Татьяна Добрусина - Сверхновая американская фантастика, 1994 № 05

Надо как можно больше узнать об этих существах. Пока я пребываю в невежестве, они могут меня уничтожить. А когда я буду знать о них все, то смогу предупредить и остальное человечество …»

Разумеется, я цитировал записки не по порядку, а выборочно. На самом деле «Исторические размышления», в которых описывается природа паразитов сознания и их роль в истории довольно растянуты. Работа эта написана в форме дневника идей, и, как всякий дневник, она изобилует повторениями. Автор принадлежит к числу тех рассказчиков, которые стараются заострить внимание на определенных моментах, но вместо этого постоянно упускают их.

Меня вообще поразило, как он умудрился так много написать. Будь я в его положении, мне вряд ли удалось подавить панику. Хотя, конечно, в тот момент он уже чувствовал себя в относительной безопасности. Победа в первом сражении воодушевила его, и теперь оставалось, как он писал, заставить других людей поверить ему. Очевидно, он не особенно спешил с этим. Если бы он опубликовал свои соображения, ничего в них не меняя, то неизбежно был бы признан сумасшедшим. Как настоящий ученый, он привык перепроверять факты и старался разработать тему, насколько это было возможно, и лишь после этого сообщить обо всем миру. Но больше всего меня озадачило другое: почему он не пытался поделиться с кем-нибудь, хотя бы с женой? Представляю, как ему было тяжело. А может, он был уверен в абсолютной безопасности и потому не спешил? Или же его эйфория — очередная уловка паразитов? Не знаю, что с ним случилось, но он продолжал работать над записками, уверенный в своей победе над паразитами, пока однажды они не довели Карела до самоубийства.

Нетрудно догадаться, какие чувства охватили меня при чтении. Прежде всего — недоверие; весь день это чувство возвращалось ко мне. Потом — возбуждение и страх; не будь у меня собственно опыта там, на стенах Каратепа, я бы счел эти записки бредом. Ну хорошо, я был готов поверить в вампиров мозга, но дальше-то что?

В отличие от Вайсмана, я не обладал такой духовной мощью. Мне стало страшно. Наверно, лучше всего было бы сжечь эти бумаги и выкинуть все из головы. Я искренне верил, что в этом случае они оставят меня в покое. С ума можно сойти: читая записки, я постоянно нервно озирался по сторонам, а потом сообразил — если кто-то и следит за мной, то делает это изнутри. Эта мысль окончательно подавила меня, и тут я наткнулся на отрывок, где Карел сравнивал их метод «слежки» с радиопеленгом. Что же, вполне логично. Они же обитают в глубине сознания, в области потаенных воспоминаний. Если они слишком приблизятся к поверхности, то рискуют быть замеченными. Я пришел к выводу, что если они и поднимаются к поверхности, то лишь поздно ночью, когда мозг устал и внимание рассеяно — вот почему я столкнулся с ними на стенах Каратепа.

Я уже знал, каким будет мой следующий ход: надо рассказать Райху — лишь ему я доверял полностью. Трагедия Карела Вайсмана в том и состояла, что у него не было никого, кому он мог бы довериться, как я Райху. Но коли я собрался обо всем поведать другу, то самым безопасным временем для этого будет утро, когда сознание отличается предельной ясностью. Однако я был не в силах дождаться утра.

Семья Мэгвин Гар процветала вот уже девять кочевий, когда в один прекрасный день с запада явилась Рената Облин.

Ватага пчелиных пастухов подошла к самому краю Рассвета, чтобы оттуда начать поиски нектара. Они возводили свои куполообразные шатры на широком лугу подле быстрой речки, в которой текла голубоватая от известняка талая вода. Неподвижное солнце повисло на востоке, над самым горизонтом; на западе его свет едва тронул пики ледяных гор, что белели над черным валом туч — извечной тьмы края извечной ночи. Люди оказались здесь у начала вещей, где изо льда и ночи рождался мир. Все вокруг было юным.

Дети забавлялись со своими огромными тенями, когда вдруг увидали незнакомку — она спускалась к ним по бездорожью каменистой осыпи. Притихнув, ребята воззрились на нее. Одежда ее была, как у варваров, из кожи, и сама она явилась с запада, где царствовали только метели и ледники. Шепоток разбегался по лагерю, люди выходили из шатров, чтобы поглядеть, как приближается незваная гостья. И когда она подошла ближе, все увидели то, чего опасались и ждали больше всего на свете: глиняный кувшин для переноски пчел в мешке, привязанном ремнями к ее груди.

Незнакомка приветственно вскинула руку и окликнула чистым ясным голосом:

— Чья это Семья?

— Мэгвин Гар, — ответил кто-то.

Она опустилась на одно колено, чтобы благодарственно коснуться земли. Затем выпрямилась и взглядом обежала собравшихся.

— Я — Рената из Семьи Облин. Давным-давно отправилась я в Рассветные Земли, чтобы отыскать свое будущее — и нашла его. Я принесла вам новую матку!

Она коснулась кувшина, прикрепленного к груди, и весело огляделась, точно ждала, что все тотчас же начнут восхвалять ее геройский поступок. Однако во взглядах людей была хмурая неуверенность. Появление нежданной гостьи несло им неведомую перемену.

Дубич Руд всегда знал, что этот день когда-нибудь придет. Уже в том самый миг, когда он и Мэгвин Гар рука об руку прошли в брачном ряду, начал созревать в грядущем этот день — день, когда будет брошен вызов власти Мэгвин в Семье, когда Мэгвин должна будет встретить свой смертный час. Дубич не знал только, какой бессильный гнев овладеет им в этот день.

Голос его был неестественно спокоен, когда он сообщил Мэгвин эту весть. Они сидели в шатре Мэгвин, сдвинув поближе свои любимые подушки. Пламя восковых свечей мягко освещало замысловатые узоры ковриков на стенах и податливую поверхность ковра, выстилавшего помост.

— Я еще не готова умереть, — угрюмо проговорила Мэгвин.

У нее был все тот же вид борца, что и в молодости — сильная шея, плотное мускулистое тело, крепкие ноги. Однако коротко остриженные волосы были уже цвета серого гранита, а лицо иссечено морщинами после долгих лет труда под жарким солнцем.

— Не может быть двух правительниц в одной Семье, — сказал Дубич, пропуская меж пальцев заплетенную в седые косички бороду. — Кто-то должен умереть. Если только ты не уступишь.

— Ха! — только и ответила Мэгвин. Затем подняла руку и, стиснув кулак, пристально поглядела на вздувшиеся бицепсы. Кожа на руке была дряблая, вся в старушечьих коричневых пятнах — но в глазах Мэгвин горел все тот же молодой огонь.

— Почему же не уступить, Мэгвин? — тихо проговорил Дубич. — Таков закон жизни. Юность приходит на место старости.