Коллектив авторов - Литературное приложение «Знание-сила: Фантастика. №01/2017

И Лина не выдержала. Она устроилась в танцевальную группу, которая выступала в ночных клубах. Памперсы, бутылочки, каши – все осталось дома, с ней был только танец. И горящие глаза зрителей, и драйв отточенных движений в пульсирующем свете танцпола. На рассвете драйв уходил под шум моторов хлебных и молочных фургонов, растворялся в серых от усталости лицах первых прохожих – работяг-муравьев, спешащих на работу. Лина не хотела быть муравьем, она хотела быть яркой бабочкой в вечном полете. И тогда она нашла средство, чтобы полет никогда не заканчивался: доза. Сначала был чистый кокаин, который придавал внешности изысканную, аристократическую бледность, но ей требовалось все больше. И наркодиллеры вдруг стали смотреть не только на пачку купюр в ее руках, но и принялись откровенно шарить глазами по точеной фигуре. Лина ушла из дома, сняла крошечную комнатку, белая изысканность кокаина сменилась черной повседневностью героина. Поклонники заскучали и разбежались, разочарованные предсказуемостью финала. Только один из них по-прежнему смотрел на нее, как на богиню, вернее, на принцессу. Хрупкую северную принцессу.

Его звали Кнаан. Он приехал из далекой жаркой страны, поступил в мединститут, но на втором курсе его отчислили. Вернуться домой неудачником он не решился, поэтому остался в чужом холодном городе, устроился на работу в больницу, оброс нужными связями и всегда мог достать дозу. А если не мог, то просто крал. И когда в их жизни неожиданно появился спаситель Борис, Кнаан стал одним из немногих людей, кто пошел на симбиоз сознательно…

Никита успел вовремя. Лина стояла возле машины, держа Антона за руку. Кнаан придерживал открытую дверь, мальчик счастливо смеялся, глядя на мать. За рулем сидел Борис. Вдоль тротуара плотными рядами были припаркованы машины, и Макарову пришлось остановиться на другой стороне улицы. Никита так быстро выскочил из машины, что поскользнулся и едва не упал.

– Антон, отойди от них! – крикнул Никита, пытаясь перебежать дорогу. Но машины, как назло, одна за другой проносились по трассе, не собираясь уступать дорогу пешеходу. Мальчик растерянно посмотрел на отца. Улыбка на его лице сменилась растерянностью. Никите, наконец, удалось проскочить между машинами, и он помчался к сыну.

– Эй, ты! Убери свои руки от моего ребенка! – прорычал Никита, приближаясь к Лине. Кнаан встал перед ней, молча закрывая женщину собой. Борис вышел из машины, собираясь поговорить с Никитой, но Лина опередила его:

– Никита, я просто хочу устроить ему праздник. Понимаешь? С ним ничего не случится!

Собственное имя в ее устах резануло слух Макарова, еще больше подчеркивая ее чужеродность. Прежняя Лина никогда не называла его Никитой, а только Ником, когда была серьезной, и ласково – Китом.

– Почему Кит? – шутливо спрашивал Макаров, подхватывая ее на руки. Он заранее знал ответ, но ему нравилось слушать, как она смеется, пытаясь выскользнуть из его объятий:

– Потому что ты такой же большой и осторожный!

Он по-прежнему остался большим мужчиной, но перестал быть осторожным.

– Ему не нужны твои праздники! Мой сын не нуждается в грязных паразитах, высасывающих мозг и тело.

Рактры побледнели. Антон, чувствуя напряженность взрослых, выпустил руку Лины. А Никита откинул полу куртки, демонстрируя рукоятку пистолета, и твердо сказал:

– Антошка, пойдем домой, – Макаров взял сына за руку, но мальчик вдруг вырвался и закричал, топнув ногой:

– Ты – злой! Ты кричишь на маму! Я с тобой не пойду!

– Антошка, сынок, мы с… мамой, – это слово далось Никите с трудом, – просто так играем. Идем домой, я тебе целую гору подарков привез!

– Не хочу! – закричал ребенок, делая шаг назад.

– Ну, что ты, – как можно мягче сказал Никита, шагнув вперед. И в этот момент Кнаан, до этого стоявший молча, вдруг предупреждающе схватил Никиту за рукав. Он первым обратил внимание на то, что не заметили другие в пылу спора: ребенок стоял на обледенелом поребрике. И Кнаан хотел просто предупредить Никиту, чтобы тот не делал резких движений. Но Макаров понял иначе и ударил его кулаком в лицо. Мальчик испуганно вскрикнул, шагнул назад, поскользнулся и упал навзничь, ударившись затылком о бампер припаркованного рядом джипа. Глаза ребенка закатились, изо рта медленно поползла тонкая струйка крови.

Лина тоненько взвыла, зажав руками рот. Никита бросился к сыну, упал на колени, принялся гладить его по лицу, шепча:

– Антошка, ты что, а? Открой глаза, сынок, пожалуйста, открой! Что же ты меня так пугаешь? – он просунул руку под голову ребенка, почувствовал что-то горячее, медленно вытащил ее обратно, поднес к глазам, рассматривая кровь сына на своей руке, и вдруг хрипло вскрикнул, закусывая окровавленный кулак. Вскрикнул и начал раскачиваться вперед-назад, сидя на коленях.

Лина упал на колени рядом с ним, обхватила сына, попыталась приподнять его.

– Лина, нельзя! – Борис остановил ее. – Его нельзя сейчас трогать! Он прощупал пульс мальчика и покачал головой, глядя на Кнаана.

– Я «скорую» вызвал, – тихо сказал Кнаан, наклонившись к Борису, – но боюсь, по таким пробкам они не скоро сюда доберутся.

– Даже если бы они добрались быстро, это бы не помогло, – Борис выразительно посмотрел на Кнаана. – Я вижу только один выход из положения: симбиоз.

– Но это ведь физическая травма, – неуверенно сказал Кнаан, – разве среди нас есть те, кто способен на такую регенерацию?

– Есть молодые и сильные, которые могут справиться с детской травмой. Потому что у детей масса тела меньше, чем у взрослых, так что сил вполне хватит на регенерацию. Просто ты этих рактров ни разу не видел. Пока они дожидаются своей очереди, сила уходит. Но в этом случае кто-то из них пойдет вне очереди.

– Это ты все подстроил! Специально подстроил, сволочь, чтобы заполучить моего сына! – Макаров медленно поднялся на ноги. За несколько минут он постарел на много лет, глаза лихорадочно горели на вмиг осунувшемся бледном лице. – Вы все виноваты! Чертовы имитаторы! – он схватил Бориса за горло и прошипел ему в лицо. – Ты его не получишь, мразь! Я вас, гадов, всех передушу, собственными руками передушу, чтобы вы захлебывались своим дерьмом, уроды!

– Это мы уроды? Мы – имитаторы? – Борис с неожиданной силой разжал руки Никиты, и, дрожа от напряжения, медленно опустил их. Макаров попытался вырваться, но Борис держал крепко. – Да это вы имитаторы! Вы – люди! Вся ваша жизнь – имитация: дружба, любовь, семья, помощь близким! Вы клянетесь в верности, но предаете, когда под руку попадается жирный лакомый кусок. Вы кричите о милосердии, открываете бесполезные благотворительные фонды, но торопливо поднимаете стекла машин, когда нищий оборванец, которому не хватает на дозу, бутылку или просто кусок хлеба, протягивает свою грязную руку в чистенькие салоны ваших машин. Вы поете о любви к одним, а спите с другими. Вы умеете любить только тех, кого вы же сами и распяли, а тех, кого еще не доволокли до креста, просто выбрасываете из своей жизни. Потому что жалость вы тоже имитируете, как и саму жизнь. А ты – самый лучший имитатор! Ты ненавидишь нашу расу, потому что чувствуешь в нас собственное нутро! Ты любил женщину, но когда она покатилась по откосу, ты отказался от нее! А теперь готов похоронить своего ребенка из-за дурацких принципов, которые сам себе придумал! Тебе нужен мертвый сын? – голос Бориса вдруг изменился, стал низким, в воздухе пронеслась вибрирующая волна, возникло невыносимо-рокочущее эхо, от которого закладывало уши.