Леонид Кудрявцев - Космопорт, 2014 № 04 (5)

С другого бока тоже закричали: «Гэй!» и тоже стали топать, очень громко. Пан Змицер оглянулся и увидел, что это за ещё одним столом, которого он раньше не заметил, сидит шумная компания каких-то непотребных личностей, пьяных, конечно. Но пана Змицера они как будто и не замечают, они кричат девкам, кричат, конечно, сальности, а девки знай себе пляшут посреди корчмы и при этом задирают ноги так, что просто удивление и срам. Но и они на пана Змицера не смотрят. А скрипки визжат как коты! А бубен бьёт так, что сейчас уши лопнут. А девки пляшут, а корчма в дыму, накурено, что хоть оглоблю вешай, а народу столько, что не протолкаться! Откуда их набилось, думает пан Змицер, а сам опустил одну руку на саблю, во второй держит пустой келих и думает — сейчас к нему подсядут девки, и что делать? Гнать их? Будут же смеяться, скажут: девок наполохался! А если к нему сядут играть в карты, тогда что, неужели тоже не играть, сказать, что денег нет? Но по-сарматски ли это? А если…

Вот такой чмур вдруг на него нашёл! Но он тут же мотнул головой, ещё раз посмотрел по сторонам и думает: нет, не возьмёте, собаки! Я вас…

А что «Я вас»? К нему же никто не подходит, никто не подсаживается, как будто его тут и нет. И вот время идёт, пан Змицер сидит за столом, смотрит по сторонам, на ту гульбу, и думает, что так всегда — если к чему-то крепко приготовишься, то этого как раз не будет, а случится то, чего совсем не ожидаешь. А чего он не ожидает?

И только он так подумал, как сразу видит — из той толпы вдруг вышел человек, развёл руки, чтобы его не толкали, чтобы не забегали вперёд, не крутились под ногами, и пошёл прямо на пана Змицера, к его столу. Это был высокий, крепкий человек в чёрной мохнатой шапке и в чёрном просмоленном плаще, очень широком, и борода, усы и брови у него были чёрные, да и лицо будто прокопчённое или всё в саже, может, даже в порохе. И руки тоже оказались чёрные, когда тот человек положил их на стол, или упёрся ими, и замер. И он не садился за стол, а стоял возле него и сверху вниз молча смотрел на пана Змицера. В корчме орали, топали, плясали, выли, свистели, гундосили и даже брехали по-собачьи. И всё это было в дыму и в чаду! А тот человек смотрел на пана Змицера. А пан Змицер смотрел на него — снизу вверх. И одну руку по-прежнему держал на сабле, а во второй пустой келих.

Тут сбоку выскочил корчмарь, плеснул в келих горелки и пропал. Тот человек прищурился — но не по-людски, а только одним нижним веком, по-змеиному. Вот кто это был! Сам Цмок! Хозяин Пущи!

Но пан Змицер и тогда не дрогнул, не сморгнул, а поднял полный келих и, не сводя глаз с Цмока, начал пить. Пил не спеша, смотрел на Цмока. А Цмок на него. Когда пан Змицер выпил и поставил келих, Цмок сказал:

— Доброго здоровья, пан судья.

— Доброго, — сказал в ответ пан Змицер, но не прибавил, кому.

Цмок на это усмехнулся и сказал:

— Позволь, я к тебе присяду.

— С твоей ласки, — ответил пан Змицер.

— Га! — только и воскликнул Цмок и сел. Поднял руку, щёлкнул пальцами — и в корчме сразу стало тихо, все враз будто бы окаменели. Даже дыму стало меньше. И также сразу стало слышно, как на огне скворчит сало.

— Эй! — громко сказал Цмок. — Корчма! А ну дай и мне горелки!

Из толпы выскочил корчмарь и протянул ему келих. Цмок взял тот келих, дунул на него — и горелка загорелась.

— Добрая горелка! — сказал Цмок и начал её пить, горящую. И выпил всю. После перевернул келих вверх дном и ткнул его в столешницу. Келих так в неё и вбился, торчало только его донце. Пан Змицер хмыкнул. Но свой келих забивать не стал. Тогда Цмок его взял и забил. После усмехнулся и сказал:

— Слыхал я, пан Змицер, что ты до нас издалека приехал. Так ли это?

Пан Змицер помолчал, посмотрел по сторонам — а вокруг было полно народу, но теперь все стояли тихо — и сказал:

— Да, я из Глебска приехал.

— Для чего?

— Творить суд.

— А тут что, без тебя, его творить немому, что ли? — строго спросил Цмок.

— Получается, что некому, — ответил пан Змицер.

— А знаешь, кто я такой?

— Знаю. Ты Цмок. Хозяин Пущи.

— Нет, — сказал Цмок и усмехнулся.

— Не Пущи, а всего Края. Не будь меня, и всех вас, панов и хлопов, судей, стрельцов, рек и озёр, болот — ничего и никого бы не было. Вы все мои. Всё здесь моё. А ты куда лезешь?! Одну ноздрю прикрою, второй дуну — и дух из тебя вон. Вот и весь суд!

Тут Цмок как ляснет кулаком об стол! Так, что вся корчма заколотилась! А пан Змицер на это только засмеялся — негромко, но очень насмешливо.

— Что, не веришь?! — рыкнул Цмок и аж глазами засверкал.

— Верю, верю, — ответил пан Змицер.

— Да не вижу, чем здесь выхваляться. Потому что это не настоящая сила, а только обман и колдовство.

— А что тогда настоящая сила? — спросил Цмок.

— Это когда без колдовства, — сказал пан Змицер. — Когда только сам по себе. Вот так ты и со мной, сам по себе, померяйся. На саблях!

— У меня нет сабли, — сказал Цмок. — Зачем мне она? Надо мне кого убить — и так убью.

— Га! — сказал пан Змицер. — Колдовством! — и засмеялся.

Тут Цмока взяла злость, он аж почернел от злости. Говорит:

— Ладно, давай без колдовства. Но и без сабли! Давай просто на руках померимся. Кто перемерит, тот и победил.

— И что, — говорит пан Змицер, — кто победил, тот другого убьёт?

— Нет, — отвечает Цмок. — Меня убить нельзя. Я неубиваемый. А вот тебя убить легко. Но я не стану тебя убивать. У нас с тобой будет вот как: если я тебя перемерю, будешь у меня служить, как все эти служат, — и он показал на толпу.

— А если я перемерю, тогда что? — спросил пан Змицер.

— Тогда я тебя отсюда отпущу. Живым. Согласен?

Пан Змицер подумал и сказал:

— Согласен.

— Вот и добро! — засмеялся Цмок. Обернулся и позвал: — Корчма! А ну иди сюда! Прибери со стола!

Корчмарь через толпу протиснулся, сгрёб со стола всё лишнее, сверху рукавом протёр и говорит:

— Готово.

Пан Змицер и Цмок пододвинулись, сели один ровно напротив другого, локти на стол поставили, руками сцепились, изо всей силы, конечно, корчмарь проверил, чтобы было ровно, Цмок велел:

— Считай!

Корчмарь начал считать. И как досчитал до трёх, пан Змицер и Цмок стали мериться. Пан Змицер крепко упирался! Напружился изо всех сил! И также и Цмок напружился, стиснул зубы, давит, а все вокруг кричат:

— Цмок! Пуща! Пуща!

И опять все они начали скакать, визжать, орать, выть по-волчьи, брехать по-собачьи! Опять в корчме всё в дыму, не продыхнуть, пан Змицер тужится, сил больше нет, из-под ногтей кровь выступает, а Цмоку хоть бы хны, Цмок усмехается, скалится, у Цмока пот на лбу, глаза стали красные, веки дрожат и, как у змеи, дрыг-дрыг. И так же и руки дрожат. Пан Змицер чует — начал Цмок сдавать! Но и пан Змицер тоже. Ох, чует пан Змицер, сейчас сердце в груди порвётся, рука вся почернела, из-под ногтей кровь брызжет — и на стол. Уже весь стол в крови! А Цмок оскалился, хрипит. Вот как оно ему без колдовства, пан Змицер думает. И ещё думает: подохну, так подохну! И как рванёт, как навалился весь — и придавил Цмоков кулак к столешнице! И держит!