Геннадий Мамлин - Путешествие на юг

В а л е р к а (в запале) . Черт с ней! Представляешь, что они перед лицом вечности про тебя могли бы сказать?

М а ш а. Если дружишь — нехорошо ее к черту посылать.

В а л е р к а. Кого?

М а ш а. Нину твою. Сюда идет.

В а л е р к а (спустившись на землю, покосился налево и, поспешно отвернувшись, облокачивается на планшир) . Надоела. Пускай мимо пройдет.

М а ш а (усмехнувшись) . Не бойся. Обратно пошла… Ну, так чего ты про вечность свою говорил?

В а л е р к а. Замнем. Все это от тебя как от стенки горох.

М а ш а. А тебе откуда известно? Может, я каждое твое слово в особую копилку кладу.

В а л е р к а. Я, когда услышал, как ты, будто зазывала ярмарочный, свой товар расхваливаешь, — знаешь что ощутил? Стыд. Бежать хотел.

М а ш а. Беги. Ты ведь святой, вроде Христа, тоже небось обучен по морю ходить. Стыд-то при чем? Ты же знал, что я на рынке стою.

В а л е р к а. Я думал, черешня там, огурцы малосольные, кизил. Но чтобы цветы!

М а ш а. Здрасте! Благородный товар. Лучше, чем в рассоле руки мочить. И покупатель особый. Радостный. С легкой душой.

В а л е р к а. «С легкой душой»! Что же ты его по этой легкой душе — наотмашь: за цветок полтора рубля! Да у него, может, всех доходов — трешка в день.

М а ш а. Для тех другие цветы. Те фиалки берут.

В а л е р к а. Вот она — психология звериная твоя. На рынке люди надвое делятся: есть деньги — бери, нет — проходи.

М а ш а. Поглядел бы ты, как бабка спину над этими цветами гнет, стал бы ты их задарма раздавать? Не всем в космосе летать. И в академики не всем выходить. Кто-то должен на рынке и цветы продавать. Скажешь, не так?

В а л е р к а. Не так. Бабка твоя не просто цветы продает. Наживается она на цветах. Пожирнее хочет кусок отхватить. И тебя, дуреху, в свою упряжку впрягла.

М а ш а. Закон не запрещает цветы продавать.

В а л е р к а. Смотри, Машка, проторгуешься! Будут у тебя, как у Таисьи, вместо друзей покупатели и жильцы.

М а ш а. Отец тебя всему этому научил?

В а л е р к а. И отец… Тьфу, дуреха! Нашел с кем говорить.

М а ш а. А ты говори.

В а л е р к а. Чего же ты в сторону глядишь?

М а ш а (задвигая ногой корзину под стол, тихо) . Видишь, моряк с повязкой на рукаве? Он меня приметил. Гонялся за мной.

В а л е р к а. Зачем?

М а ш а. Цветы хотел отобрать.

В а л е р к а. А ты говоришь, закон на твоей стороне.

М а ш а. Так то на рынке, а на пароходе нельзя.

В а л е р к а. Да не прячь ты лицо! На воровку ты похожа сейчас… Это чтобы из-за лишней десятки достоинство терять! Противна ты мне, Машка! Противна ты мне — поняла?

М а ш а. Поняла-поняла, не ори.

В а л е р к а. По трапу он спустился. Ушел… Докатилась ты… Иди торгуй. «По полтиннику штука, на два рубля — пять».

М а ш а (забирает корзину, идет, останавливается) . А я думала, подружимся с тобой.

В а л е р к а. Мало ли что ты думала… Стой! Сколько их там у тебя? Ну, гладиолусов всех цветов?

М а ш а. Штук двадцать осталось. А что?

В а л е р к а (достает из кармана деньги) . На. Десятка как раз. Дядя расщедрился. Покупаю. Все.

М а ш а. Ты из себя капиталиста не строй.

В а л е р к а (отнимает у Маши корзину, запихивает деньги ей в карман) . Деньги за товар.

М а ш а (не сразу) . Ну, потешил себя?

Голос из динамика: «Прекрасна и неповторима природа нашего чудесного края. Как кавказцы гордятся своим Казбеком, так мы гордимся нашей горой Ай-Петри, которой вы имеете возможность любоваться в настоящую минуту нашей увлекательной морской прогулки. Взгляните, как горда и неприступна эта гранитная стена, почти не поросшая нашей неповторимой флорой. Многие специально поднимаются на Ай-Петри, чтобы полюбоваться восходом нашего крымского солнца и нашей необозримой морской стихией».

Динамик захрипел, еще два-три раза сделал отчаянную попытку вытолкнуть из себя взволнованную речь экскурсовода, произнес обрывки слов: «…ликий поэт Ал… ушкин сказал …ощай, свободная… ихия» — и умолк. И, чтобы сгладить неловкость с неисправным микрофоном, радист поставил все ту же пластинку — «А у нас во дворе». Маша поднимает корзину, достает из нее и раскладывает на столе цветы. Рассматривает каждый — не помяла ли. Опускает руки. Думая о чем-то нерадостном, переводит взгляд на море. И, словно бы не замечая этого, бросает цветы в воду — первый… второй… третий… Прогулочная палуба погружается в темноту.

Прошел еще день. Двор Дороховых. На авансцене — мольберт. Рядом — на табуретке — коробка с красками и кисти.

Жаркий полдень.

Начало картины застает В а л е р к у прильнувшим к щели в заборе. Потом над забором появляется голова М а ш и. Некоторое время она без улыбки наблюдает за ним, бросает в него кипарисовую шишку и скрывается. Валерка вздрагивает, оглядывается и, не обнаружив никого за спиной, снова принимается рассматривать двор Таисьи.

М а ш а (входит через калитку, останавливается возле мольберта, изучает нечто изображенное на холсте; не глядя на Валерку) . Здравствуй.

В а л е р к а (замер, затем, не оглядываясь, выпрямляется, проводит на заборе линию, отступает на шаг; после некоторого размышления проводит еще одну, перпендикулярную к первой; полюбовавшись, медленно поворачивает голову) . Из-под земли вынырнула?

М а ш а. Ага. Красишь?

В а л е р к а. Творю. На изнанке вашего забора создаю абстрактный шедевр.

М а ш а (кивая на мольберт) . Это тоже ты рисовал?

В а л е р к а. Шутка гения. Эскиз. (Подходит к мольберту.) Война в Крыму — все в дыму.

М а ш а. А это у тебя что?

В а л е р к а. Не «что», а «кто». Мальчик. В современном искусстве главное — фотографического сходства избежать.

М а ш а. У тебя что — талант?

В а л е р к а. А черт его знает. У одного чудака спросили: вы на скрипке играете? А он говорит: не знаю, не пробовал. Так и я. Это мне Вера свой мольберт оставила. Краски вот, холсты. Она час назад неожиданно уехала, ну и подарила, чтобы не забывал.

М а ш а (продолжая рассматривать «картину») . А это его дед?

В а л е р к а. Почему дед?

М а ш а. С бородой.

В а л е р к а (задумчиво) . Пожалуй… Только вообще-то оно дерево, а не дед. Осенний пейзаж. (Рисует.) Между прочим, в странах капитала художники на тротуарах рисуют.

М а ш а. Это мы проходили.

В а л е р к а. А если проходили, тогда деньги мне бросай.

М а ш а (значительно) . Ты уже и за это берешь?

В а л е р к а (с тем же легкомыслием) . А как же — на пропитание и ночлег. (Заметив, что Маша полезла в карман.) Да ты что? Я ведь шучу.

М а ш а (без улыбки) . И я. (Выворачивает пустые карманы фартука.) Вот.

В а л е р к а. Слушай, что это ты моду взяла — рассматривать меня?