Леонид Малюгин - Старые друзья

К н и п п е р. Сыграли мы «Дядю Ваню» хорошо, не посрамились. Даже мужчины плакали. Приходила за кулисы депутация, говорили, что земские врачи глухих углов России никогда не забудут этот день. Поднесли театру твой портрет в лаврах. Если бы ты мог быть здесь! В театре все время говорят о тебе, твоей комедии.

Ч е х о в. О пьесе я написал тебе зря — это с пера сорвалось. Она чуть забрезжила в мозгу, как самый ранний рассвет. Я сам еще не понимаю, какая она, что из нее выйдет, и меняется она каждый день. Писатель должен много писать, но не должен спешить. Мать уехала, я остался соло. Живу во всем доме один. И ничего. Я уже не помню — блондинка ты или брюнетка, помню только, что когда-то у меня была жена.

К н и п п е р. Какая я тебе жена, если приходится жить врозь. Я очень легкомысленно поступила по отношению к тебе. Раз я на сцене, я должна остаться одинокой и не мучить никого. Не проклинай меня!

Ч е х о в. Не говори глупостей. Мы с тобой очень порядочные супруги, если не мешаем заниматься друг другу делом. Я уже составил планы, как нам с тобой проводить будущее лето. Хочется в Швейцарию, где я еще ни разу не был, на озеро Комо. Поедем?

К н и п п е р. Как я завидую твоему сдержанному характеру. Ты — человек сильный, а я ничтожный, совершенно слабый. Ты живешь своей особенной жизнью и не придаешь значения явлениям каждодневной жизни.

Ч е х о в. От природы у меня характер резкий, я вспыльчив, но привык сдерживать себя. Скоро приеду! Подыскивай мне портного, очень хорошего, подыскивай легкий мех. У меня отродясь не было сносной, мало-мальски приличной шубы!

К н и п п е р. Наш режиссер Санин женится на Лике, уже принимает поздравления.

Пауза.

Ч е х о в. Лику я знаю давно. Она хорошая девушка, умная и порядочная. Ей с Саниным будет нехорошо, она не любит его. Ну, да все это от судьбы!

Книппер уходит.

Любовь — это остаток чего-то вырождающегося, бывшего когда-то громадным, или часть того, что в будущем разовьется в нечто громадное.

Появляется К н и п п е р.

К н и п п е р. Вчера сыграли пьесу Горького. Театр был полон полиции — и мундирной, и переодетой. На спектаклях у нас происходит черт знает что — зала наэлектризована. На улицах — городовые и жандармы. Побоище было здоровое. Говорят, государь не утвердил Горького академиком.

Книппер уходит. Появляется Г о р ь к и й.

Г о р ь к и й. Горячая была схватка! Я вовеки не забуду этой битвы. Женщин хватали за волосы и хлестали нагайками. Но хотя и рыло в крови, а еще не известно, чья взяла. А студентики милые, славные люди. Бесстрашно идут, дабы победить или погибнуть! Дай вам боже здоровья, охоты работать, счастья, ибо никогда не поздно быть счастливым. Я подал прошение министру внутренних дел — разрешить мне поездку в Ялту.

Ч е х о в. Полагаю, что в России ежегодно, потом ежемесячно, потом еженедельно будут драться на улицах, пока не додерутся. Если бы вас пустили сюда, это было бы прекрасно. В Ялте зимой мало людей, никто не надоедает, не мешает работать. К тому же Лев Николаевич скучает без людей, мы бы навещали его. Сюжетов скопилось тьма-тьмущая. Но чувствую, что теперь надо писать как-то иначе, для кого-то другого, строгого и честного.

Г о р ь к и й. Мне разрешили жить в Крыму… кроме Ялты. Я в Арзамасе, дорогой друг. Жители говорят обо мне: «Не было печали, черти накачали! Пойдут и у нас теперь прокламации с революциями». Под окнами моими гуляет полицейский, внимательно всматривается, как я делаю революцию. Никто ко мне не ходит, опасаясь пятна неблагонадежности, а я этому рад. Живу себе да дрова колю, для гимнастики. Буду много писать. Приезжайте сюда! Возьмем мы с вами лодку, я буду книжки читать, а вы — дожидаться, пока окунь клюнет. И заберите тетю Ольгу с собой, она бы роли свои готовила и здоровье нагуливала. Зажили бы мы расчудесно! А ведь занятно жить на земле, ей-богу! Я ожидаю некоторых неожиданностей; ежели оные произойдут, жена своевременно известит вас об этом.

Горький уходит.

Ч е х о в. Будет время, когда произведения Горького забудут, но сам он едва ли будет забыт даже через тысячу лет. (Пишет письмо.) «Милостивый государь Александр Николаевич! В декабре прошлого года я получил извещение об избрании Алексея Максимовича Пешкова в почетные академики. Пешков тогда находился в Крыму, я первый принес ему известие об избрании и первый поздравил его. Затем в газетах было напечатано, что ввиду привлечения Пешкова к дознанию выборы признаются недействительными… Извещение исходит от Академии наук, а так как я состою почетным академиком, то это извещение исходило и от меня. Я поздравлял сердечно, и я же признал выборы недействительными — такое противоречие не укладывается в моем сознании, примирить с ним свою совесть я не мог. После долгого размышления я пришел к решению, крайне для меня тяжелому и прискорбному, а именно — почтительнейше просить Вас ходатайствовать о сложении с меня звания почетного академика. Антон Чехов».

Появляется А л е к с а н д р П а в л о в и ч.

А л е к с а н д р П а в л о в и ч. Не сердись, брате, что я подолгу тебе не пишу. Происходит это потому, что я вообще много пишу ради manger и boir. Поживаю я тускло. Зарабатываю мало. В «Новом времени» меня не печатают, потому что ненавидят Антона Чехова. Живу я писанием глупого исторического романа в «Полицейских ведомостях». Мечтаю дать всем Сувориным вселенскую смазь. «Новое время» было ямой, стало отхожим местом. Лелею мечту: уйти на солнышко и обсушиться. Хотелось бы купить где-нибудь в глуши десятины полторы у речки з раками, построить из кизяка хатыну и замуроваться. Не знаешь ли ты такого глухого уголка? Можно и под Таганрогом. Все, Антоша, надо понимать! Даже и то, что мухи воздух очищают.

Ч е х о в. Многоуважаемый Артаксеркс Павлович! Тебе уезжать далеко от столицы никак нельзя: до самой своей праведной кончины ты будешь работать в поте лица и зарабатывать кусок хлеба. Я все похварываю, начинаю уже стариться и не вижу многого такого, что, как литератор, должен бы видеть. Вижу только, к счастью, что жизнь и люди становятся все лучше и лучше, умнее и честнее. Пиши письма по возможности почтительные. Первородством не гордись, ибо главное не первородство, а ум.

Александр Павлович уходит. Появляется К н и п п е р.

К н и п п е р. Пришло на твое имя письмо из Парижа, из редакции. Спрашивают твое мнение — в упадке ли Франция? Можешь ответить не более пятидесяти строк.

Ч е х о в. Я чувствую себя полегче и уже не поглядываю сердито на свою рукопись. (Берет рукопись.) «Вся Россия — наш сад… Земля велика и прекрасна, есть на ней много чудесных мест… Я уже предчувствую счастье, я уже вижу его. Вот оно, счастье, вот оно идет, подходит все ближе и ближе, я уже слышу его шаги. И если мы не увидим, не узнаем его, то что за беда? Его увидят другие». Пьеса получается веселая, легкомысленная. Есть места, которые может почеркать цензура, это будет ужасно. Пьесу пришлю на твое имя, а ты уже передашь в театр.