Иван Охлобыстин - Даун Хаус

Пока они ехали в машинах до места…

…рядом с машиной молодых долго кружилась гигантская бабочка махаон и агрессивно билась в стекло машины, выдавая свою звериную сущность. Впрочем, ее видел только Мышкин, но говорить никому из осторожности не стал.

К тому времени у ЗАГСа собралось немало гостей. Тут наличествовали и бледный, заросший щетиной Гавриил Ардалионович с букетом незабудок, и Варя в оранжевом платье с вырезом до копчика, но в кроссовках, и Фердыщенко с перебинтованной лодыжкой и гипсовой статуэткой пляшущего сатира, и много прочих наряженных лиц.

– Молодые! – взвыли гости, когда свадебный кортеж поравнялся со зданием ЗАГСа. В воздух полетели цветы, грянул медью пожарный оркестр.

Первыми из машины вышли генерал с супругой и дочерьми, а уже за ними показались князь с невестой. Процессия неторопливо стала подниматься по лестнице в здание.

Но тут из-за угла раздались выстрелы, музыка и выехал лимузин с открытым верхом. В нем сидели Рогожин за рулем и Настасья Филипповна.

– Совет да любовь! – хмуро поздоровался со всеми Парфен, выходя из лимузина сам и помогая выйти Настасье Филипповне.

– Плохие новости! – шепнул Ганя Фердыщенко, наблюдая, как изменяется в лице князь, по мере приближения к нему Настасьи Филипповны.

– Убийство намечается, я взволнован, – согласился тот и начал пробираться сквозь толпу прочь, но кто то из стоящих подставил ему ножку и он с грохотом покатился вниз.

– Жуть! Скандал! – сказала Елизавета Прокофьевна, машинально загораживая своим телом дочерей.

– Как же так Лев Николаевич? – начала Настасья Филипповна, обращаясь к Мышкину. – Вы же на мне обещали жениться, а сами, как мальчик наивный…

– Я требую соблюсти приличия! Иначе я вызову милицию, – начал сердиться Иван Федорович, с ненавистью глядя на скандальную девицу.

– Я тебе вызову сейчас! – пригрозил ему Рогожин и незаметно показал на рукоять пистолета, торчащую у него из-за пояса. – Пусть молодежь сама договаривается.

– Что это значит? О чем договаривается? – взвизгнула Елизавета Прокофьевна.

– О чем хотим, о том и договоримся… – Настасья Филипповна повернулась к Мышкину. – Что же мне теперь брошенной делать?

– Это ты брошенная!? – вмешалась Аглая, – Не смеши людей! Своему орангутангу тупому сказки рассказывай про женское одиночество. Или просто хочешь праздник испортить?

– Какой праздник? Какой праздник?.. – повернулась к ней Настасья Филипповна, – Разве это праздник – несчастного князя под венец волочь, что бы потом ему с тренером по теннису в раздевалках рога наставлять? Или вы серьезно решили стать домохозяйкой, родить ему кучу детей и по воскресеньям печь ватрушки с майонезом?

– Не ваше дело! – рявкнула Аглая, – Тебе-то что? Или сама хочешь семью создать? Сомневаюсь!

– Не ссорьтесь девочки! – попробовал их помирить Мышкин.

– Какая ни есть, но любит-то он меня! – воскликнула Настасья Филипповна.

– Фигня! – зло расхохоталась Аглая, – Это он тебя тогда пожалел, как кошку трехногую.

– Князь, – обратилась к Льву Николаевичу Настасья Филипповна, – Конечно она права, они все правы, конечно моя жизнь кончена, но я не виновата, честное слово не виновата, я как все хочу любить, ну что же мне делать! – и она заплакала.

– Бедная! Бедная моя! – всхлипнул Мышкин, бросая Аглаю и кидаясь обнимать плачущую женщину.

– Сказочный долбоеб! Зачем его только из больницы выпустили!? – развел руками Иван Федорович, схватил Аглаю под локоть и поволок вниз к машинам. Остальные члены семьи проследовали за ним. Последней шла раскрасневшаяся Аглая. Уже у самой машины она попыталась вырвать свою руку из руки отца и вернуться, но генерал и Елизавета Прокофьевна силой впихнули ее в машину.

Но князь всего этого не видел, он успокаивал Настасью Филипповну – Мы будем вместе всю жизнь, милая моя! – А то я подумал… Мне показалось… Что вы не хотите за меня замуж…

Едва машины Епанчиных отъехали от ЗАГСа, Настасья Филипповна очень быстро взяла себя в руки и ответила :

– Хороший ты, мужик, – князь, но больно неземной. Не жалей меня, я этого не заслужила. И тебя недостойна. Разве что Парфен подойдет. На нем тоже клейма ставить негде.

– Негде, – радостно подтвердил Рогожин, стоящий неподалеку.

– Пойдемте, любовь моя распишемся! Скорее пойдемте! – схватил за руку Настасью Филипповну Мышкин.

– Какой там – распишемся!? – Она вырвала свою руку из его. – Я сюда приехала не губить вас, а наоборот спасать.

– Значит, жениться не будем? – не поверил князь.

– Зачем?! – честно ответила Настасья Филипповна и приказала Рогожину, – Поехали, смерть моя лютая, отсюда. Заводи «бибику».

– Это в момент, – обрадовался тот.

– Прощайте Лев Николаевич! Я действительно люблю вас, но мне кажется, что от этого вам навряд ли полегчает. Прощайте мой «рыцарь бедный» и простите меня, – сказала женщина и зашагала к лимузину.

Князь, ошарашенный всем произошедшим, недвижимо стоял и наблюдал за отъезжающей машиной и только когда лимузин скрылся из виду, он начал спускаться вниз по лестнице ЗАГСа.

Из толпы к нему навстречу вышел Ганя сестрой и с ходу предложил:

– Что князь может «вмажемся»? Прости, что так на прямую, но больно событий много произошло.

– Да, да, – с радостью поддержал он идею, – Непременно вмажьтесь.

– Отлично! – потер руки Гаврииил Ардалионович, – Варя такой раствор сделала! Оторвемся по высшему классу. На это она мастерица.

– И я с вами, – заныл рядом Фердыщенко.

– Тьфу ты! – сплюнула Варя, – Только на тебя шприц переводить. Ну ладно.

– Можно у меня на выставке, – предложил Фердыщенко. – Тут два шага, и у меня отличная экспозиция. Есть «Океанические пейзажи» кисти Роберта Чижикова. Сильная вещь! Поверите – один в зале не остаюсь, боюсь утонуть.

Они миновали перекресток, обошли булочную и зашли в выставочный зал.

– Тетя Маня, иди домой, я сам посторожу, – отправил дежурную Фердыщенко, выволок четыре стула в центр зала и усадил туда компанию.

– Приступим, – сказал Ганя, достал из кармана шприцы, один оставил себе, а два других отдал князю и Варе.

– Тучки небесные, вечные странники, – почему-то сказала шприцу Варя, поцеловала его, закатала рукав платья и сделала инъекцию, даже не перетягивая руки жгутом.

–Всего хорошего, товарищи, – шепнул Гавриил Ардалионович, перетянул руку ремнем и тоже сделал инъекцию.