Исидор Шток - Пьесы

С а ш е н ь к а (показывает на дверь) . Там кто-то…

Агата идет к двери, открывает ее, в дверях Е г о р у ш к и н.

А г а т а. Петр Сергеич…

Е г о р у ш к и н. Здравствуйте… Я костыль тут уронил. Стал шарить в темноте.

С а ш е н ь к а. Как я беспокоюсь за тебя!..

Е г о р у ш к и н. Который час?

А г а т а. Без пяти десять. Мне скоро на корабль.

С а ш е н ь к а. Вы посидите еще, Агата… Я пойду. Ненадолго. К доктору. Он велел мне прийти ровно к десяти часам.

Е г о р у ш к и н. Оденься получше.

А г а т а. Возьмите мой фонарик.

С а ш е н ь к а. У меня есть. Не уходите, Агата. Я скоро вернусь. (Уходит.)

А г а т а. Туман не рассеялся?

Е г о р у ш к и н. Нет. Гуще стал… А вы знаете, Агата, я вас подслушивал.

А г а т а. Петр Сергеич!

Е г о р у ш к и н. Да-да, подслушивал. Сперва костыль уронил, стал искать, слышу — обо мне. Я и стал слушать. Интересно, что обо мне люди говорят. Ведь не подслушаешь, так ничего и не услышишь. Да я и побоялся вас спугнуть. Вы уж не сердитесь.

А г а т а. И вы все слышали?

Е г о р у ш к и н. Все.

А г а т а (отвернулась, смущенная) . У вас еще махорки нет?

Е г о р у ш к и н. Нет. Сейчас бродил по городу, искал пружину. И так что-то интересно мне было. Я ведь Мурманск хорошо знаю, сколько раз пролетал над ним… Сверху так все аккуратно, квадратики, улицы ровные… а когда по земле ходишь, совсем не то. Пушки на фронт везут. Немцы близко, к городу рвутся. Какие-то женщины с винтовками ходят. А в городе тихо, темно… Притаились. Окна досками забиты. Странный город, нет ни одного ребенка. Совсем детей нет — всех увезли… Парни какие-то шли… Кто такие? Партизаны, говорят. Из немецкого тыла пришли… Завтра обратно уходят. Рваные, черные совсем. Сапоги свои в походе съели… В порту танки выгружают. Рабочих нет, студенты помогают, моряки… А я все в чужие окна, в щели заглядывал… Вы запомните этот город, Агата. Это очень странный город, но в нем все правда. Я ведь слышал, Агата, как вы сказали Сашеньке, что верите мне. Почему вы так сказали?

А г а т а. Очевидно, потому что верю.

Е г о р у ш к и н. Как хорошо, что вы так… Мне необходимо было услышать. Все, что я рассказал тогда, двадцать дней назад, слово в слово все правда. Я задушил эту собаку. Мне хотелось жить. Что тут невероятного? Я не взял документов у убитых, потому что сам был еле жив, не пришло в голову. Подумал об этом только на следующий день. Но вернуться я не мог — истекал кровью. Мог двигаться только вперед, к своим. А когда стали летать, черт их знает, куда они делись.

А г а т а. Почему же вы сказали?..

Е г о р у ш к и н. Привык, чтоб мне верили. Требую этого. Слышите? Но война есть война, Агата. Если б сегодня я был полковником, я тоже требовал бы фактов, подтверждений. А как же? Обязательно!

А г а т а. Значит, полковник прав.

Е г о р у ш к и н. Нет!

А г а т а. Почему же?

Е г о р у ш к и н. Потому что он — полковник, а я — Егорушкин. Впрочем, для войны это не имеет уже значения.

А г а т а. Вы должны все сказать полковнику, Петр Сергеич, милый. Сегодня же… Ну, хотите, я ему позвоню, он придет к вам?..

Е г о р у ш к и н. Не надо. Я сам пойду к нему. Я хотел это сделать сразу, на следующий день… Но тогда он бы не поверил. А сегодня скажу. Сегодня я имею право об этом сказать.

А г а т а. У вас сегодня есть доказательства?

Е г о р у ш к и н. Нет. Никаких доказательств. (С силой.) Но сегодня я найду такие слова, что мне камни поверят. (Еще сильней.) Слышите?

А г а т а (съежилась) . Да.

Е г о р у ш к и н. Почему вы так странно смотрите на меня?

А г а т а. Потому что я в вас узнаю опять Егорушкина… Того самого… И мне очень приятно.

Е г о р у ш к и н (смеется) . Смотрите, не влюбитесь в меня.

А г а т а (приняла это серьезно. Поспешно) . Нет-нет.

Е г о р у ш к и н. Ничего хорошего из этого не получится. (Посмотрел на ширму, поверх которой лежит белый платок.) А у вас очень красивые волосы, Агата.

А г а т а. У Анастасии Платоновны лучше.

Е г о р у ш к и н. Да… лучше… Вы говорите, она живет у Ведеркина?

А г а т а. Пойдемте к ней, вам трудно без нее, вернем ее домой…

Е г о р у ш к и н. Да-да. И разопьем все вместе нашу бутылку рома. Я ее припрятал, помните, двадцать дней назад…

А г а т а (смотрит на часы) . Мне надо идти на пирс, и у меня опять начинается насморк. И на улице туман…

Е г о р у ш к и н. Туман пройдет. Не может же он так долго стоять. Куда вы? К Ведеркину?

А г а т а. А потом на пирс.

Е г о р у ш к и н (снимает лопату с маленькой двери направо, ведущей в разрушенную часть дома) . Сюда, здесь ближе, здесь самый короткий путь в Англию.

А г а т а и Е г о р у ш к и н уходят. Комната пуста. Из большой двери слева входят п о л к о в н и к и С а ш е н ь к а.

П о л к о в н и к (оглядывает комнату) . А его нет.

С а ш е н ь к а. Осторожней, не попадите в капкан.

П о л к о в н и к. Что?

С а ш е н ь к а. Папа построил. Хорей ловить. Он день и ночь сидит над этим капканом… Ходил наниматься ночным сторожем.

П о л к о в н и к. Вот как.

С а ш е н ь к а. Вы будете чай пить?

П о л к о в н и к. Пожалуй… (Подумав.) Значит, вы говорите, он раскаивается? Странно. Почему же он сам не говорит со мной, зачем вас подсылает?

С а ш е н ь к а. Ему стыдно.

П о л к о в н и к (смотрит на капкан, на Сашеньку) . Что-то тут не так.

С а ш е н ь к а. Так, уверяю вас, так. Он знает, что доставил вам много хлопот, он искупит свою вину. Он уполномочил меня все это сказать вам. Но вы знаете, полковник, как он самолюбив. Вы никогда ни одним словом не должны возвращаться опять к этой истории. И не дай бог, не скажите ему, что я с вами говорила сегодня. Просто вы гуляли и случайно зашли сюда. Обещаете?

П о л к о в н и к. Он так просил?

С а ш е н ь к а. Да, он так просил. Возьмите его обратно в полк — инструктором, писарем, все равно кем… ему тяжело здесь. Он летчик, он ничего другого не знает, он пропадет без вас… Я лягу, полковник.

П о л к о в н и к. Вам плохо?

С а ш е н ь к а. Я нездорова. Лихорадка. Почему вы молчите, почему не обещаете мне?

П о л к о в н и к (смотрит на капкан) . Я подумаю.

С а ш е н ь к а (плачет) . Какие вы жестокие люди…

П о л к о в н и к. Пусть сам мне это скажет. Без посредников… Он гордый, и я гордый. Пусть он мне расскажет все… Тогда посмотрим.

С а ш е н ь к а. Слушайте, полковник. Вы помните, что говорили мне, когда подарили зажигалку?

П о л к о в н и к. Вот что, девочка… Я вдвое старше вас. Я был женат. Давно. Я был уже совсем старик. А началась война, я как-то… Летал, гитлеровцев жег. Ну, помолодел, что ли… И когда подарил вам зажигалку, я подумал… Ну, почему же… Я удивлялся на себя… Я очень огорчался, что сказал… Вы, наверно, со своим этим… мужем… смеялись надо мной.

С а ш е н ь к а. Нет. Не смеялись. Я думала, что недостойна ваших слов.