Авенир Зак - Два цвета

Ш у р а. Вы меня вызывали?

В а с и л и й И в а н о в и ч. Вызывал.

Ш у р а. Если по поводу того случая, в общежитии, я сказал — никто меня не трогал.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Так. С Лукашевым в одном цехе работаешь?

Ш у р а. Да, в механическом.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Приятель?

Ш у р а. Станки рядом.

В а с и л и й И в а н о в и ч. За что он тебя бил?

Ш у р а. Не трогал меня никто.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Кури.

Ш у р а. Я не курю.

В а с и л и й И в а н о в и ч. А водку пьешь?

Ш у р а. Нет.

В а с и л и й И в а н о в и ч. А почему Лукашев пьет?

Ш у р а. Компания такая.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Может быть, неприятности у него? Не слыхал?

Ш у р а. Мастер его прижимает. На кольцах держит. Там поди заработай.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Мастер такой вредный?

Ш у р а. Да нет, мастер как мастер. Не любит он Федьку.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Это почему же?

Ш у р а. Ведет он себя… То придет выпивши… Не знаю.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Что же вы, комсомольцы, за парня не возьметесь?

Шура молчит.

А как работает?

Ш у р а. Здорово соображает.

В а с и л и й И в а н о в и ч. За что же он тебя ударил?

Ш у р а. Никто меня не трогал.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Ты эту свою шарманку брось. Я ведь тоже не вчера родился. Глухарь заставил Федьку бить? Да?

Шура молчит.

Однако упрямый ты, Горяев. Ладно, будем считать, что ты Лукашева выручил. Пойдет ли это на пользу — сомневаюсь. Но если поглубже заглянуть, тебя не Лукашев, Глухарь благодарить должен.

Ш у р а. Почему Глухарь?

В а с и л и й И в а н о в и ч. Потому, что хулиган дает волю рукам, когда уверен, что все молчать будут. Струсил?

Ш у р а. Я не струсил.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Не струсил, — значит, еще хуже. Струсил — бывает. Сегодня струсил, завтра набрался храбрости. А вот когда человек видит плохое и молчит, — дескать, моя хата с краю, — это похуже, это в кровь впитывается.

Входят с т а р ш и н а м и л и ц и и, с т а р и к, П ч е л к и н, долговязый восемнадцатилетний парень, и Б а б е ц.

С т а р ш и н а (передает Василию Ивановичу документы) . Гражданин на скамейке сидел, «Советский спорт» читал…

С т а р и к (очень взволнован) . Извините, товарищ старшина, я бы просил вас, товарищ начальник, отпустить этого юношу. Он пошутил.

П ч е л к и н. Товарищ не обижается. Ну, в чем дело? Ну, зачем сюда привели? И пошутить нельзя?

В а с и л и й И в а н о в и ч. Старшина, докладывайте. (Старику.) Садитесь, пожалуйста.

С т а р ш и н а. Этот вот, Пчелкин, подсел к гражданину, припугнул и часы потребовал. (Показывает на Бабца.) Вот товарищ на скамейке сидел, он все видел.

П ч е л к и н (смеется) . О чем разговор? Гражданин претензий не имеет. Часы я ему отдал? Отдал.

С т а р и к. Да, да, часы он вернул. В целости. Еще до прихода товарища милиционера. У меня сердце… Я несколько погорячился, естественно, испуг… Молодости свойственно желание пошутить.

П ч е л к и н. Я, товарищ начальник, ничего в виду не имел. Ну, выпил лишнего… Ну, пошутил… Ну, гражданин-то не обижается?

В а с и л и й И в а н о в и ч (старику). Чем он вам угрожал?

Старик молчит.

П ч е л к и н. Ну, палец я ему показал, говорю: «Не шевелись». Ну, понимаете, пошутил! По дурости, товарищ начальник…

В а с и л и й И в а н о в и ч. Палец показал? А вы что скажете, товарищ Бабец?

Б а б е ц (раздраженно) . Я ничего не скажу, товарищ начальник.

С т а р ш и н а. Рядом сидели, все видели.

Б а б е ц. Я выступать в качестве свидетеля согласия не давал. Видел я, не видел — это мое личное дело. Ваше дело — привести меня сюда, мое право — поступать так, как я считаю нужным. Прошу не впутывать меня в эту историю. Я ничего не знаю и не желаю знать.

В а с и л и й И в а н о в и ч ( подошел к старику) . Что с вами?

Старик молча нащупывает в кармане лекарство.

Вам плохо?

Старик достает лекарство.

Старшина, проводите гражданина в кабинет начальника, пусть полежит на диване. Вызовите врача.

С т а р и к. Сердце… пошаливает…

Старшина уводит старика.

В а с и л и й И в а н о в и ч (Бабцу) . Да, за свои две копейки вы до Совета Министров дойдете, а рядом человек погибать будет — это вас не касается. Идите, гражданин Бабец.

Б а б е ц. Я, конечно, уйду. Но имейте в виду — я оскорблений не прощаю никому! Я буду писать! (Уходит.)

В а с и л и й И в а н о в и ч. Пишите, пишите, товарищ Бабец… Кому он товарищ, хотел бы я знать?

Ш у р а. Этот старик… Георгий Фаддеевич… у нас географию преподавал.

В а с и л и й И в а н о в и ч (Пчелкину) . Пошутил? А если он от твоих шуток на тот свет отправится? Под суд пойдешь, на радость родителям.

П ч е л к и н. Не говорите родителям, товарищ начальник… Я первый раз…

Входит с т а р ш и н а.

С т а р ш и н а. Гражданина в больницу отправляем.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Проводи этого в камеру. Освобожусь — вызову.

Старшина уводит Пчелкина.

(Шуре.) Иди. Авось до чего-нибудь додумаешься.

Гонг. Темнота.

У Бориса Родина. Входят Ш у р а и К а т я.

К а т я. Хозяина нет. Неудобно заходить.

Ш у р а. Ты не знаешь Бориса. Здесь все удобно. (Замечает на столе записку.) Вот видишь? (Читает.) «Шурик! Я могу опоздать — располагайся, как дома. Придешь голодный — лопай ветчину». Катя, ветчины дать?

К а т я. Неловко, ребенок…

Ш у р а. На, ешь. Не стесняйся. Я никогда не встречал такого человека, как Борис. Принес зажигалку, а через два часа мне казалось, что я знаю его с детства. Он тебе понравится, я уверен. Да, я тебе не говорил, оказывается, мы с ним уже встречались — в тот день, когда я ждал тебя на станции. Он тогда сказал…

К а т я. Что?

Ш у р а. Да неважно, в общем угадал… что я тебя жду.

К а т я. Разве он меня знает?

Ш у р а. Да нет, просто проницательный человек, догадался, понимаешь? (Прошелся по комнате.) Смотри, раковина. Думаешь, какая-нибудь мещанская безделушка? Нет, Борис ее со дна океана вытащил. На Дальний Восток ездил. Ну, просто путешествовал. Он не замыкается в своей профессии, его все интересует, абсолютно все.

К а т я. Тамара говорила, что он Федьку на суде защищал. Это правда?

Ш у р а. Да. Федька был не виноват, но дело запутанное. Борис добился его оправдания. Катя, я сегодня заходил к доктору.

К а т я. Ну?

Ш у р а. Сказал: «Есть остаточные явления, ходите на процедуры, вылечим». Так что все в порядке.

К а т я. Значит, море?

Ш у р а. Флот.

К а т я. А в один прекрасный день будешь стоять на капитанском мостике, грустный-грустный, — это оттого, что я тебе не пишу, целый месяц не пишу. И вдруг видишь — сквозь толпу пробирается какая-то необыкновенно красивая женщина. Ты вглядываешься… и кто же это? Я. «Отдать концы!» — командуешь ты радостным голосом…

Ш у р а (смеется) . Какие концы?! «Спустить трап, — командую, — принять на борт судового врача!»