Журнал Поляна - Поляна, 2012 № 01 (1), август

X. весьма эффективно пользуется своим художественным даром, чтобы обольщать женщин. Обольщенным бедняжкам он обычно заявляет: «Все художники таковы!»

Теща Y. жалуется по секрету: «наш»-то все вроде пытается сосредоточиться и «работать» — к телефону не подходит, заставляет домашних врать, что его нет дома и так далее. А я так думаю: все это просто, чтобы жить в свое удовольствие — валяться на диване, грызть орехи, дрыхнуть до полудня. В лучшем случае с собачкой выйдет погулять или с женой побалуется — вот и вся «работа».

Братья-писатели заспорили за бутылочкой:

— В жизни литератор должен быть кремень — честный и прямой, — заявил X. — А литература — всего лишь искусство !

— А я в жизни готов идти на уступки, — возразил Y. — Зато в литературе — ни-ни!

— А я вообще на все чихал! — сказал Z.

Писатели старой закваски: знали, как жить духовно, постоянно писали об этом. Правда, сами как-то забывали. А когда вспоминали… снова начинали писать.

X.: «Время такое — бедным на книжки денег жалко, а богатым лень читать даже то, что написано на купюрах».

Заработать денег писательством можно. Только вот жить на них нельзя.

Когда я поинтересовался у одного почтенного издателя, с которым несколько месяцев вел серьезные переговоры, удосужился ли он вообще прочесть предлагаемые тексты, он яростно замотал головой и мило пошутил: «Чукча не читатель. Чукча издатель!»

Теперь даже дети знают: чтобы стать писателем, нужно раздобыть миллион долларов.

Воистину трагическая ситуация, когда жизнь прошла, а писателю, вечно затюканному и гонимому, так и не удалось написать хорошую книгу. Но не менее страшно, когда все сколько-нибудь достойное уже написано, а впереди еще полжизни.

Возраст уже дает мне некоторое право на эгоцентризм и субъективность оценок…. Да что я!.. Сколько отличных писателей и просто фантастически талантливых людей вместе со всеми их талантами и творениями оказались абсолютно непонятны и бесполезны.

Вспоминается разговор с одной пожилой писательницей, коренной московской интеллигенткой. Когда я спросил, надеется ли она на какое-нибудь будущее для своих трудов, она обвела рукой обширные стеллажи с книгами и рукописями и с горечью покачала головой: «Только умру — все тут же снесут туда…» И показала за окно, где стоял с откинутой крышкой, словно уже готовый принять еще один итог жизни, мусорный бак.

Y. прямо так и говорил: «Как только увидите меня по телевизору можете считать меня сукой».

Когда мы его увидели по телевизору он сказал: «Что, суки, увидели?»

X. первый раз приехал в Дом творчества и, как наивный, добросовестный писатель, взял машинку и столько-то часов выстукивал на ней наброски новой повести. В его отсутствие знакомые потихоньку проникали к нему в номер и впечатывали в его рукопись фразы и целые абзацы из классиков. Вычитывая очередную порцию написанного накануне, X. приходил в такой восторг от написанного, что к концу срока сошел с ума и попал в сумасшедший дом. Теперь, спустя много лет, шутникам их шутка по-прежнему кажется смешной.

…Нет существа более обидчивого, чем писатель Z. Буквально всех подозревает в желании унизить писательское самолюбие, ущемить достоинство, свободу личности. Особенно не терпит никаких поучений, даже намека на них. И взрывается мгновенно. Даже приходя к кому-нибудь в гости, когда хозяин просит вытереть ноги или надеть тапочки, мрачнеет, темнеет лицом и, наконец, не выдерживает: «Может, тебя еще и в ж… поцеловать?»

Y. показывал набросок нового романа «Русская Шахерезада». «Про писателей». Что-то вроде этого:

«…Первая русская красавица Наталья Николаевна Гончарова вышла замуж за Пушкина, который жил литературным трудом и для него 70 рублей были большие деньги. Но как-то в сердцах Пушкин сказал, что и за всю Россию столько не даст. У Александра Сергеевича цензором был сам царь, который сослал на Кавказ Лермонтова. Потом на Кавказе побывал и Лев Николаевич. Федор же Михайлович, кажется, не был на Кавказе, но зато тоже не любил балет. А Антон Павлович Чехов любил и балет, и театр. Но ходил только в театр. Бывало, посмотрит „Три сестры“ или „Иванова“ и кричит: „Книппер, Книппер!“ А однажды посмотрел „Чайку“ и так огорчился, что уехал на Сахалин, где познакомился с Александром Исаевичем Солженицыным, и Александр Исаевич читал Чехову свое собрание сочинений. Потом Чехов уехал отдыхать в Крым и умер, а Александр Исаевич уехал в Америку. Там он познакомился с Хемингуэем, которому тоже читал свое собрание сочинений. Когда Хемингуэй застрелился, Александр Исаевич приехал в Москву и там выступал в парламенте перед президентом, который тоже был писателем. Потому что в России писатель больше, чем поэт. Писателей в России хоронят на Новодевичьем, а поэтов всего лишь на Ваганьковском…»

Вот уж точно говорят: как корабль назовешь, так он и поплывет. Ну не повезло Рите с фамилией. Что поделать? Жила бы она в деревне, тогда понятно. Маргарита Сметанина.

Но живет она в городе. А какая в городе сметана? — 15 %. Кислая, жуть. Да, что там и говорить. Даже в английском сметана и кислый — это одно и то же слово.

Вот и мужчины реагировали на Риту так же, как люди на кислую сметану.

— Рит, — учила ее подруга Агния, — ведь надо же так себя подавать, чтоб мужчина к тебе бежал, вкусностей напокупал бы, вина там разного…

— Ох, не знаю, — останавливала ее Рита. — Мужчины ко мне с вином не ходят, да и пью я водку.

— Сметанина, ну вот видишь… Ну, как с тобой?

Повезло, конечно, Агнии. Агния, Агония, огонь, значит. Копна рыжих волос, глаза большие, темные и довольные, как у сытой коровы. А Рита? Пшеничные волосы в мальчишеской стрижке и джинсы на каждый день.