Исидор Шток - Драмы

Через широкое окно видна панорама Лейдена. Заплесневевшие зубцы городской стены. Древняя, полуразрушенная, заросшая в середине дубами башня Генжиста. Она возвышается над флюгерами на крышах, над колокольнями, над перекинутыми через каналы мостами, над кронами старых лип.

Взволнованное, похожее на океан небо Нидерландов.

В комнате камин, кресла и тюльпаны. Тюльпаны всюду: на подоконнике и на подвешенной к верху окна оранжерейке, на балконе, выходящем на площадь, на полке, рядом с тяжелыми кожаными фолиантами.

Голуби влетают в распахнутое окно, клюют насыпанный им возле тюльпанов корм.

М а г д а В е р ф, светловолосая, стройная и очень юная. П е т е р в а н К л е е ф, жених Магды.

М а г д а (у окна) . Сторожевой! Мейнхеер! Что там внизу? Не видите ли вы помощи? Не идут ли к нам войска Молчаливого?

Г о л о с с т о р о ж е в о г о. Внизу только враги.

П е т е р. Что он говорит?

М а г д а (как эхо) . Внизу только враги…

П е т е р. Два месяца один и тот же ответ… Пой же дальше, пой, Магда.

Магда поет. Петер ей аккомпанирует на лютне.

П е т е р. Эту песню я написал только для тебя. Ты будешь петь ее, когда меня уже не будет в Лейдене.

М а г д а. Сегодня ты уходишь?

П е т е р. Если до вечера не вернется твой брат, сегодня в ночь я и еще шестнадцать пойдем ему на выручку.

М а г д а. Год назад, когда испанцы обманом заставили славный Гаарлем сдаться, там был мой старший брат Иоганн. Солдаты Филиппа Кровавого убили его. Три дня назад пропал мой младший брат. Если и ты погибнешь, Петер, как мы будем жить, я и мой отец?.. Ведь он любит тебя как сына. А потерять третьего сына…

П е т е р. Завтра вернется Эбергард, живой, веселый. Я верну Верфу сына, а тебе брата. Но кто знает, что будет завтра! Вот поэтому я принес тебе, Магда, все, что у меня осталось на свете. Смотри сюда… Когда ты родилась, мне было семь лет, и первый мой тюльпан — отец привез его из Испании — я назвал «Магда». Посмотри, он желтый, как солнце, с красным отливом, с серебряными краями. Когда тебе исполнилось десять, а мне семнадцать лет, я вывел этот тюльпан и назвал его «Магда и Петер». Из Гаарлема приезжали люди смотреть на это чудо. Молочно-белый тюльпан с голубым рисунком. Приезжие турки предлагали за него пятьсот флоринов. Вот тюльпан — «Звезда Лейдена», — он распустился, когда тебе исполнилось четырнадцать лет. А в день нашей помолвки, когда испанские войска ворвались в Нарден и герцог Оранский — принц Вильгельм Молчаливый — снова поднял знамя восстания, я стал выращивать луковицу совершенно оранжевого тюльпана. Три года я сушил семена, подогревал, смачивал в растворах, закалял на солнце. Через семь месяцев в этом горшке распустится оранжевый тюльпан. Такого нет ни в Турции, ни в Испании, ни у кого в Нидерландах. А оранжевый цвет — цвет освободителей, цвет Оранского. И если мне не суждено вернуться, пусть напоминает этот тюльпан обо мне.

М а г д а. Тюльпан… слабая память о человеке.

П е т е р. О человеке должен напоминать человек… Я хотел бы, чтоб памятью обо мне был наш сын, Магда. Он был бы ровесником оранжевого тюльпана, и тюльпан защищал бы его от невзгод… Ах, Магда, слишком поздно мечтать нам о сыне! А что если сегодня же тебе стать мевроу ван Клееф? Магда, скажи, ты хочешь этого? Скажи, Магда, и счастливее меня не будет никого в Нидерландах. Счастливее, храбрее, преданнее…

М а г д а. А если наши отцы не согласятся? Несчастнее и трусливее тебя не будет никого в Нидерландах?

П е т е р. Ты смеешься, Магда?

М а г д а. Нет, я только боюсь, что ван дер Клееф и мой отец… Они так озабочены судьбою города… Они скажут, что легкомысленно и не время. Горожане подумают, что у бургомистра только и дел, что заниматься сейчас свадьбами.

П е т е р. Но мы можем это сделать тайком. Никто не будет знать.

М а г д а. Нет, Петер, без согласия отца я никогда ничего не делаю.

Входят бургомистр А д р и а н в а н д е р В е р ф и Я к о б в а н д е р К л е е ф. Верфу шестьдесят лет. Он высок, грузен, опирается на палку. Широкополая войлочная шляпа надвинута на самые брови, будто тоже сделанные из тяжелого голландского войлока. Клееф слегка прихрамывает. Он небольшого роста, худ и подвижен, весел и разговорчив.

В е р ф. Зачем вы здесь, дети?.. Опасно быть так близко от городского вала. Испанцы снова стали палить из пушек по башне Генжиста. Следует ожидать штурма.

К л е е ф. Одно ядро попало в церковь святого Петра во время богослужения. Ядро врезалось в стену собора и застряло в ней. Богослуженье ни на минуту не прервалось. Еще жарче стали молиться горожане.

В е р ф. Уходите отсюда, Магда и Петер. Идите на Коровью улицу, туда не долетают ядра. Если и с вами что-нибудь случится…

М а г д а. Мы уйдем… Только ты… Я уверена, что Эбергард вернется. Завтра или даже сегодня вечером… Может быть, сейчас он уже подходит к нашему дому…

В е р ф. Эбергард никогда не вернется, Магда… Час назад пришли воины из его отряда. Ушло двести, вернулось одиннадцать. Эбергард мертв и лежит во рву у городской стены. Те, кто не были убиты в бою, повешены за ноги на деревьях против главных ворот. Помощнику Эбергарда, толстому ван дер Глюку, они обрезали нос, уши и, всунув в руки письмо, перебросили через стену. Вот письмо, Петер, прочти его нам.

П е т е р (читает) . «Город Лейден! Один за другим сдаются нам восставшие города. Уничтожены очаги восстания в Цутвене, Нардене, Гаарлеме, Гааге, Масслендейсе. В последней битве при Мооке нами окончательно разбито войско Вильгельма Оранского, убиты братья его Людвиг Нассау и Генрих. Оранский болен и беден. Без войска и без средств он не в силах помочь тебе, Лейден. Не надейся на помощь короля Англии, помощи не будет. У тебя мало войск, в двенадцать раз меньше, чем у осадившего тебя Вальдеца. У тебя нет запасов оружия и продовольствия. Вернись в объятия нашей матери святой церкви, открой свои ворота войскам наместника короля Испании Филиппа Второго — великому командору Кастилии, губернатору Милана Цуниге Луису де Реквезенсу, и ты будешь прощен, Лейден».