Дмитрий Боррони - Мой город 5. Инвалид

–Я хотела бы принять ванну, поможете?

–Да, конечно. – ответила Лика. – Помогу. – не знаю как, Лика еле-еле подвезла Марью к двери ванной комнаты, и спросила. – Такие кресла дают всем или только избранным?

Марья усмехнулась:

–Очевидно всем. – сказала она. – За легкие платить надо, а это единственное кресло, которое в коридоре стояло. Вот они мне его и всучили. Сами спишут, и все в порядке, а мне мучайся тут.

Лика согласилась:

–Да его с места не свезешь, надорвешься.

Марья подтвердила:

–Это точно.

Лика открыла дверь ванной комнаты, и помогла Марьи снять ночную рубашку, в которой ее выписали из больницы. Теперь она могла видеть ее торс. Ног так каковых не было. Ее правой ноги не было вовсе, а левая болталась как обрубок, и заканчивалась где-то чуть выше коленного сустава. Марья, посмотрев на Лику, тяжело улыбнулась, и грустью сказала:

–Вот так.

Лика тотчас же посмотрев на Марью. Непонимающе, как это вообще возможно тихо, дрожащем голосом, спросила:

–Как?

–Просто мы решили прокатиться на электричке. – призналась Марья. – Хотели доказать, что мы не мусор.

–Доказали?

Марья с грустью вздохнула:

–Ага. – крякнула Марья. – Теперь двое друзей из которых один отец моего ребенка в морге, а я… – она не смогла ничего сказать. Опустив голову, она лишь тяжело вздохнула. Ей не было что сказать, да сказать нечего было.

А Лика, услышав нежданную новость, что Марья в положении, спросила:

–Уверенна?

–В чем?

–Что беременна?

–Абсолютно. – ответила Марья. – Я узнала об этом в больнице.

Тут Лика осторожно поинтересовалась:

–Что будет с ним?

–Я рожу. – однозначно заявила Марья. – Я его оставлю. – затем она добавила. – Он будет моим, и только моим.

–Хорошо. – одобрительно ответила Лика, добавив. – Я помогу если что. – затем она сказала. – Сейчас отложим все на потом, и примем ванну. Лика помогла Марьи забраться в ванну, и налить ее доверху. Затем она дала Марьи душевую лейку, и сказав, что она рядом если что, вышла из ванны, прикрыв за собой дверь. Затем она потрогала свой живот, и сказала сама себе: «что ж, если я не могу иметь своих детей, то я помогу в его воспитании Марьи». Затем она с большим усилием отогнала кресло инвалида в прихожую, и оставив его там, пошла в кухню, готовить ужин.

Оставшись одна, Марья принялась усердно мыться. Она уже не мылась целую неделю, и, теперь с большим усердием и рвением натирала свое тело хорошей мыльной мочалкой. Она хотела соскрести с себя тот больничный запах палаты, в которой она нюхала всю неделю. Она забыла обо всем, даже о том, что у нее нет конечностей. И лишь приступив к их мытью она вдруг вспомнила, что у нее нет ног. Она видела их, ощущала. Ей казалось, что ноги при ней, и она вот-вот встанет, обопрется на них и пойдет. Нет, она не пойдет, а побежит! Как когда-то в детстве, когда, будучи совсем маленькой девочкой, она бегала, гоняясь за воздушным змеем по просторному полю полевых цветов. Она тогда была счастлива. Да как же не быть счастливой в детстве. Но, к сожалению, те былые времена полной радости детского смеха давно прошли. Наступила взрослая жизнь, а за ней расплата за свою беспечность. Это Марья знала. Она отдавала себе в этом полной отчет. Сейчас, когда ничего нельзя было поправить, и она еще ощущала уже отнятые ноги от ее тела, она знала, что в этом виновата лишь она сама. Она и больше никто. В эту секунду полной радости, Марья заплакала. Она винила себя и только себя в том, что произошло с ней.

–Да что же это такое! – в истерическом припадке орала она. – За что?

На ее рев прибежала перепуганная Лика. Она вбежала в ванную комнату, и посмотрев на сидящею в ванной Марью, которая держалась чтобы ей не погрузиться в воду, на левой ноге, точнее, что от нее осталось, горько посмотрев на Лику, прореви, проныла:

–Лика! – начала Марья. – Мои ноги! Где они? Я их не чувствую! Их нет.

В это самое время, Лика поняла, что Марья наконец осознала тот факт, что у нее нет ног. В больнице она еще относилась к этому как к шутке, думала, что ее ноги вернуться. Что это лишь сон, и только. Сон, который забудется, и никогда не вспомниться. Лика поняла, что мозг Марьи только что разблокировал ту информацию, которая не давала Марьи сойти с ума. Лишь сейчас Марья осознала, что это не сон. Ног нет, и их не вернуть. До этого она считала, что она просто не чувствует своих ног. Но она пройдет курс реабилитации, и ноги снова будут у нее. Тогда, в больнице, она видела, что у нее не было ног. Но она подумала тогда, что это временно, и она снова будет чувствовать свои ноги. Но это не произошло. Ее мать вряд ли могла представить, что Марья станет инвалидом, а Марья все же надеялась, что Клавдия возьмет ее к себе. И убедив себя в этом, она на какое-то время забыла, что у нее нет ног. Так можно объяснить истерический припадок Марьи в ванной комнате.

Лика не знала, что и сказать? Успокаивать Марью было бессмысленно. И в этот момент она приняла единственное правильное решение. Она ее встряхнула, и твердым голосом сказал:

–Это так. Их нет. «Нет и уже никогда не будет», – затем она сказала. – Прошлого уже никогда не вернуть. Что сделано, то сделано. Назад дороги нет. – она, сделав паузу, сказала. – Нет ног, и что же? «Жизнь продолжается». – затем она с горестью сказала. – К сожалению люди всю свою жизнь помнят то, что потеряли. Никто этого не ощущает, но так оно и есть. – затем она добавила. – И человеческие части тела тут не исключение. – затем она добавила. – Мы сами виноваты в наших несчастьях, и винить тут некого. – затем она добавила. – А если и есть кого, то только себя самих.

Марья утерла слезы. Ее истерика улетучилась словно ее не было вовсе. Она тупо посмотрела на Лику, и сказала:

–Это жестоко.

–Жестоко? – ухмыльнулась Лика. – Может быть, жестоко. – затем она добавила. – Но лишь жестокость позволяет нам выжить. – затем она сказала. – Мы все жестоки и к другим, и к самим себе, и эта жестокость порой не дает нам сдастся.

Марья тяжело вздохнула. Ей было тяжело слушать подругу, но она понимала, что та права: нет ног, и что же? Жизнь продолжается, и сдаваться нельзя. Надо смотреть трудностям и смерти в лицо. Смеяться, когда она близко. Ведь только живя счастливо и преодолевая все трудности сосланной нам судьбой и веселясь, когда смерть близко, можно дожить до глубокой старости, а не умереть при первой трудности, не опустить свои руки, а наоборот, подняв их надо что-то делать. Делать то, что хочется. И пускай другие говорят, что этот человек изгой общество, ни на что неспособен. Надо доказать завитосердникам, что это не так. Они считают себя лучше инвалидов, издеваются над ними, а сами не могут без чьей-либо помощи вбить гвоздь. Взять в руки ручку, расписаться в документах лишь тогда, когда они будут уверенны, что им от сделки, за которую они расписываться достанется приличный куш в иностранной валюте. Но это уже уголовщина. Они смеются над инвалидами, и игнорируют их. Неважно где? В правительстве или в округе. Все одинаково. Законы для богатых, для инвалидов только выживание в этом мире. Так кто же инвалид я Вас спрашиваю? Те, кто имеют инвалидность или те, кто над инвалидами насмехаются? На этот вопрос нет однозначного ответа.