Каролина Литвинова - Квинтэссенция поддержания жизни

Неужели его мать правда снова сошлась с его отцом лишь из-за вернувшихся из "свободного плавания" денег, как писали в жёлтых газетках? Конечно, эти "жёлтые репортёры" любили приврать, приукрасить, как им вздумается, но другого объяснения просто не было. Но его отец сделал столь благородный поступок, оставив Алису с сыном вместе с ним, и так полностью обеспечивая их, когда снова начал купаться в море из долларов. Почему тогда она решила вернуться только сейчас? Нашла в себе силы простить старые обиды? Неверно. Никаких обид и в помине не было, она была морально слаба для этого.

А вот он держал эти обиды. Копил их в сердце, как драгоценные статуэтки. Их было слишком много. Слишком. Они поддерживали его равнодушие ко всему окружающему миру, но не душевный покой. Его они только усугубляли.

Отец долгое время даже не разговаривал с ним, а теперь снова сошёлся с бывшей женой. Все его предали. Он думал о матери, как о страдалице, но на самом она была чёрствой стервой, которой нужны были лишь деньги. Она не думала о сыне. Никогда не думала.

" Ей было наплевать на его чувства, эмоции. Она настолько погрязла в себе, что единственный по-настоящему родной человек стал ей безразличен" - думал Радмир, сидя в ванной и задыхаясь от накативших слёз. Он снова плакал.

Мужчины не плачут - говорили они. Но кто сказал, что им не больно? Что не хочется просто взять в руку лезвие и уйти навсегда? Да, все это говорили. Но это было лишь ложью.

- Да, да, может быть, я тоже жалок. - шептал он в пустоту помещения. Даже эта пустота отказалась его поддержать. - Но чёрт возьми, почему это чувство так душит изнутри? Как так вышло, что его не посыпать кокаином и о него нельзя затушить "косяк"? - беспомощность снова разлилась по телу буйной волной, не дающая ему спокойной жить несколько долгих, будто бесконечно тянущихся лет.

Помотав головой из стороны в сторону, парень попытался прогнать это чувство, сбросить его незримые оковы с шеи и снова зажить нормально, но как и ожидалось, ничего не произошло. Приходилось терпеть, еле заметным движением вытер с глаз дорожки слёз и вышел из ванной комнаты, как ни в чём ни бывало.

Но несмотря на это, Радмир понимал, что стена этого равнодушия рушиться, а потом настанет его очередь.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Можно перевернуть этот мир с ног на голову, разрушить величественные небоскрёбы, сделать невозможное, но нельзя унять бешеный стук сердца, когда руки трясутся от волнения, голова идёт кругом от беспокойства, а душа вот-вот выпрыгнет из тела и отправится восвояси.

Именно эти эмоции он испытывал, стоя перед воротами огромного особняка, который ранее имел честь называть своим домом ( хоть это и не являлось таковым), а теперь это всего лишь ареал Великого и Ужасного Владимира Шамперова.

Он пришёл сюда для того, чтобы сдать ключи от нескольких квартир, которые всегда носил с собой. На его удивление, он не хотел оставить их себе, хотя отец ни слова не сказал про эти квадратные метры. Ему просто хотелось поскорее от них избавиться, холодный металл обжигал кожу, словно раскалённая сталь.

Да, Радмир был растерян. Он не знал, как вообще продолжать учиться в одном из самых лучших ВУЗ-ов Москвы, ведь формально он там только числился, и на разу на три года не посетил его и не сходил ни на одну пару. Зачёты ему ставили автоматом, и если верить этим бумажкам, то он идеально всё сдаёт и прилежно учиться. Да, верно. На самом деле он даже не знал, какие там предметы.

Заработать себе на еду он мог. Но на еду и только. Он не всегда был так богат, как сейчас. Когда отец обеднел, ему с матерью приходилось выкручиваться, работая, где попало. Он до сих пор помнил, как будучи тринадцатилетним мальчиком, он работал на заправке, на мойке, прислугой у каких-то снобов. Нет, такой труд ему был не чужд, как многие могли бы подумать.

И вот сейчас, стоя у ворот в ожидании родителей, он понял, что он с ног до головы в дерьме.

***

Мужчина приказал охране отворить врата, пропуская на территорию дома парня. Женщину, сидящую рядом с ним, колотила мелкая дрожь, а неудержимые слёзы так и путешествовали по щекам, будто это был их излюбленный маршрут. В последнее время она слишком часто плакала. У вновь обретённого мужа даже возникло ощущение, что она только это и делает - плачет, ночами и днями, словно это единственное, что она может в данной ситуации.

Приобняв Алису за плечи, он наблюдал, как Радмир входит, оглядывается по сторонам, и даже отсюда видно, что от него так и веет напряжением. Владимир тоже напрягся и понял, что он пришёл сюда точно не извиниться.

Алиса поняла это и заплакала ещё сильнее, издавая приглушенные всхлипы.

- Скажи... - хриплый голос жены раздался недалеко от его уха, - почему так? Он наш сын. Наш сын, не чей-то там, а наш. Почему он ненавидит нас? Я же не хотела делать ему больно, просто так получилось. Те времена давно ушли, а человек имеет право ошибаться, вот и ты ошибся. И он до сих пор злиться.

Владимир любил свою жену. Всегда любил. Но сейчас он вздохнув и отстранил её от себя, понимая, насколько же она глупа.

- Это обида, Алиса. И обида - страшная штука. Намного страшнее злости, ярости, ненависти. Те эмоции пройдут и улетучатся, а обида будет медленно выжигать всё внутри, до тех пор, пока там не останется ничего, только сухая пустыня. Без чувств, эмоций, сожалений. Пока человек не станет безвольной пустышкой.

Он помнил каждое слово, полное обиды и боли, произнесённое сыном. Эти фразы были сильнейшими ударами, которые мгновенно ставили его на колени.

Да, он знал, что был виноват. Был виноват настолько, что эта вина съедала его всего, без остатка. Этому поступку не было оправдания, он много лет глупо пытался очистить себя в своих же глазах, но никогда не пытался очистить себя в глазах своего сына, которому причинил слишком много вреда. Слишком.

Он был взрослым мужчиной, но чувствовал себя ребёнком, который совершил непростительную ошибку и теперь жалел о ней, плача в собственной кровати, в темноте. Но он не плакал, просто лежал, слушая безмолвные крики темноты и вспоминая.

Вспоминая те времена, когда всё ещё было хорошо. Когда сын кричал радостно "Папа!", видя его, возвращающегося с работы. Когда у мальчика не было камня на сердце, мешающего ему размеренно биться. Когда Радмир ещё умел улыбаться той детской, беззаботной улыбкой, присущей ему. Были времена, но всё это уже давно закончилось и сменилось холодной обидой, которая не даёт спокойно жить.

- Я надеюсь, что он пришёл для того, чтобы обсудить это с нами и найти общий язык.

" Заново обрести общий язык" - мысленно поправил жену Владимир и вновь устремил взгляд в сторону Радмира, нарочито спокойно идущего к парадному входу. Но было ясно, что это спокойствие - лишь видимость, а на самом деле он готов был уйти отсюда прямо сейчас, не оглядываясь, но силой заставляя самого себя идти дальше.