Эдвард Радзинский - Дочь Ленина. Взгляд на историю…

ОНА. Погибли миллионы. Вокруг тебя – тысячи. Девяносто процентов Коминтерна… Почему не взяли тебя? Как ты думаешь? (Он молчит.) Потому что ты умел вот так же замечательно молчать. Когда несчастный Куллерво Маннер, бывший глава вашего красного правительства, уже зная, что его арестуют, просил тебя вступиться… не за него – за его возлюбленную, ты промолчал… Его убьет радиация на добыче радия, ее утопят в реке – в лагере. Когда Ежов арестовал почти весь финский Коминтерн и бахвалился, что «ликвидировал финнов, как кроликов», ты, основатель партии, молчал. Когда НКВД арестовал брата твоей жены – Эйнари Лааксовирта, и тебя попросили высказаться о нем, ты написал: «Он никогда не был коммунистом и никогда им не станет. Поступайте, как считаете нужным». Да что шурин! У тебя сына арестовали – ты молчал…

К. Ты здесь не была. Ты не знаешь, что такое пытки! Я был в кабинете Молотова, когда к нему принесли письмо великого Мейерхольда. И он, поглядывая на меня, начал медленно читать вслух: «Меня здесь били – больного шестидесятишестилетнего старика. Клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине… И в следующие дни… по этим красно-сине-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что, казалось, на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток (я кричал и плакал от боли)…». Что делали с людьми, если отцы Революции – Зиновьев, Каменев, Бухарин – все признавали себя шпионами и вредителями?! И герои гражданской войны соглашались оклеветать себя. Оплевав себя, отправилось к стенке все руководство Армии!.. Великие революционеры гибли – что мне жалкий Куллерво Маннер! Фриц Платтен, основатель компартии Швейцарии, умер в лагерях. Бела Кун, отец венгерской республики, расстрелян… Погибли почти все члены руководства югославской, венгерской, польской, австрийской, эстонской, латвийской компартий, а также Индии, Кореи, Мексики, Турции, Ирана… Из руководства германской компартии уцелели лишь двое – Пик и Ульбрихт. И я уверен, если бы Ленин был жив, он отправился бы на тот свет вместе со своими сподвижниками. И «ленинизм» стал бы такой же бранной кличкой, как «троцкизм». Самое страшное – все это было неизбежно. Эту неизбежность сформулировал французский революционер Верньо: «Революция, как Бог Сатурн, пожирает своих детей…» Но понял он это поздно и потому очутился на гильотине. Я понял это рано и потому сейчас умираю в своей постели. Платон две с половиной тысячи лет назад учил нас, дураков: «Тиран, как правило, возникает… из корня, называемого народным представительством… Став тираном и поняв, что граждане, способствовавшие его возвышению, осуждают его, тиран вынужден будет уничтожать своих осудителей, пока не останется у него ни друзей, ни врагов…».

ОНА. Я Платона не читала. Но, в отличие от тебя, проверила его слова на собственной шкуре… А тогда обо всем, что у вас происходило, узнавала из японских газет. Однако не верила… Представить, что все, кто основал советское государство, признали себя шпионами и террористами… Трудно поверить в такой бред, когда живешь в нормальном мире, среди нормальных людей. И я отправилась поговорить к нашему резиденту – от него я получала инструкции и задания. Это был немецкий коммунист Рихард Зорге, коминтерновец. Я даже где-то встречала его в двадцатых…

К. Ты встречала его в моем кабинете.

ОНА. В Японии он успешно играл в фашиствующего журналиста и был большим другом немецкого посла.

Зорге и Она.

ОНА. Неужели всё это правда?

ЗОРГЕ. Верхушка разведки… все наше начальство, действительно, арестованы. Отзывают очень многих наших сотрудников в Москву – и легальных, и нелегальных, и дипломатов. Это все, что я знаю. Немцы знают больше. Они говорят, что это обычная борьба за власть, наподобие той, которая была недавно в Германии. Так что нас с вами это вряд ли касается…

ОНА. Так он мне говорил. Но я получила письмо от твоего секретаря, Отто…

К. С которым ты спала…

ОНА. С которым безуспешно хотела переспать. Видимо, поэтому ты его сдашь одним из первых… Он успел написать мне очень туманно, но я поняла одно: он просил меня не возвращаться. Я представляла, как ты боишься того, что я останусь… Ты ведь боялся?

К. Боялся.

ОНА. Очень-очень боялся. Еще бы! Ты был окружен арестованными – шурин, сын. А тут еще изменница-жена! Ты многое сделал для того, чтобы меня отозвали?

К. Мне не надо было ничего делать. Всех отзывали.

ОНА. Но уверена – делал… Меня вызвал Зорге. Он был совсем пьян. В последнее время он начал сильно пить…

Она и Зорге.

ЗОРГЕ. Ну что, отзывают в Москву, а мы с тобой так и не переспали! Большой пробел в нашей совместной работе.

ОНА. Вы стали часто пить…

ЗОРГЕ. Я трезв, когда пьян, и наоборот… Поедешь туда? Меня, кстати, тоже отзывают.

ОНА. А вы поедете?

ЗОРГЕ. Где выбор?! Там болото, а здесь топь . Что бы я ни выбрал – ошибусь… Но ехать надо. У тебя там муж, у меня жена… Иначе им не поздоровится… Короче, до встречи в Москве… или на Лубянке… Может, все-таки восполним пробел?

ОНА. Ни мне, ни вам не до радостей жизни. До свидания! (Обращается к К.) Зорге обманул меня, не вернулся… Но продолжал снабжать руководство страны информацией. Он первым прислал письмо Сталину с указанием точной даты нападения Гитлера на СССР. Сталин не поверил невозвращенцу… Интересно, что было бы с тобой, если бы я не вернулась? Думаю… ничего! Ты ему был нужен – умный финн, всегда знавший свое место… Но я вернулась. Представляю, с каким облегчением ты вздохнул! Я, конечно же, решила позвонить твоему секретарю Хеймо, но телефон не ответил. Я еще не понимала тогда, что это значит…

К. Но мне ты не позвонила!

ОНА. Зачем пугать тебя? Зачумленный – так ты называл Бухарина. Я тоже была теперь зачумленная… Вскоре узнала: всех, вернувшихся из Японии, арестовали…

К. На самом деле я узнал о твоем приезде от Хозяина…

Сталин и К.

СТАЛИН. Ну что, финн, в нелегкое время живем. Какой заговор раскрыли… Какие люди оказались замешаны. Скажи, дорогой, мог ли ты подумать?

К. Не мог, товарищ Сталин.

СТАЛИН. Я понимаю, как тебе и Димитрову… тяжело. Сколько ваших друзей замешаны. А каково мне! Бухарин… ты дружил с ним?

К. Так нельзя сказать. Он был главой Коминтерна после Зиновьева, и мы часто дискутировали.

СТАЛИН. Да не бойся! Я тоже дружил с ним. А как с ним дружила моя жена Надя! Сколько раз обедал у нас, с детьми играл… И что замышлял?! Клубок змей пригрели на груди, и какой! Утром встаешь, думаешь: наконец-то всех искоренили! Но нет! НКВД и Ежов приносят все новые списки врагов народа, и все длиннее и длиннее, и люди в них все важнее и важнее… Вчера список – 3169 разоблаченных и арестованных врагов народа. И всех – к высшей мере социальной защиты. Пришлось мне подписывать… Думаю, теперь отдохну. Сегодня опять Ежов! Тащит новый список – сто тридцать восемь врагов! Начинаю читать – беда! Ой, беда-то какая! Все заместители наркома обороны СССР, плюс двадцать два руководителя Генерального штаба, плюс начальники всех управлений Наркомата обороны, среди них – начальник твоей жены Берзин… Ты только подумай: глава нашей контрразведки – шпион! Плюс все командующие войсками всех военных округов… Далее – флот. Читаю – ой, беда! Нарком флота, все его заместители, начальник штаба морских сил, командующие флотами… И все – враги, и все сознались… Я знаю, что и вы с товарищем Димитровым боретесь, не покладая рук…