Леонид Малюгин - Старые друзья

К н и п п е р (с ролью в руках) . «Счастлив тот, кто не замечает — лето или зима теперь!»

Ч е х о в. Здесь, в «Pension Russe», я изучал киевских профессоров — опять хоть комедию пиши! А какие ничтожные женщины… сколько гибнет здесь русских денег. Как идут «Три сестры»? Ни одна собака не пишет мне об этом.

К н и п п е р (с ролью в руках) . «Трам-там-там…»

Ч е х о в. Я сегодня именинник. Здесь никто не знает об этом, к счастью. Ну как «Три сестры»? Если испортите третий акт, то пьеса пропала, и меня на старости лет ошикают.

К н и п п е р (с ролью в руках) . «О, как вы постарели! Как вы постарели!»

Ч е х о в. Если пьеса провалится, поеду в Монте-Карло и проиграюсь там до положения риз.

К н и п п е р (с ролью в руках) . «Когда берешь счастье урывочками, по кусочкам, потом его теряешь, как я, то мало-помалу грубеешь, становишься злой…»

Ч е х о в. Как идут репетиции? Боюсь, что скверно. Я собираюсь в Алжир.

К н и п п е р (с ролью в руках) . «А уже летят перелетные птицы… Лебеди или гуси. Милые мои, счастливые мои…»

Ч е х о в. О пьесе ты не пишешь, и я подозреваю, что она проваливается.

К н и п п е р (с ролью в руках) . «У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том… златая цепь на дубе том…» Я с ума схожу… «У лукоморья… дуб зеленый…»

Ч е х о в. Здесь стало холодно, и я рад, что уезжаю. Поеду не в Алжир, а в Италию, в Неаполь. Меня утомили «Три сестры» или попросту надоело писать, устарел. Мне бы не писать лет пять, лет пять путешествовать, а потом засесть.

К н и п п е р (в роли Маши) . «Человек должен быть верующим или должен искать веры, иначе его жизнь пуста. Жить и не знать, для чего дети родятся, для чего звезды на небе… Или знать, для чего живешь, или же все пустяки, трын-трава».

Ч е х о в. Как прошли «Три сестры»? Телеграфируйте подлиннее, не щадя живота моего.

К н и п п е р (в роли Маши) . «О, как играет музыка! Они уходят от нас, один ушел совсем, навсегда, мы останемся одни, чтобы начать нашу жизнь снова. Надо жить… Надо жить!»

Ч е х о в. Шла моя пьеса или нет? О ней ни слуху ни духу, очевидно, не повезло.

Чехов уходит. Появляется М а р и я П а в л о в н а.

М а р и я П а в л о в н а. Милый Антоша! Я написала тебе в Алжир, ты, конечно, не получил моего письма. Пишу в Неаполь. Я была на первом и втором представлении «Трех сестер». Сидела в театре и плакала.

К н и п п е р. Публика сумасшествовала, В ушах звенело от криков и аплодисментов. С каким наслаждением я играю Машу! Спасибо тебе, Чехов! Браво!

М а р и я П а в л о в н а. Уже нет ни одного билета на шесть будущих спектаклей. По всей Москве только и разговору, что о «Трех сестрах».

К н и п п е р. Публика нас принимает, а газеты ругают до бесстыдства. Пишут, что наш репертуар развращающе действует на молодежь. О, как ругают! Меня совсем загрызли. Я, признаюсь тебе, терзалась эту ночь.

Появляется Ч е х о в.

Ч е х о в. Тебя бранят в первый раз в жизни, оттого ты так и чувствительна, со временем же привыкнешь! (Пауза.) Для театра можно писать где угодно, но не в России, где авторов не уважают и лягают копытами. От «Нового времени» я не жду ничего, кроме гадостей. Это не газета, а зверинец. Это стая голодных, кусающих друг друга за хвосты шакалов, это черт знает что! Не читай газет, не читай вовсе, а то совсем зачахнешь. Погода в Ялте чудесная, такая же чудесная, как твои письма, которые приходят теперь из-за границы. Работаю в саду. Все в цвету, птицы поют, не жизнь, а малина. Здешний климат я презираю и люблю, как презирают и любят хорошеньких, но скверных женщин. Я с удовольствием двинул бы теперь к Северному полюсу, куда-нибудь на Новую Землю. На Шпицберген, тем более что здоровье мое поправилось. Здесь Бунин, который, к счастью, бывает у меня ежедневно. Горький в Нижнем, его держат под домашним арестом. (Пауза.) В начале мая я приеду в Москву, мы повенчаемся и поедем по Волге. Можно и по Северной Двине в Архангельск, на Соловки. Если дашь слово, что ни одна душа в Москве не будет знать о нашей свадьбе, я повенчаюсь с тобой хоть в день приезда. Ужасно почему-то боюсь венчания, и поздравлений, и шампанского, которое нужно держать в руке и при этом неопределенно улыбаться.

Чехов уходит. Появляется М а р и я П а в л о в н а.

К н и п п е р. Маша! Свадьба у нас вышла преоригинальная. В церкви не было ни души, у ограды стояли сторожа. Священник не хотел венчать без оглашения, но мы его убедили, что не желаем оглашения. Во время венчания мне казалось, что я или расплачусь, или рассмеюсь. Из церкви поехали прямо на вокзал. В Нижнем были у Горького — у него в сенях и в кухне сидит по городовому. Обрадовался Горький Антону несказанно. Сидели мы долго и только в конце признались, что поженились. Он, конечно, пустил черта, удивился, обрадовался, принялся колотить меня по спине. Мой супруг велит тебе написать, что я одурела от счастья, — ты веришь?

М а р и я П а в л о в н а. Вы не желаете оглашения, а о женитьбе Антона напечатано в газетах. Телефон трещит непрерывно. Я принимаю поздравления, острю, говорю глупости. Если бы ты знала, как я страдаю! Все хожу и думаю, думаю без конца. Я чувствую себя одинокой более, чем когда-либо. Уходят сразу и брат, и подруга. Я за два года так к тебе привязалась. Неужели между нами ляжет бездна, как всегда это бывает, когда одна из подруг выходит замуж? Если ты станешь Наташей из «Трех сестер», я тебя задушу собственноручно. Мама все плачет, не может успокоиться, что ее любимчик женился на актрисе. Как странно, что ты теперь Чехова, нужно писать на конверте — Ольге Чеховой.

К н и п п е р. Я хотела накатать тебе письмо сгоряча, но, спасибо, Антон остановил меня. Если бы ты знала, как огорчило Антона твое письмо. Машенька, дорогая, будь умницей, чтобы нам всем хорошо жилось. Неужели ты разлюбишь меня за то, что я стала женой Антона. Боюсь мечтать, но мне кажется, что мы с ним будем отлично поживать.

М а р и я П а в л о в н а. Желаю тебе быть счастливой и своим счастьем зацепить и меня немножко. А нашему любимцу желаем полного выздоровления. Когда-то мы с тобой мечтали жить в Москве вместе. Как же теперь? Где ты теперь будешь жить зимой — в Москве или в Ялте?

К н и п п е р. Я сама ничего не знаю. Мне ужасно сразу бросить дело, дело новое, молодое, которому мы отдали все наши силы. Ведь, кроме театра, у нас не было жизни, не было других радостей. Запутала я и свою и чужую жизни, как-то я с этим справлюсь?

Появляется Ч е х о в.

Мы с Машей все объясняемся. Все это самая обыкновенная ревность. Ведь мы с ней любим друг друга!

Ч е х о в. Все это вздор! Я боюсь, что, чего доброго, ты будешь ссориться с Машей.

Книппер уходит.

Милая Маша! Женитьба нисколько не изменит моей жизни. Буду жить так, как жил до сих пор, и мать тоже. И к тебе мои отношения останутся неизменно теплыми и хорошими, какими были до сих пор. С супругой своей придется быть в разлуке — к этому, впрочем, я уже привык.