Исидор Шток - Драмы

Б о й к о. Можно.

Н а т а ш а. Покурим напоследок, товарищ старший краснофлотец? (Достает из чемоданчика сигареты, вставляет в мундштук, закуривает.) Правда, что табак смягчает разлуку?

Б о й к о. Возможно. (Берет у нее чемоданчик.) Тяжелый.

Н а т а ш а. Там утюг.

Б о й к о. Гранаты?

Н а т а ш а. Обыкновенный железный утюг. Пальто, платья. Они должны быть хорошо отутюжены. Мы с вами дойдем вместе до берега. А потом разойдемся. И надолго, Вася!

Б о й к о. Да, конечно, моя работа в Европе погрубее будет. (Поднимается по трапу, говорит наверх.) Разрешите на мостик, товарищ командир?

Д я д и ч е в (сверху) . Добро.

Б о й к о. А вас вниз просят. По важному вопросу. (Скрывается наверху.)

В рубочный люк прыгает Д я д и ч е в. Разведчики проходят снизу вверх, проносят резиновую лодку.

Д я д и ч е в (поражен) . Наташа?!

Н а т а ш а. Я.

Д я д и ч е в. Что за черт!

Н а т а ш а. Хороша встреча влюбленных.

Д я д и ч е в. Подожди…

Н а т а ш а. Мне некогда ждать, Федя. Сколько времени у нас для прощанья?

Д я д и ч е в. Не знаю… Может, час, а может, три секунды. Пока не будет сигнала с берега.

Н а т а ш а. Вот видишь.

Д я д и ч е в. Зачем ты здесь? Ах да… Но ведь ты в Свердловске… Значит, ты сутки была на моем корабле и я не знал… Батя… (И вдруг, мгновенно озаренный догадкой.) Легковер!

Н а т а ш а. Не нужно сейчас себя ругать. У тебя будет для этого много времени.

Д я д и ч е в. Вот они, твои постоянные отлучки, вот они, слова бати… Легковер!

Н а т а ш а. Время, время идет, Федя… Скажи, ты будешь вспоминать меня?

Д я д и ч е в. Сможешь ли ты простить меня?

Н а т а ш а. Да-да, смогу, простила уже. За что простить? Скорее, Федя… Скажи мне все, что хотел сказать. Мне это очень важно, очень нужно сейчас. Ведь мы прощаемся. Надолго. Очень надолго. Я тебя люблю, Федор, я тебя очень люблю… Я тебя обожаю… Скажи мне, что ты тоже думал обо мне и сегодня, и час назад, и все время… Только не люби другую, никого не люби, кроме меня… Эти слова всегда говорят при разлуке, потому что других нет… Ты мой дорогой, мой единственный. Ну вот… (Они целуются.) Ну вот… (Снова целуются.) Ну вот еще… (Долгий поцелуй.)

Сверху голос: «Товарищ командир! Синяя ракета с берега!»

Д я д и ч е в. Разведчиков на мостик. Спустить лодку!

Н а т а ш а. Возьми! Мундштук. На память. Больше ничего нет. (Надевает зюйдвестку, выходит наверх.)

Через боевую рубку пробегают м а т р о с ы, р а з в е д ч и к и.

Б о й к о. Разрешите обратиться, товарищ капитан-лейтенант?

Д я д и ч е в. Да?

Б о й к о. Погрузку заканчивают.

Д я д и ч е в. Береги ее, Василий!

Б о й к о. Пока хватит жизни, товарищ капитан-лейтенант. А контр-адмиралу Щербаку, ежели долго меня не будет, передайте, что живым останусь. Во что бы то ни стало — живым! Просто скажите, старший краснофлотец Бойко на командировочной работе в Европе маленько задерживается. (Убегает.)

Снизу появляется р а д и с т.

Р а д и с т. Радио с американского парохода «Питсбург».

Д я д и ч е в. Читайте.

Р а д и с т. «Терплю бедствие. Торпедирован группой немецких подводных лодок. Капитан «Питсбурга». Спасите наши души».

Д я д и ч е в. Координаты указаны?

Р а д и с т. Да. Не меньше двух часов перехода. Не успеем.

Сверху голос: «Разведчики ушли. На берегу прожектор».

Д я д и ч е в. Все вниз! Срочное погружение.

В рубочный люк сверху прыгают с т а р п о м, Г а л и у л и н, м а т р о с ы.

Дядичев задраивает люк.

Р у л е в о й. Глубина тридцать.

Д я д и ч е в. Курс семьдесят пять.

Г а л и у л и н. На румбе семьдесят пять. (Прислушивается.) Перестрелка на берегу. Заметили десант… Эх, посмотреть бы!

Д я д и ч е в. Нельзя… (Пауза.) Так… О чем это мы с вами говорили, старшина?.

Г а л и у л и н. О земле, товарищ командир…

Д я д и ч е в. Да… О земле… О времени… О войне…

Темнота.

Г о л о с п о р а д и о. Я «Питсбург»! Я «Питсбург»! Сегодня в двадцать два часа по среднеевропейскому времени я был атакован группой немецких подводных лодок. Сейчас торпедные атаки продолжаются. У меня пожар. Горят деревянные части. Спасите наши души! Спасите наши души! SOS! SOS! Капитан корабля застрелился. Спасите наши души! Спасите наши души! Я Денни Лайферт, радист с «Питсбурга». Вода доходит мне до пояса. Мы гибнем. Спасите наши души! Спасите наши души… Наши души…

Снова гостиница «Полярный Круг». В апартаментах, занимаемых Ригменом, накрыт парадный стол на четыре куверта. У распятия молится Л а й ф е р т. В одной руке у него мокрый от слез платок, в другой портрет брата. В углу стоит Э д К е н е н.

Л а й ф е р т. Денни… Мальчик мой… Будь проклята эта бойня! Будь проклято это море! Если бы вы его видели, Кенен. Ему было только восемнадцать лет. Он играл в бейзбол, ловкий, смелый… Никого на свете я так не любил…

К е н е н. Маккри был с ним знаком. Он был в восторге от мальчика.

Л а й ф е р т. Где Маккри?

К е н е н. По-прежнему в моей каюте. Как мне надоел этот проклятый Маккри. День и ночь я должен быть в его вонючем обществе. Освободите меня, сэр. Дайте мне возможность пожить последние часы здесь для себя.

Л а й ф е р т. Потерпите. В штатах у вас будет много времени. С кем он сейчас?

К е н е н. Два матроса сторожат его и непрерывно подливают ему… Почему другие капитаны ходят на берег, веселятся, встречаются с кем хотят, а вы превратили меня в тюремщика?

Л а й ф е р т. У вас появились какие-то особые интересы к этому берегу?

К е н е н. Я живой человек, сэр.

Л а й ф е р т. Маккри не покушался больше на самоубийство?

К е н е н. Нет.

Л а й ф е р т. Жаль.

К е н е н. Мне тоже жаль. Он напивается и плачет и кричит, что опозорил американский флаг. Несколько раз он порывался написать письмо контр-адмиралу Щербаку.

Л а й ф е р т. Щербаку?

К е н е н. Да. Мне кажется, что он хочет с ним встретиться.

Л а й ф е р т. Сегодня Щербак будет нокаутирован. Об этом позабочусь я. Идите, Кенен, проведайте Маккри и приходите ко мне через час. С помощью бога и Ригмена мы освободимся от Щербака. Оставьте меня, я буду молиться.

К е н е н. А потом вы отпустите меня в город, сэр? Я не моту больше сторожить этого пьяницу.

Л а й ф е р т. Ступайте. (Кенен уходит. Молится.) Денни… Мальчик мой!

Из спальни выходит Р и г м е н. Он оглядывает стол, смотрит в глаза Лайферту.

Р и г м е н. Крепитесь, старик!

Стук в дверь. Входят Б а р о в и Щ е р б а к. Останавливаются в дверях. После секундной паузы Ригмен идет к ним навстречу. Повторяется мизансцена финала четвертой картины.

Р и г м е н (указывая на стол) . Прошу.

Все садятся. Адъютант Ригмена наливает вино в рюмки.

Первый тост — это молчание, наша тоска об ушедших, наша вечная память о них, наша молитва о них. (Лайферту.) Мужайтесь, старик. Мы пьем и о спасении души вашего дорогого брата. (Адъютанту.) Оставьте нас.