Сергей Могилевцев - Блистательный недоносок

Кладет трубку, вытирает платком лоб, г о с т я м.

Вы слышали? Еле жив остался, и не уверен еще, уси­жу ли до вечера в кресле редактора. Одним словом, дорогие мои, такой неопределенности и таких нехо­роших предчувствий не было у меня уже долгие годы. С тех пор, как юным и неоперившимся юношей (мечта­тельно закатывает глаза, смотрит вдаль) … Но, вп­рочем, оставим эти ненужные сантименты. Говорите немедленно, кто написал эту статью, и почему он еще не здесь, не в моем кабинете, со связанными руками и в ножных кандалах, не молит о пощаде, и не объяс­няет, что он хотел всем этим сказать?! (Потрясает в воздухе свежей газетой.)

Г о н д у р а с о в. Позвольте мне, Аполлинарий Игнатье­вич, я сейчас вам все объясню. Автор статьи о таин­ственном Недоноске (помимо воли ухмыляется и стара­ется скрыть это) какой-то мелкий и начинающий жур­налист, практически стажер, принятый к нам с испы­тательным сроком. Ничего путного он еще написать не успел, кроме пары заметок о разведении кактусов и о пользе обливания холодной водой по утрам. Или что-то в этом роде, такое же незначительное и ничтожное. Зовут его Немчинским Аркадием Гавриловичем, и мы вообще хотели его увольнять, или, во всяком случае, не собирались продлять первоначальный кон­тракт. А как эта заметка появилась в газете, я, убе­йте меня, Аполлинарий Игнатьевич, не знаю, и ничего конкретного сказать не могу! (Умолкает.)

М е с о п о т а м о в (подавшись вперед) . Позвольте мне, Аполлинарий Игнатьевич, дополнить слова коллеги об этом таинственном Недоноске… То есть, прошу про­щения, об этом Недоноске вообще, который все вокруг поднял на дыбы и поставил на уши, так что торчим мы все по уши известно в чем, и как это все закончит­ся, одному Богу известно!

Т у р а н д о т о в (рявкает) . Короче, ближе к делу!

М е с о п о т а м о в (суетясь) . Да, да, Аполлинарий Иг­натьевич, чем ближе к делу и чем короче, тем, ра­зумеется, вернее, и тем ближе к правде, но дело в том, что этот самый Немчинский, сумевший неизвестно как просунуть в газету эту статейку (кивает на газе­ту, лежащую на столе Турандотова) , с се­годняшнего дня ушел в кратковременный отпуск, и где он сейчас находится, никому не известно. То есть, конечно, у нас есть его адрес, и при желании мы могли бы его найти, но стоит ли это делать, ведь дело сделано, то есть, я хочу сказать, статья напечатана, и ничего изменить, в сущности, невозможно! (Выжида­тельно смотрит на Турандотова.)

Т у р а н д о т о в (кричит) . Стоит, еще как стоит! Не­медленно искать, и притащить ко мне хоть связанным по рукам, хоть в ножных кандалах, хоть вообще в ни­жнем белье и в невменяемом состоянии! Вон, вон, не­медленно за работу, за дело, за поиски автора, за поимку этого негодяя! Изловить, притащить, доста­вить немедленно! Иначе мы все не доживем до завтра­шнего утра, а мир вообще провалится в тартарары! Такое у меня на сегодня предчувствие! Блистатель­ный Недоносок! Блистательный Недоносок! Блистательный Недоносок!

Кричит, раскрыв рот, наклонившись вперед, согнув ноги в коленях и расста­вив в стороны руки.

Г о н д у р а с о в с М е с о п о т а м о в ы м в испуге убегают из кабинета.

Жилище московских бомжей, расположенное где-то глу­боко под землей, рядом со станцией метро. Время от времени слышен гул прибывающих и отправляемых поез­дов, а также голоса пассажиров. Н е м ч и н с к и й, переодетый бомжем.

Н е м ч и н с к и й (один, говорит сам с собой) . Уже третий день живу я здесь, в подземном обиталище бомжей, и сам не знаю, зачем я это делаю? Какую правду я ищу, ответы на какие вопросы хочу я полу­чить? У меня есть любовь, и я не знаю, настоящая она, или выдуманная? У меня есть работа, и я не знаю, фарс ли это, или действительно необходимая людям профессия? Я писал бессмысленные заметки, я не знал, к чему приложить свои силы, я думал, что уже погиб окончательно, и никогда не смогу стать стоящим журналистом. И вот передо мной, как искра, как вспышка света, мелькнуло какое-то видение, я ухватился за кончик истины, всего лишь подозревая, что это нечто большее, такое огромное и необъятное, что изменит в корне всю мою жизнь, а, возможно, и жизнь окружающих. Я услышал всего лишь два слова: «Блистательный Недоносок», – и был околдован их мра­чной и тайной магией, о сути которой я еще не дога­дывался. Я стал разматывать этот клубок, я спустил­ся в московские катакомбы, я стал временным бомжем, я пробирался по лабиринтам и подземным коллекторам, я полз по заброшенным шахтам, ходил на дело со свои­ми новыми друзьями, вступал в стычки со случайными конкурентами. За три дня я узнал жизнь так, как не мог узнать ее за двадцать три ранее прожитых года, И вот наконец-то я раскопал то, что искал, ухватив­шись за кончик ниточки, всего лишь за два гипноти­чески подействовавших на меня слова; я наконец-то выяснил, что Блистательный Недоносок – всего лишь имя одного московского бомжа, который обитает в этой норе (обводит рукой свое тесное жилище) , временно ставшей и моим вынужденным прибежищем. Ну и что дальше, ну и что мне это дало? Ровным счетом ничего, и моя бессмысленная статья, обманом, с по­мощью, очевидно, Марины тиснутая в газету, так и останется, по всей видимости, набором бессмысленных метафор и восклицаний, за которую меня, разумеется, уже успели с треском уволить. Вот итог моих неяс­ных и полумистических прозрений, вот итог моей не­удавшейся жизни. Я сижу в крысиной норе и жду воз­вращения моих новых товарищей, и, по всей видимос­ти, путь наверх, в мир света и настоящей человечес­кой жизни, мне отрезан уже навсегда!

Некоторое время удрученно молчит. Входит Н е д о н о с о к.

А р к а д и й. Привет, Недоносок!

Н е д о н о с о к. Привет, Крапива! (Вынимает из сумки припасы, расставляет на столе, наливает в стаканы вино. А р к а д и ю.) Давай, Крапива, выпьем, се­годня был хороший день, и неизвестно еще, что будет завтра, так что давай ловить миг удачи! (Поднимает вверх стакан.) За тебя, Крапива, за твое приобще­ние к миру московских бомжей!

А р к а д и й (поднимает в ответ свой стакан). За тебя, Недоносок, и за удачу, которая сегодня есть, а зав­тра может исчезнуть, как исчезает все в этой жизни!

Чокаются, пьют, некоторое время молча едят.

А р к а д и й. Расскажи мне, Недоносок, откуда ты получил такое странное имя? Если, разумеется, это не очень большой секрет, и ты не прячешь его от своих това­рищей по несчастью?

Н е д о н о с о к (смеется, откидывается на стуле, или на каком-то подобии стула). О нет, это, разумеется, не секрет, и о нем знают все, кроме тебя, Крапива. Недоноском меня прозвали из-за того, что я действи­тельно недоношенный, и родился семимесячным потому, что мою матушку, царство ей покойной, небес­ное (крестится) , кто-то по глупости испугал. Но зна­ешь, Крапива, родиться семимесячным гораздо лучше, чем восьмимесячным. Восьмимесячные живут очень не­долго, а у семимесячных шанс дожить до седин и до солидных годов гораздо больше, и многие этим шансом успешно пользуются!