Жан Расин - Трагедии

А кто, как не Ахилл, скучая по невесте,
Просил ее сюда прибыть с царицей вместе
И свадьбу...

Я просил? Не верю я ушам!
Я только что ступил на эту землю сам [180].

Но сказано в письме, доставленном в Микены,
Что вы желаете царевну непременно
Здесь видеть... Или ваш охладевает пыл?

Я пламенней влюблен, чем до разлуки был,
И если бы я мог, — по правде вам отвечу —
Уже давно бы сам помчался им навстречу.
Но вот мы свиделись — и вдруг бежит она!
Чем вызван гнев ее, и в чем моя вина?
Все смотрят на меня враждебными очами,
А Нестор и Улисс туманными речами
Корят меня за пыл и тщатся мне внушить,
Что брак с царевною я должен отложить.
Здесь сети странные вокруг меня плетутся.
Быть может, за спиной все надо мной смеются?
Нет, я заставлю их ответить напрямик!

Какой убийственный удар меня постиг!
Она любима им и все же недовольна.
О, унижение! Как горько мне, как больно!
К опасной, может быть, я подхожу стезе,
Но ясно чувствую, что скоро быть грозе.
Да, туча темная вдруг небосвод закрыла.
Здесь все царевне лгут, таятся от Ахилла;
В большой тревоге царь — боится он за дочь...
Ах, если б я могла их недругам помочь,
Мне это было бы хоть малым утешеньем...
Расстаться с жизнью? Пусть. Но — насладившись мщеньем!

Поспешный наш отъезд был уж совсем решен:
Рыдала горько дочь; мой дух был возмущен
Изменой жениха и низменным обманом.
Но в этот миг, сочтя такое бегство странным,
Весьма встревоженный, явился к нам Ахилл
И, в верности клянясь, остаться умолил.
Он жаждет, чтоб сейчас, немедля, состоялось
То, с чем он медлил сам, как это нам казалось,
Грозится раздавить железною пятой
Тех, кто его чернил столь гнусной клеветой,
И, если он найдет виновника злословья...

Ну что ж, его слова на веру взять готов я.
Меня смутивший слух ошибкой признаю
И с вашей радостью соединю мою.
Коль Ифигению его любовь пленила,
Пусть жрец Калхас введет в мою семью Ахилла.
Царевну к алтарю я сам препровожу,
Но нечто важное я раньше вам скажу.
Прошу вас, о моя супруга и царица,
Окинуть взором то, что в лагере творится:
Толпятся лучники, гребцы и моряки,
Звенят готовые к сражению клинки,
Все дышит яростью, все ждет кровопролитья...
Желал бы женщин прочь отсюда удалить я.
Мы — воины, мужи. Но недостойно вас
Являться зрелищем для любопытных глаз;
Пусть дочь проследует до алтаря со свитой,
А вы останьтесь здесь, от праздных толп сокрытой.

Нет, что-то, кажется, я поняла не так.
Оставить дочь одну перед вступленьем в брак?
Пуститься в странствие до берегов Авлиды,
Чтоб материнской тут лишить ее эгиды?
А кто ж, по-вашему, как не царица-мать,
Дочь в руки жениха обязан передать?
Кто тут ей ближе всех, кто даст совет мудрее?

Поймите же, вы здесь не во дворце Атрея,
А в стане воинов...

Где все для вас — рабы,
Где вы — единственный вершитель их судьбы,
Властитель всех земель, а не одной Авлиды,
И где войдем в родство мы с отпрыском Фетиды.
В каком дворце, какой правитель бы обрел
Триумф блистательней и ярче ореол?

Во имя тех богов, кем был наш род основан,
Я внять моим словам вас призываю снова.
На то причины есть!

Послушна я богам,
Но ради дочери и я взываю к вам.
Упорствуете вы в решенье слишком скором.

Царица, вижу я, вы глухи к уговорам:
От мыслей пагубных я вас не смог отвлечь,
Не убедила вас супружеская речь,
В отцовской просьбе мне вы отказали сразу —
Так повинуйтесь же монаршему приказу!

Что б это значило? И почему царю
Не хочется, чтоб дочь вела я к алтарю?
Быть может, новый сан, его вознесший ныне,
Исполнил дух его невиданной гордыни,
И пред ахейцами стыдится он меня,
Затем что ветреной Елене я родня?
Иль Клитемнестру он считает недостойной?..
Но все равно должна я с виду быть спокойной.
Роптать не следует — приказ супруга свят.
А свадьбе, как и я, он, полагаю, рад.
О, Ифигения! Ты счастье заслужила,
И сами небеса дарят тебе Ахилла.
Но вот он...

Мне судьба в стремлении моем
Благоприятствует. Я встретился с царем.
Не хочет он вникать в расследованье дела,
Но к алтарю велел вести царевну смело
И молвил коротко, что вскоре будет там.
Царица, до сих пор не рассказали вам,
Что ваше здесь одно с царевной появленье
Нам тотчас принесло богов благоволенье?
Народу объявил ликующий Калхас:
Смягчились боги к нам, Нептуна гнев угас.
Он только жертвы ждет, чтоб вздыбить пышной пеной
Морскую гладь, послав нам ветер вожделенный.
На Трою корабли повернуты давно,
Трепещет парусов тугое полотно,
А я... Ах, если бы Фортуна пожелала
Помочь моей любви, она бы задержала
Нептуна милости и ветра легкий бег.
Как жаль мне покидать счастливый этот брег!
Но даже в этот миг, от страсти пламенея,
До битвы погашу я факел Гименея.

Царевна, наконец настал желанный час.
Нас ждут у алтаря отец ваш и Калхас.
Там в преданности вам я поклянусь пред всеми.

Ахилл, пока у нас еще осталось время,
Мне разрешила мать давнишний ваш зарок
Просить вас выполнить, как верности залог.
Известно вам, Ахилл: со мной жила в Микенах
Царевна юная. Среди лесбийских пленных
Знак крови царственной несла она одна.
Каким несчастьем жизнь ее омрачена,
Не мне вам объяснять, — ведь вы его причина.
Но боль утрат и плен — лишь только половина
Ее невзгод. Увы, на совести моей
Обида, что в сердцах я причинила ей.
Теперь мой первый долг усилия утроить,
Дабы судьбу ее как следует устроить.
Снимите же с нее позорный рабства гнет.
Пусть наконец и ей луч радости блеснет.
Мне дорог этот день, и я бы так желала,
Чтоб и с ее очей завеса слез упала!
И рядом видеть я хочу у алтаря
Не только воина и грозного царя,
Но победителя, средь эллинов по праву
Стяжавшего себе великодушьем славу.
Герой, обязанный рождением богам,
Сумеет снизойти к поверженным врагам.