босфор и Дарданеллы закрыты для плавания. На рейде стоят десятки судов. И все же мы заливаем горючее в баки.

В пятнадцать часов пополудни 7 декабря «Тивия» осторожно отошла от причала. Увеличиваем обороты двигателя и через четверть часа уже проходим под знаменитым стамбульским мостом, соединяющим европейскую и азиатскую части города. Но только здесь, в двадцати милях от открытого моря, осознаем — из всего плавания вокруг Европы это будет самый тяжкий переход.

На стремнине встречного течения почти не движемся. Поэтому одолеваем его у поворотов и идем под защитой высоких берегов.

В десять вечера подошли к выходу в Черное море. Плывем, вплотную прижимаясь к правому, азиатскому берегу. По диагонали пересекаем пролив и на пределе сил выходим в Черное море. Двигатель надрывно ревет на максимальных оборотах. Гребной винт то и дело выскакивает из воды и пронзительно воет, а врезавшись в волну, захлебывается от перегрузок. Отойдя немного от Босфора, ставим зарифленный грот, штормовые стаксель и бизань. Паруса делают яхту устойчивее, и она постепенно начинает набирать скорость. Но болтанка все равно сильная. Свет маяков позади мало-помалу тонет во мраке. Все вокруг неожиданно окутывает густой туман. Сменяемся через каждые сорок пять минут. На этот раз категорически запрещаем Джу появляться на палубе. Она протестует, но мы непреклонны. Я уступаю ей с Яной свою койку.

Деревянные крышки, закрывающие мотор, отброшены. Оттуда веет теплом. Принимаем решение не глушить двигатель, чтобы на нем можно было сушить одежду. На палубе истинный ад, волны захлестывают ее. В воздухе носятся колючие снежинки. Труднее всего выдержать холод. Уже через несколько минут ты мокрый до нитки. Дрожащее тело в какой-то степени еще вроде бы согревается. Но руки должны крепко держать штурвал, то и дело поворачивать его, чтобы уловить момент самого выгодного положения яхты среди кипящих водяных гор. И, ясное дело, скоро ты перестаешь чувствовать кисти рук, они становятся деревянными. Бросаешь взгляд на часы: прошло всего каких-то двадцать минут. До смены вахты еще целая вечность!