Журнал Российский колокол - Российский колокол, 2015 № 5-6

Открывая этот роман, я сначала испугалась – 18+, взрослая литература, роман не для детей, да и сам Михаил еще добавил, то ли специально, то ли нет, соответствующее предисловие. В романе действительно присутствуют нелицеприятные сцены, «сцены жестокости и насилия», но они лишь добавляют и накаляют градус реализма. От чтения не хочется отрываться, даже несмотря на заявленную жестокость. Автор мастерски держит в напряжении, не давая расслабиться, не давая вздохнуть. Роман читается на одном дыхании.

Итак, космос стал для землян домом. Солнечная система освоена, однако земляне – по-прежнему колонисты. Одна из целей – планета Макивар, на которой уже ведутся работы по освоению. На Макивар летит многопалубный пассажирский «Троян». Среди пассажиров – известный врач-вирусолог Джим Харт и гениальный учёный-агрофи-зик Вига Заремба со своим сыном Томасом. У Томаса – синдром Дауна. Организаторы экспедиции не давали согласия на то, чтобы Томас полетел, но Вига настояла: полёт намечался долгий. Заглянув в финал, увидим: после катастрофы выжил только Томас. Да ещё некоторое время пожила заражённая крыса.

Джим Харт тяжело переживает разлуку с любимой женщиной Полиной, хотя прошло уже несколько лет. Полина в разных техниках боя даст фору любому мужчине. Харт не смог её понять, и они расстались. На лице Полины шрам – памятка об одной из её побед, но и о разлуке с Хартом. Может быть, им ещё придётся встретиться в пространстве космоса. На «Трояне» Харта настигает новое чувство. Блондинка Лиза Островская становится его ангелом-хранителем, но заменить Полину в его сердце не может. А Лиза полюбила Харта глубоко и готова отдать за него жизнь.

На «Трояне» есть лаборатории и оранжереи, где созревают фрукты и овощи, есть бассейны и уютные комнаты для отдыха. Однако земляне остаются землянами – беспечными и доверчивыми одновременно. Метеоритный дождь заносит на корабль неизвестный инопланетный вирус. Результаты медицинских анализов – отличные. Но Вига Заремба, оставляя сиротой Томаса, умирает в жутких муках. Она была похожа на гноящегося осьминога.

Джим Харт первым разбирается со структурой вируса и, понимая, с чем они столкнулись, приходит в ужас. Около 10 % экипажа оказываются инфицированными. Главный техник сходит с ума и с помощью самодельной бомбы уничтожает двигатели корабля. Цепная реакция выводит из строя половину генераторов на корабле, сделав непригодными для жизни большинство жилых палуб. Вся неэкранированная вода и выращиваемая еда оказываются зараженными. Экипаж корабля оказывается на пороге голода.

Эпидемия распространяется с ужасающей скоростью. Крысы, кошки и перенаселение людей на оставшихся палубах лишь способствуют этому. Джим и другие врачи пытаются остановить распространение вируса и облегчить страдания умирающих, но без медикаментов и медицинского оборудования они ничего не могут сделать. Напряжение и голод нарастают, люди умирают все чаще, и в какой-то момент они начинают винить во всем произошедшем врачей. Социальный взрыв становится неизбежным. Положение осложняется тем, что вирус оказывается совершенно не тем, чем его считали, и теперь любой контакт с кораблем грозит гибелью всему живому.

Остается Томас, которого большинство членов экипажа называли не иначе как имбецилом. Он имеет иммунитет к совершенному вирусу, и из клеток его крови можно получить вакцину, но выясняется это слишком поздно. Ведь единственный, кто может это сделать, – Харт, тоже оказывается зараженным, и время идет на часы. Теперь от неполноценного члена экипажа, которого все презирали и издевались над ним, чудом попавшего на корабль, будет зависеть судьба всего чел

овечества…

Чтение ожидается захватывающее. Надеюсь, выболтала не все секреты романа. Их много. Хватит не на один вечер чтения. Роман написан скупо и ярко. Мне нравится хладнокровная и беспощадная фантастика. Такие романы напоминают о «Солярисе» Станислава Лема и предупреждают что самовлюблённость землян – самое слабое место.

Анна Северянин

Андрей Алексеевич Чернов родился в Луганске в 1983 году. Окончил Луганский университет им. Т. Шевченко. Литературовед, критик, публицист. Занимается изучением русской литературы XX века. Историк литературы Донбасса. Публиковался в Луганске, Киеве, Москве, Перми и др. Автор более 100 публикаций. Секретарь правления Союза писателей Л HP. Заместитель главного редактора луганского литературного альманаха «Крылья».

«Когда с Майданека налетал ветер, жители Люблина запирали окна. Ветер приносил в город трупный запах. Нельзя было дышать. Нельзя было есть. Нельзя было жить», – так просто и лаконично начал свой очерк о страшном «лагере смерти» Борис Горбатов. Так просто и ясно сказал Горбатов о покорном смирении поляков перед силой захватчика. Силой наглой и чудовищной в своей самоуверенности. «Весь Люблин, – пишет в очерке Б. Горбатов, – знал о фабрике смерти. Весь город знал, что в Крембецком лесу расстреливают русских военнопленных и заключённых поляков из Люблинского замка. Все видели транспорты обреченных, прибывающих из всех стран Европы сюда, в лагерь. Все знали, какая судьба ждёт их: газовая камера и печь». Скованный политическим тактом Борис Горбатов не пишет только об одном: о том, что люблинцы беспрекословно терпели это «знание», знание того, что где-то рядом убивают людей.

Может быть, они не знали этого? Может быть, Горбатов ошибался? Нет, это в Варшаве или Кракове могли не знать того, что творилось под Люблином. Сами же люблинцы всё прекрасно знали. И отгораживались от этого назойливого, удушающего «знания» закрыванием окон. Точно так же герой рассказа Всеволода Гаршина «Четыре дня» только тогда осознал, какой поступок он совершил, когда, лишенный возможности ходить, оказался практически прикованным к разлагающемуся трупу убитого им человека…

Безусловно, люблинцы успокаивали себя: «Я не еврей» или «Я не коммунист/социалист», «Я не состою в запрещенных организациях»… «Меня не за что отправлять на смерть»… Одним словом: «я благонадёжный для Рейха человек». «ЛИШЬ БЫ НЕ Я!» Это надежда? В какой-то степени да. Истерическая надежда человека, согласного стерпеть всё, лишь бы выжить. Человека, в котором уже умер Человек. Здесь нет ничего удивительного, просто сталкиваются два мира – мир жертвы и мир не жертвы. И тот, кто пока ещё не жертва, всегда будет надеяться, что судьба жертвы – это не его судьба. И от этого упорное отрицание причастности своего невмешательства и равнодушия к убийству людей.