Эдвард Радзинский - Монолог о браке

ЕЕ МАТЬ.Так что ладно, записывайтесь. Теперь о вопросах скучного быта. В Швеции, я слышала, есть закон, по которому люди имеют право вступать в брак, лишь обладая собственным домом. Вы, по-мо­ему, обладаете только койкой в общежитии.

ОНА.Мама…

ЕЕ МАТЬ.Это жизнь, дорогая Леночка, и ее не на­до стыдиться. Так что, говоря попросту, где вы собирае­тесь жить? У нас? Это – тесно, неудобно, и мы не на­столько знаем друг друга, и у всех есть свои привычки… Снять комнату?.. Это очень дорого, а вы пока не зараба­тываете… К счастью, тетя Вера, которая живет теперь у тети Ани и дяди Сережи, сама предложила отдать вам свою комнату… Это небольшая комната, рядом с Химками… Пятьдесят минут на автобусе. Она небольшая… но вам большую и не надо.

ОН (в зал). Нам и не надо было большую… Нам…

ЕЕ МАТЬ.Так, с этим мы уладили… А теперь давай­те обедать. Только сначала надо мыть руки, молодой человек… Так это заведено… (Отходит с ним в сторо­ну.) Я хочу открыть вам, что вы совершенно не умеете мыть руки. После вашего мытья на полотенце оста­лись грязные следы… Я рада вам сделать это замечание как будущему родственнику: вы уже достаточно взрослый, чтобы уметь мыть руки.

ОН.Простите. Ради бога… простите. (Ей.) Я чуть не умер от стыда. Есть вещи, которые нельзя говорить… (В зал.) Но что делать – она работала педагогом, и у нее, видимо, были свои взгляды на воспитание: она считалась сторонником реалистического подхода к вещам – к любым вещам. Наверное, все это полез­но… (Ей.) Я, например, после ее прямого и честного разговора так тщательно мою руки, что теперь не поймешь – нужно ли руки вытирать полотенцем или наоборот. Правда, в доме у вас я старался больше не бывать.

ОНА.Милый. Ты никогда не мог понять. Она была моя мать! Она меня любила! Страшно любила и отто­го было все! Это надо было понять, а не пользоваться ее опрометчивыми словами и поступками! Впрочем, все эти рассуждения о несовершенстве моей матери появились потом… А тогда ты уставился на меня и про­сидел весь обед с блаженной улыбкой…

ОН.Тогда был рай. И мы получили от щедрот тво­ей матери тот самый шалаш, в котором так хорошо с той самой милой. И я не мог представить, как мы по­том выберемся из этой комнаты.

НЕПТУН (плюхаясь на стул). Димьян! (Берет салфетку, вытирает глаза.) И у меня тоже… была теща… Хорошая такая… Взаимопонимание… Ни одного грубого слова! Только и слышал от нее «зятек» да «зятек»! Теща, где ты?

ЕЕ МАТЬ.Действительно, почему не видно среди нас этой положительной дамы? Отчего вы ее не вооб­разили, гражданин Ферапонт?

НЕПТУН (горестно). Ее нельзя вообразить, ма­маша. Она десятого фаршем случайно отравилась – теперь на больничном…

ОН.Ау… Мы пришли в нашу первую комнату.

ОНА.Неужели в ней всего девять метров? Она ка­жется намного больше. (Он целует ее.) Кто-то ходит в коридоре… А здесь нет даже крючка.

ОН.В ней девять и шесть десятых метра.

ОНА.Давай сначала сделаем крючок. (Целует его.) Сколько ты раз меня поцеловал… Жить без обык­новенного крючка… как так можно? (Он целует ее.)

ОНА (с ужасом). Боже мой… как я тебя люблю…

ЕЕ МАТЬ (печально и прекрасно). Они – дети… Попросту дети…

НЕПТУН (стонет). И у меня – тоже! (Почти ры­дает.) Правда, нюанс: сначала мы жили в комнате вместе с тещей, которая десятого фаршем отрави­лась… Как нам было хорошо! Как мы ждали с Улитой, когда теща заснет! С тех пор для меня храп, как музы­ка… как популярная песня. Сон тещи, где ты? (Выти­рает глаза салфеткой.)

ОН.Перестань сейчас же! Он все испортит… Мы повторим еще раз.

НЕПТУН.Да, да – на бис! И простите меня…

НЕПТУН и ГЕНЫЧ уходят.

ОН.Ау! Леночка! Мы пришли в нашу первую комнату. Смертельный номер!

ОНА (почти кричит). Перестань шутить! Я не могу больше над этим смеяться! Я же люблю тебя! Я же люблю тебя! Я же люблю тебя! Я же люблю тебя!

Выходят НЕПТУН и ОН.

ОН (в зал). Это значит – прошло больше года. Я закончил университет, я начал работать в НИИ. Нептуша, пора вспомнить про первый год моей работы.

НЕПТУН.Обижаешь. Я, конечно, уважаю ин­теллигентные занятия: я вон сам в фотографии работаю, я, если хочешь знать, когда без очереди куда лезу – всегда кричу для интеллигентности «Атас! В министерство опаздываю». Я вон фильм «Тени за­бытых предков» по телевизору до конца досмот­рел. Но сегодня суббота, день отдыха. (С негодова­нием.) И если ты хочешь в мой выходной день по­вспоминать про свои протоны-электроны…

ОН.А что ты кричишь?

НЕПТУН.А сам закрой коробочку! Я к тебе при­шел прямиком из детства или ты ко мне? Чем гостя из детства занимаешь? Где домино? Где футбол? Где теле­визионная игра «А ну-ка, парни!»? А теперь про работу решил наладить?

ОН.Нептуша!

НЕПТУН.Обиделся я! (Молчание.)

ОН.Нептуша, а Нептуша… А у нас мюзикл зато ско­ро будет…

НЕПТУН.Чего?

ОН.Мюзикл! Это значит: когда все весело! Поем напрополую и при этом трезвые и не психи. Вообще, мюзикл – это выход. Вот, допустим, я тебе оскорбление говорю. Обидно. А вот если я спою его тебе? (По­ет.) «Дурак». Вроде даже приятно, так? Мюзикл, Неп­туша, это – хорошо.

НЕПТУН.Мюзикл, Дима!

ОН.Мюзикл, Федя!

НЕПТУН.Мюзикл, Дима, – это хорошо! (Целу­ются.) (Рукопожатие.)

ОН.Ау! Мы живем уже год в нашей комнате… И у нас еще рай!.. (Обращаясь к ней.) Заинькин… (В зал.) Заинькин – это ее тогдашнее прозвище.

ОНА.Да, Барбарисин.

ОН (в зал). Барбарисин – это я. Почему «Барба­рисин» – уже не помню, так сложилось.

ОНА (нежно). Барбарисин!

ОН (тоже нежно). Да, Кысин… (В зал.) Кысин – это второе ее прозвище. (Ей.) Да, Кысин-Заинькин.

ОНА (в высшей степени нежно). Поцелуй меня, Барбарисин. (Он целует ее, томно.) Нет, ты сделал это формально. (Снова целует.) Ты очень сильно скучал без меня сегодня, Барбарисин?

ОН (восторженно). Я очень сильно скучал без те­бя, Кысин-Заинькин!

НЕПТУН (элегически). То же! Все то же! И меня моя звала ласково Котик.. Леночка… Заинька… Только когда расстраивалась – называла «змей вонючий».

Стук часов. Время.

ОН (ей). Мы будем жить согласно идеям Руссо. Де­ло в том, что великий просветитель проповедовал полное равенство. Отсюда вытекает: кто должен сего­дня чистить картошку, если вчера ее чистила ты? Я… Я должен чистить картошку, Заинькин.