Игорь Соболев - Моя деревня

С е в е р о в. Сапогом его, сапогом! Теперь такое только в кино можно увидеть.

Николай подхватывает самовар и выскакивает из дома. Пронина, поставив на стол закуски, стоит в нерешительности. Кольцов уловил ее взгляд.

К о л ь ц о в. Да ты что? Еще лапти старые достань!

С е в е р о в. Что случилось?

К о л ь ц о в. Да так… (Раскрыв свой чемодан, достает две бутылки коньяка, шпроты, сардины, патиссоны, маслины.) Вот так!

С е в е р о в. А чего-нибудь попроще, поздоровее и поестественнее нет?

К а т я. Мама такие щи сварила! Упарила их…

С е в е р о в. Вот, вот, вот, вот! Щи, да еще упаренные, — это прекрасно. А эту цивилизованную дребедень спрячьте в свой дорожный кофр.

Кольцов смущен.

И если можно, Ольга Андреевна, прямо в чугунке. А?

П р о н и н а. Можно и в чугунке. (Ставит на стол чугунок со щами.) Прошу руки мыть!

Катя и Пронина провожают Северова в сени. Кольцов решительно наливает себе в стакан коньяка и выпивает. Когда все будут входить в дом, он аккуратно, пальцами, будет вытирать себе губы.

С е в е р о в. Ну, давайте-ка быстренько к столу.

В окне появляется Н и к о л а й. Северов его не видит.

А где ж ваш жених, Екатерина Калиновна?

К а т я (видит Николая) . Да какой он жених, Евгений Павлович! Он еще дитя! А мы, женщины, любим мужчин солидных, постарше. Вот вроде вас. Можно я с вами рядом сяду?

С е в е р о в (с улыбкой) . Ох, и что вы, Екатерина Калиновна, делаете со старым генералом? Не дай бог Николай Евгеньевич услышит…

Н и к о л а й. Все она врет! Мы уже обо всем сговорились.

К а т я (садясь рядом с Северовым) . Сговорились больше не встречаться!

С е в е р о в. Попались мы с вами, Екатерина Калиновна. (Держит в руках бутылку.) Позволите?

Н и к о л а й. Она водку не пьет.

К а т я (демонстративно) . Прошу вас! Да пополней.

П р о н и н а. Да ты что, доченька?

К а т я. Молчите, мама! Так надо! Надо! Наливайте!

Северов налил.

С е в е р о в (Прониной) . А вам?

К а т я. Бабушка пьет только коньяк своего производства… чай из чайника. «Пронинский».

П р о н и н а. Для такого уважаемого гостя… Только чуть-чуть!

С е в е р о в. Есть чуть-чуть! (Наливает.) А вам, Дмитрий Андреевич, надеюсь, в стакан, а не в стопочку. Чего уж там размениваться? Мы с вами по-мужски. А?

К о л ь ц о в. Что вы, Евгений Павлович! Я ведь в рот не беру.

С е в е р о в. Ну, пусть вам будет хуже. (Встает.) Дорогие мои! Я предлагаю выпить за нашу прекрасную жизнь, когда мы, еще час тому назад совершенно незнакомые люди, сидим добрыми и, кажется, старыми друзьями в час отдыха, в час встречи. За нашу прекрасную жизнь! (Выпивает стоя.)

Все выпивают, закусывают.

Огурчики — мечта! А щи-то, щи!

Пронина наливает щи Северову в тарелку.

А ложечки деревянной не найдется?

К о л ь ц о в. Вы уж нас совсем дремучими считаете, Евгений Павлович.

С е в е р о в (Прониной) . Шутник ваш братец, шутник.

П р о н и н а. Ну что поделать — не родит верба груши.

С е в е р о в. Кстати, Николай Евгеньевич, как там, на вашем посту?

Н и к о л а й. Шумит! Ой, ой! Да он, никак, расплавиться решил! Ой, да все руки так пожжешь.

Пронина быстро выходит.

С е в е р о в. Коля! Держись. Мы идем на помощь!

Северов вслед за Прониной выходит. За ним — Катя.

Пауза.

Кольцов остался один. Снова тайком выпивает. Ходит по комнате, рассматривает вещи, фыркает, морщится, презрительно улыбается.

К о л ь ц о в. Господи! Слоники, статуэточки, фигурки! Какое мещанство! Нет, нет! Пора домой! В цивилизацию!

В дверях появляется П р о н и н а. Сзади нее стоят Н о в и к о в и С е в е р о в. Кольцов берет и тычет пальцем в лубяную люльку.

Вот он откуда, этот туалетный запах! Фу, какая мерзость! Эх, темнота, серость! Выкинуть! (С пренебрежением берется за бортик люльки и несет ее к двери. Сталкивается с Прониной.) Чего это ты, сестра, этот срам и доме держишь?! Неужели у тебя денег не было на коляску?! А то ишь как пропахла!

Н о в и к о в. А после вас, Дмитрий Андреевич, никого в ней не баюкали. (Прониной.) Брат-то ваш в великие люди выходит, а вы его в детстве, оказывается, в такой плохой люльке качали. Куда ж это годится? (Улыбается.) Ну, как жизнь, Ольга Андреевна?

П р о н и н а. Валентин Петрович, вы меня с собой возьмите, когда к министру поедете.

Н о в и к о в. А что у вас за дела с министром? (Северову.) Подумайте, Евгений Павлович, чуть что не так, эта колхозница если не к Председателю Совета Министров, то к министру запросто. И ведь принимает.

К о л ь ц о в. А вот у нас министр, когда мне надо, — он меня сразу же… Ведь правда, Евгений Павлович? Я инспектирую военно-исторические музеи…

П р о н и н а. Хвастать — не косить, спина не болит.

Н о в и к о в. И Музей морского флота тоже в вашем подчинении?

С е в е р о в (оживленно) . В его, в его подчинении.

Н о в и к о в. У нас есть отличный, ну просто уникальный экспонат.

С е в е р о в. Имеющий непосредственное отношение к созданию Военно-Морского Флота.

Н о в и к о в. Да без того экспоната вообще не было бы ни флота, ни руководящих кадров на флоте.

К о л ь ц о в. Ну-те, ну-те?

Новиков встает, торжественно берет люльку и преподносит ее Кольцову.

Н о в и к о в. Вот в этой посудине плавал завтрашний адмирал.

Северов еле сдерживает смех.

Из курной избы он на простор морской вышел. А нянчила его сестра. Средств у нее не было на коляску. Да и колясок-то не было! А завтрашний адмирал все забыл, по двенадцать лет в родных местах не появляется. (Прониной.) Не грусти, хозяйка, хоть и обидно тебе за своего братца за то, что его в твоем доме отчитывают.

К о л ь ц о в. Ей обидно, что вы в чужом доме, как в своем, командуете и компрометируете меня перед руководством.

С е в е р о в. Что, что вы сказали про руководство? Не расслышал. Нет, я все же должен завершить самоварную операцию. (Уходит.)

П р о н и н а. Сколь лет прошло, Митя, сколь воды утекло. Сколь делов мы тут наворочали, чтоб себя из грязи за уши вытянуть. Вона как жить начинаем! И обидно мне до слез, что нет во всем этом огромаднейшем, нечеловеческом труде ни одной твоей былиночки.

К о л ь ц о в. Ну, прости. Однако пора. Не бросать же генерала.

Н о в и к о в. А может, генерал и сам не поедет?

П р о н и н а. Обиделся. Бежишь! Мы тут готовились. А ты бежишь. Евгений Павлович, такой большой человек, в нашем доме свободно дышит, а ты люльки собственной засрамился?! И все в этом доме тебе обрыдло, все не так! Наплевал в свое детство, в мою память! Эх, Митя, Митя! Для того ль я тебя тянула-учила?! Срам-то перед людьми какой!

К о л ь ц о в. Ну хорошо. Я останусь.

Н о в и к о в. Вот это дело! И чтоб без обид, бывший крестьянин, будущий адмирал! (Прощается и выходит.)