Татьяна Добрусина - Сверхновая американская фантастика, 1994 № 05

Целую неделю после этого меня преследовал панический ужас, никогда в жизни я не был так близко к помешательству от страха. Несмотря на то, что я вернулся в привычный физический мир, я не чувствовал себя в безопасности. Я прятался, словно страус, зарывший голову в песок, за повседневную реальность, в которой как бы не существовало никакой угрозы.

К счастью, я был в то время без работы, иначе пришлось бы еще тяжелей. А спустя неделю я подумал: чего же я боюсь, в конце-то концов, если никакого вреда это мне приносит? Эта мысль взбодрила меня. После этого «Стандарт Моторз энд Инжиниринг » предложила мне пост главы медицинского отдела фирмы. Я согласился и с готовностью включился в гигантскую по объему и сложности работу. Долгое время после этого мне было не до экспериментов, стоило мне только вспомнить об опытах с мескалином, как тут же возникало глубокое отвращение к ним.

Наконец полгода назад я вернулся к этой проблеме, правда, подошел я к ней уже с другой стороны. Мой друг Руперт Хэрдон из Принстонского университета рассказал как-то об удачных экспериментах по вылечиванию преступников на сексуальной почве при помощи ЛСД. Он долго объяснял свои теории, часто применяя термины из Гуссерля. И тут я понял, что феноменология — это лишь еще одно название типа самосозерцания, которого я добивался при помощи мескалина, а слова Гуссерля о «вскрытии структуры сознания» означают проникновение в ту самую сферу ментальных привычек, о которой я говорил ранее. В век, когда человек нанес на карту всю топографию Земли, писал Гуссерль, у нас до сих пор нет атласа нашего ментального мира.

После чтения Гуссерля я оживился. Опыты с мескалином повторять по-прежнему не тянуло, впрочем, это было ни к чему: феноменология начинает проявлятся и в обыденном сознании. Итак, я занялся описанием внутреннего мира человека и географией его сознания. Почти одновременно с этим я почувствовал, как моим исследованиям начали сопротивляться определенные внутренние силы — стоило задуматься над проблемой, как на меня обрушивались головные боли и тошнота. Каждое утро я просыпался и чувствовал глубокую депрессию. Я был неплохим математиком на любительском уровне и хорошим шахматистом, и вскоре заметил: когда начинаю думать об уравнениях и шахматных партиях — самочувствие улучшается, но стоит вспомнить о проблемах мозга, как депрессия тут же возвращается.

Я приходил в ярость от собственной слабости. Во что бы то ни стало я решил преодолеть это состояние. У администрации я выпросил два месяца отпуска и предупредил жену, что у меня неважно со здоровьем. С этого момента я сосредоточился только на проблемах феноменологии.

Все шло так, как я и предполагал: первые дни я чувствовал себя усталым и разбитым, затем начались головные боли и нервные срывы. Тошнота выворачивала желудок наизнанку, не позволяя задерживаться там ни крошке пищи. Я залег в постель и пытался исследовать собственную болезнь аналитическим методом Гуссерля. Жена не понимала, что со мной происходит, ее тревога росла день ото дня. Слава Богу, у нас нет детей, иначе пришлось бы капитулировать.

Через две недели я настолько ослаб, что едва мог проглотить чайную ложку молока. С нечеловеческими усилями я продолжал сражаться, стараясь достичь своих глубинных инстинктивных уровней. Теперь-mo я знал, кто мои враги. Они окружали меня, словно акулы погрузившегося на дно пловца. Кончено, я не мог их «видеть » в обычном смысле этого слова, но чувствовал их присутствие настолько явно, как можно чувствовать зубную боль. Они обитали там, на глубине неизученного уровня моего бытия.

И вот, едва сдерживаясь, чтобы не закричать от ужаса, какой охватывает человека перед лицом неизбежной гибели, я вдруг понял, что в этот момент я победил их. Мои собственные глубинные жизненные силы сплотились против них.

Невиданная энергия проснулась во мне — никогда не думал, что обладаю ею — и встала на дыбы, словно великан. Они почувствовали, что я сильней, и им пришлось отступить. Их было немало, может быть, тысячи, но они были бессильны против меня.

А вслед за ощущением этой могучей обжигающей силы ко мне пришло внезапное просветление. Все сделалось ясным: я знал обо всем. Теперь понятно, почему они так скрывали свое существование: у человека достаточно сил, чтобы уничтожить их, но до тех пор, пока он не знает о них, они, словно вампиры, могут кормится за счет человека, высасывая его энергию.

Когда жена зашла в спальню и застала меня хохочущим, словно безумный, она решила, что я свихнулся. Потом она поняла, что это был смех здорового человека.

Я попросил принести мыла, и вот, впервые за двое суток, я снова на ногах, снова здоров, даже здоровее, чем был прежде. Почувствовав невыразимую эйфорию от своего открытия, я вообще забыл о вампирах мозга. И совсем напрасно — у них было явное преимущество: они знали мой мозг куда лучше меня. Если я расслаблюсь — они уничтожат меня.

И все-таки на какой-то период я был в безопасности. Через день, почувствовав новую атаку изнуряющей депрессии я снова обратился к своим скрытым силам, к оптимистическому взгляду на будущее рода человеческого. Атака тут же прекратилась, и я снова рассмеялся. Позднее я полностью овладел этим методом обороны смехом, используя его при всякой стычке с паразитами.

Суть моего открытия был настолько фантастической, что постичь ее мог лишь человек подготовленный. И слава Богу, что к этому открытию я не пришел шесть лет назад, работая в «Косметической Корпорации». Мой мозг медленно и неосознанно готовился к этому все последние годы, и теперь я окончательно убедился, что это не было простым везением. Теперь я знал о существовании могущественной силы, служащей человеку, правда, я пока не понимал ее происхождения.

(Я особо выделил для себя последнее предложение: в нем было нечто такое, о чем я сам догадывался уже давно.)

На чем же я основывал свою догадку? Человеческий мозг уже более двух столетий является добычей энергетических вампиров. Порой они полностью овладевают чьим-то мозгом и используют его в своих целях. К примеру, я почти уверен, что маркиз Де Сад был одним из таких «зомби», чей мозг находился под контролем вампиров. Полные богохульства и глупостей, его книги вовсе не свидетельствуют об инфернальной изощренности автора, скорее они доказывают то, что Де Сад так и не достиг зрелости ни в чем, хотя и прожил до семидесяти четырех лет. Главной целью его жизни было внесение ментального хаоса в человеческую жизнь, продуманное разрушение и извращение смысла сексуальных отношений.

Стоило мне догадаться о существовании вампиров мозга, и тотчас вся история последних двух веков сделалась ясной до предела.