Юзеф Принцев - Всадник, скачущий впереди

Л я л я. Вы им кто?

А л е к с е й. Кому?

Л я л я. Толику с Ирой.

А л е к с е й. Работаем с Анатолием вместе.

Л я л я. А-а!.. Я думала — родственник.

А л е к с е й. Нет.

Л я л я. Жалко.

А л е к с е й. Почему?

Л я л я. На свадьбе должно быть много родственников. Одни сидят по одну сторону, другие по другую, а в середине — жених и невеста… И цветы, и все кричат: «Горько!», и они целуются. (Всхлипнула.) Опять ресницы потекут!

А л е к с е й. Плакать-то зачем?

Л я л я. Все подружки замуж повыходили… Я думала… А он…

А л е к с е й. Кто?

Л я л я. Сережка…

А л е к с е й. Куда ему замуж?

Л я л я. Да не ему замуж! Мне за него замуж!

А л е к с е й (вдруг рассердился) . В «Комсомольскую правду» напиши. Посоветуйся! Дискуссию организуют. «У всех юбка замшевая и у меня будет замшевая? Все замуж и я замуж?» Так, что ли? Любишь ты его до безумия?

Л я л я. Да при чем тут любовь? Я с вами не про любовь говорю! Я про свадьбу! (Вдруг.) Это ваше вино?

А л е к с е й. Нет.

Л я л я. Все равно. Мне выпить надо.

А л е к с е й. Раз надо, что делать… Будь здорова!

Пьют. Появляется С е р г е й.

С е р г е й. Кейфуете? Что так бедно? Вы, Алексей Александрович, в ресторан ее сведите. Ужин, коньячок… Она отработает.

А л е к с е й (встал) . Извинись.

С е р г е й. Перед вами?

А л е к с е й. Ты не меня оскорбил.

С е р г е й. Перебьется.

Алексей наотмашь бьет его по щеке.

С е р г е й (с трудом) . Ну… Были бы вы помоложе…

Поворачивается, уходит. Ляля кричит: «Сергей! Сережа!» — бежит за ним. Алексей стоит опустив голову и крепко, до боли, трет ладонью лоб, а тишина взрывается вдруг музыкой, аплодисментами, веселыми криками: «Горько!»

Гаснет свет.

Освещена только стеклянная двухстворчатая дверь операционной и за ней просматриваются силуэты людей, размеренно и привычно готовящихся к предстоящей операции. Изредка только звякнут о стеклянный столик инструменты, кто-то скажет: «Аппарат проверили?» — или: «Прокипяти еще раз!», — а здесь, в предоперационной, стоят низкими спинками к зрительному залу стойки с дезинфицирующим составом и, лицом к нам, «размываются» профессор Сикорский и Екатерина Васильевна.

С и к о р с к и й. Доктор, по-моему, вы волнуетесь?

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. Да.

С и к о р с к и й. Не замечал за тобой.

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. Не зря же говорят: не стоит хирургу оперировать близких ему людей.

С и к о р с к и й. Даже так?

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. Я знаю его очень много лет.

С и к о р с к и й. Ну, ну… (Помолчав.) Скажи… что тебя не устраивало в наших отношениях?

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. Именно это.

С и к о р с к и й. Что?

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. Постановка вопроса. Устраиваться можно удобно или неудобно… Но всегда на время. (После паузы.) Прочности у нас не было, Кирилл.

С и к о р с к и й. Я тебе уже предлагал…

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. Я не об этом… Я с тобой разучилась даже думать, что бывает что-то настоящее. То, что было когда-то с каждым, а если не было, то оставалась надежда, что это должно прийти! Ты заставил меня забыть об этом! А если я и вспоминала, то уговаривала себя: «Поздно, поздно!» Какое уж тут настоящее… Оно всегда со страхами, надеждами, смятением… А у нас было все так легко и удобно. Так уж ты сумел устроить! (После долгой паузы.) А этот человек… Он столько молчал… Столько лет берег в себе это настоящее… что заставил меня поверить: нет! Не поздно! (Отвернулась, скрывая слезы.)

С и к о р с к и й (очень негромко) . То, что он тебя любит, — он мне сказал сам. Но я думал, что слишком хорошо знаю тебя… Ту, прежнюю… И был уверен… (Помолчав.) Да. Тебе нельзя его оперировать.

И уже в темноте слышен нарастающий гул мотоциклетных моторов, и, когда зажигается свет, на сцене — мототрек. Задняя стена деревянной трибуны, плакат с силуэтом гонщика, полураскрытая дверь в раздевалку. Слышен рев моторов, выкрики болельщиков. На скамье у дверей А л е к с е й и Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а.

А л е к с е й. На самолеты похоже…

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. Не очень.

А л е к с е й. Похоже… когда на форсаже… Давно его нет дома?

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. Третий день.

А л е к с е й. Вчера был на заводе. Заявление подал.

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. Уходит?

А л е к с е й. Да.

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. Как вы могли его ударить?

А л е к с е й. Не знаю… (Вдруг с болью.) Я могу научить их обращаться с фрезой, читать чертежи, различать металлы… А учить их жить… В небе помахал крыльями: «Делай, как я!» А на земле?.. Да и сам-то…

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. Говорят, если слаб один, то силен другой, тот, кто рядом, кто учится на твоих ошибках. Тогда это уже достоинства обоих.

А л е к с е й. Если бы…

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. Я когда-то тоже хотела независимости.

А л е к с е й. А теперь?

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. Не знаю, куда от нее деваться.

А л е к с е й. Вы не путаете?

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. Что?

А л е к с е й. Независимость и одиночество.

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. Возможно… Как вы прямо обо всем.

А л е к с е й. Не обо всем.

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. Вы очень честный человек, Леша.

А л е к с е й. Очень честных людей нет. Очень подлые люди встречаются, а очень честных нет. Человек или честный или нечестный.

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. Жесткие у вас мерки.

А л е к с е й. К себе?

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. И к другим.

А л е к с е й. У нас в детстве игра была… Дужку куриную пополам ломали.

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. «Бери и помни»?

А л е к с е й. Вот-вот… (Помолчав.) А мне не косточку куриную на память оставили. За двоих живу…

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. У вас своя мера отсчета, у них своя. А перевоспитание силой?.. (Пожала плечами.)

А л е к с е й. Да не хочу я их перевоспитывать! Не умею! И незачем! Сохранить бы в них то хорошее, что есть… Что они? Трудные подростки? Хотя с теми легче…

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. Почему?

А л е к с е й. Все на виду. А тут разглядеть бы каждого! (Помолчал, негромко.) И чтобы тебя разглядели.

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а (улыбнулась) . Ох, Леша… Знаете, кто мы с вами? Трудные взрослые.

Молчат. Из дверей раздевалки выходит В а л е р и й П а в л о в и ч, не очень уже молодой, в потертой кожаной куртке и свитере, совсем не похожий на спортсмена.

В а л е р и й П а в л о в и ч. Вы меня ждете?

Е к а т е р и н а В а с и л ь е в н а. Да. Я мать Сергея Леднева.

В а л е р и й П а в л о в и ч (Алексею) . А вы ему кто?

А л е к с е й. Это неважно.

В а л е р и й П а в л о в и ч (взглянул на него, на Екатерину Васильевну) . Неважно, так неважно. Что у вас ко мне?