Сергей Могилевцев - Голубка

Р и х т е р. Или как переход от бодрствования – ко сну. Никогда не знаешь заранее, проснешься ты утром, или останешься витать в мире снов. В мире призраков и вечных иллюзий. Который, очевидно, и есть то, что мы называем смертью.

М а р и я П е т р о в н а. Не нравятся мне эти мысли. Все это звучит как-то фатально.

Р и х т е р. Это опять же задумка Владимира. Он ведь тоже писатель, и тоже ищет новые формы. Он хочет, чтобы стихии природы, день, ночь, близость моря и безмолвие полночи участвовали в сегодняшнем представлении.

М а р и я П е т р о в н а (С п е р а н с к о м у). А что это за пьеса, о чем в ней говориться?

С п е р а н с к и й (небрежно). Так, безделица. Пьеса о переломе в жизни писателя. Впрочем, все это известно исключительно со слов автора. Нам он пьесу свою не читал. Возможно, он написал сам о себе.

М а р и я П е т р о в н а. О переломе?

С п е р а н с к и й. Да, о переломе, который неизбежно приходит к любому из нас. Который неизбежно ставит перед нами все те же вопросы, волнующие людей во все времена: «Быть или не быть?», «Любить, или не любить?», «Уходить или остаться еще немного?». Впрочем, потерпи, скоро мы все сами увидим.

Из-за эстрады доносятся возбужденные голоса В л а д и м и р а, О л ь г и и В а– с и л и с ы И в а н о в н ы.

М а р и я П е т р о в н а (удивленно). И Василиса Ивановна там играет?

Р и х т е р. А как же, она здесь, по слухам, главное действующее лицо. Владимир и Ольга исключительно на вторых ролях, для придания колорита главной фигуре.

М а р и я П е т р о в н а. Она что, играет мужчину? Вы говорили, что пьеса о переломе в жизни мужчины.

С п е р а н с к и й. Я говорил, что пьеса о переломе в жизни писателя. Василиса Ивановна играет писателя.

М а р и я П е т р о в н а. Как так писателя?

Р и х т е р. Очень просто: писателя-мужчину, занятого поиском новых форм. Неужели женщина не может играть писателя?

С п е р а н с к и й. И не искать новые формы?

М а р и я П е т р о в н а (она сбита с толку). Разумеется, может. Однако все это, повторяю, очень странно.

С п е р а н с к и й. Потерпи еще немного, и все поймешь.

(Начинает хлопать в ладоши.)

Р и х т е р и М а р и я П е т р о в н а присоединяются к нему, и тоже начинают хлопать в ладоши.

Р и х т е р (кричит). Музыка, музыка! Полночь пробила, просьба начинать представление!

Из-за занавеса поочередно показываются испуганные головы О л ь г и, В л а д и м и р а и В а с и л и с ы И в а н о в н ы, потом исчезают. Слышится возбужденный шепот.

К о р е ц к и й и А н д р о н о п у л о уходят с эстрады и присоединяются к з р и т е л я м.

Занавес открывается.

На сцене, за письменным столом, рядом с горящей свечой, с пером в руке, перед склянкой с чернилами и кипой белых листов В а с и л и с а И в а н о в н а в просторном белом балахоне, спадающем до самой земли и закрывающем ноги. На голове у нее лавровый венок.

В а с и л и с а И в а н о в н а (завывая, глядя на луну). О поиски новых форм! О нелегкая доля быть современным писателем! О вы, Байрон, Шекспир и Пушкин, о ты, божественный Гомер! Все вы, мои собратья-писатели! Я занят теми же поисками, которыми занимались и вы! Как и вы, я страдаю в безмолвной полночи, и тщетно обмакиваю перо в склянке с густыми чернилами, ожидая, когда же ко мне придет вдохно­вение!

Яростно опускает перо в чернила.

Я жду тебя, о божественное вдохновение! Я ловлю твой приход, и готов измарать кипу листов бумаги в предвкушении тайных, невероятных открытий! Я знаю, что должен создать нечто новое, такое, чего люди не видели еще никогда. Написать супер-роман, который прославит меня не меньше, чем Пушкина, или Толстого. О приди же ко мне, мой супер-роман, плод моих бессонных ночей и награда за мои непрестанные поиски. О придите ко мне, бессмертные Музы, и при­несите на блюдечке этот супер-роман, который поставит меня рядом с известными именами! Рядом с Гоме­ром, Пушкиным и Шекспиром!

Вздымает руки вверх, призывно глядя на луну.

Появляются В л а д и м и р и О л ь г а, одетые Музами. Они в таких же длинных, ниспадающих до зем­ли, балахонах; на головах у них лавровые венки, а за спиной белые крылышки.

В л а д и м и р (строго). Ты звал нас, несчастный?!

В а с и л и с а И в а н о в н а (радостно). О, Музы, великие Музы! Вы вняли моим страстным призывам!

О л ь г а (строго). Кто это ничтожество?

В л а д и м и р (небрежно). Так, местный писака, мечтает написать супер-роман.

О л ь г а. Он что, совсем спятил?

В л а д и м и р. Похоже на то. Мечтает стать вровень с Гомером.

О л ь г а. Он что, хочет ослепнуть? Он разве не знает, что великий Гомер был ослеплен, чтобы видеть то, чего не видно другим?

В л а д и м и р. Куда там, он на это не пойдет ни за что. Он и рыбку выудить хочет, и ноги боится в пруду замочить.

О л ь г а (презрительно). Я так и знала! Он недостоин божественной милости. Он недостоин помощи Муз!

В а с и л и с а И в а н о в н а (падая на колени). О Музы, сжальтесь, не бросайте меня!

В л а д и м и р. Да замолчи ты, несчастный писака! Кропай себе потихоньку бездарные сочинения, и не вы­зывай к себе тех, чьей помощи недостоин! Запомни – ты никогда не напишешь свой супер-роман! Музам на тебя наплевать!

О л ь г а (беря за руку В л а д и м и р а). Пошли, под­руга, не будем терять время на это ничтожество!

В л а д и м и р. Пошли, подруга!

Удаляются, взявшись за руки.

Все аплодируют, кроме С п е р а н с к о г о.

С п е р а н с к и й (вскакивая). Нет, это подлость! Это фарс, это недостойно пера гуманиста! Как низко, как невероятно низко, и с каким подлым подтекстом!

М а р и я П е т р о в н а. Сперанский, опомнись, о чем ты говоришь? Пьеса хорошая, и мне очень понравилась. Такое ощущение, что написано о хорошем знакомом. О ком-то, с кем видишься каждый день.

С п е р а н с к и й. Маша, и ты туда же! Вам хочется на­до мной посмеяться! Вы все сговорились, и вместо хо­рошей пьесы, вместо сцен, действительно отражающих поиск художника, подсунули мне эту гадость! Да, я ищу! Ищу постоянно, дожив уже до седых волос! Но разве в этом моя вина? Разве я виноват в том, что современная литература находится в тупике? Зачем же так жестоко и несправедливо?!

Уходит, опрокинув стул.

В а с и л и с а И в а н о в н а, до этого стояв­шая на сцене, спускается вниз.