Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1996 № 01-02

— Но неужели их никогда не интересовало, что произошло с группой? — спросил Беллидор.

— В окрестностях бродило много плотоядных, — объяснил я. — Возможно, они решили, что группа пала их жертвой. Особенно, если они осмотрели местность и ничего не нашли.

— Интересно, — заметил Беллидор, — что господства удалось достичь более слабому из двух видов.

— Я думаю, это очень легко объяснить, — заметил Историк. — Будучи мелким видом, они не обладали ни быстротой своих жертв, ни силой хищников, поэтому создание оружия, возможно, явилось единственным способом избежать исчезновения… или, по крайней мере, более надежным способом.

— И все же за тысячелетия распространения по галактике они продемонстрировали коварство хищников, — сказал Беллидор.

— Никто не перестанет быть агрессивным только потому, что изобретет оружие, — сказал Историк. — Вообще-то, это может лишь добавить агрессивности.

— Над этим стоит подумать, — ответил Беллидор, которого слова Историка, видимо, не убедили.

— Я, может быть, чрезмерно упростил ход мысли ради ясности изложения, — ответил Историк, — но когда я представлю находки в Академии, я приведу более стройные доказательства.

— А что думаешь ты, Тот, Кто Наблюдает? — спросил Беллидор. — Может быть, ты хочешь добавить еще что-нибудь к тому, что ты нам уже рассказал?

— Трудно думать о камне как о предтече акустической винтовки и молекулярной пушки, — задумчиво сказал я, — но я верю, что так оно и есть.

— Необычайно интересный вид, — сказал Беллидор.

Потребовалось почти четыре часа, чтобы ко мне вернулась сила. Чувствование забирает энергию, как ни одно другое действие, одинаково выматывая тело, эмоции, сознание и способность к сопереживанию.

Морито, выполнив дневную норму работы, висел вниз головой на толстом суку, пребывая в вечернем трансе, Близнецы не появлялись с тех пор, как я Почувствовал камень.

Остальные члены группы занимались своими делами; самое подходящее время, чтобы начать Чувствовать следующий предмет, которому было, как сообщил мне Историк, примерно 23 300 лет.

Это было металлическое лезвие копья, ржавое и покореженное, и, прежде чем слиться с ним, мне показалось, что я вижу размытое кровавое пятно…

Его звали Мтепва, и ему казалось, что металлический ошейник на шее он носит с рожденья. Он понимал, что это не так, потому что в памяти сохранились мимолетные воспоминания о том, как он играл с братьями и сестрами, и о том, как он выслеживал бонго и куду [1] Виды антилоп. на поросшей лесом горе, где прошло его детство.

Но чем больше он сосредотачивался на этих воспоминаниях, тем более смутными и расплывчатыми они становились, и он понимал, что все это происходило очень давно. Иногда он пытался вспомнить название своего племени, но оно затерялось в тумане времени так же как, имена родителей, братьев и сестер.

В такие минуты Мтепва жалел себя, но потом он вспоминал о том, что случилось с остальными его спутниками, и немного приободрялся, ведь их забрали на корабли и отправили на край света, где они до конца жизни будут рабами арабов и европейцев, а он был любимым слугой хозяина, Шарифа Абдуллы, и его положение вполне надежно.

Это был уже его восьмой — или девятый? — караван из глубин континента. Они торговали солью и патронами с вождями племен, которые в свою очередь продавали им в рабство самых слабых своих воинов и женщин, а потом они уводили добычу в обход огромного озера, через сухую плоскую саванну. Они огибали гору, такую старую, что ее верхушка побелела, точно голова старика, и наконец выходили на побережье, где в гавани теснились одномачтовые арабские суда. Затем они продавали человеческий товар тем, кто предлагал наилучшую цену, Шариф Абдулла покупал очередную жену, отчислял половину денег престарелому немощному отцу, и они вновь отбывали в глубь континента на поиски черного золота.

Абдулла был хорошим хозяином. Он редко пил — а если это случалось, он всегда при первой возможности просил у Аллаха прощения, — не слишком часто бил Мтепву, и у них всегда было вдоволь пищи, даже когда товар брёл голодным. Хозяин зашел настолько далеко, что научил Мтепву читать, несмотря на то, что при себе у него был один лишь Коран, по которому они и занимались.

Мтепва провел долгие часы, шлифуя при помощи Корана свое искусство чтения, и где-то в пути он сделал невероятно интересное открытие: Коран запрещал одному приверженцу Истинной Веры держать в рабстве другого.

Вот тогда Мтепва и решил принять ислам. Он начал непрерывно расспрашивать Шарифа Абдуллу о тонкостях религии и старался, чтобы старик постоянно видел, как он сидит около огня, час за часом читая Коран.

Такое превращение привело Шарифа Абдуллу в восторг, и он частенько приглашал Мтепву в свою палатку, где посвящал его в тонкости Корана вплоть до глубокой ночи. Мтепва был прилежным учеником, и Шариф Абдулла восхищался его рвением.

Ночь за ночью, пока львы бродили вокруг лагеря в Серенгети, учитель и ученик вместе изучали Коран. И наконец пришел день, когда Шариф Абдулла не мог более отрицать, что Мтепва стал истинным верующим мусульманином. Это произошло, когда они разбили лагерь в ущелье Олдувай, и в тот же день Шариф Абдулла велел кузнецу снять ошейник с шеи Мтепвы, а Мтепва сам, звено за звеном, побросал потом цепи на дно ущелья.

Теперь Мтепва стал свободным человеком, но он разбирался лишь в двух вещах: Коране и работорговле. Поэтому совершенно естественно, что, оглядевшись в поисках средств к существованию, он решил пойти по стопам Шарифа Абдуллы. Он стал младшим партнером старика и после двух походов вглубь континента решил, что готов работать в одиночку.

Но для этого ему требовались обученные люди — воины, кузнецы, охотники, повара, а поскольку набрать их поодиночке было трудновато, он, обладая верой не столь крепкой, как у своего учителя, просто проскользнул ночью в палатку Шарифа Абдуллы и перерезал ему глотку.

На следующий день Мтепва продвигался вглубь во главе собственного каравана.

Он знал очень многое о работорговле и как торговец, и как жертва и извлекал пользу из своих познаний. Он понимал, что здоровый раб стоит дороже, и потому заботился о своих пленниках и кормил их намного лучше Шарифа Абдуллы и большинства других работорговцев. С другой стороны, он видел от кого из пленников следует ожидать неприятностей и знал, что лучше убить смутьяна перед всеми, дабы другим было неповадно, чем допустить, чтобы среди рабов зародилась даже сама мысль о неповиновении.

Поскольку человек он был обстоятельный, то вскоре разбогател и занялся торговлей еще и слоновой костью. Шесть лет спустя он уже возглавлял все крупнейшие операции по работорговле и браконьерству в Восточной Африке.