Борис Гуанов - Ленинградцы. Драма в трёх действиях с прологом и эпилогом

Идея вещи распылилась: не то Ильинишна, Вера и Николай Иванович – центральные герои, не то Аркадий Кириллович, Катька и Пётр (лётчик, погулявший без Веры)? Словом, дрянные люди заслоняют хороших, а тем самым искажают правду о героях блокады. Автор, бесспорно, способный. Он умеет экономно, действенно обрисовать характеры персонажей, но он пока что не совсем ясно представил идею пьесы. Арест спекулянта и воровки – наиболее слабый вариант развития сюжета на материале героического города. Моральная победа важнее прихода милиционера в конце пьесы. Конец шаблонный, непродуманный. Для драмы важнее выделить один конфликт, одну сюжетную интригу, одну линию столкновения. Если автор хотел показать, что Николай Иванович, несмотря на голод, не расстаётся с книгами и картиной Васильева, то это исходит у него из любви к данным вещам. Когда ленинградцы спасали от пожара государственные ценности, „чужие вещи“ – в этом больше героизма, патриотизма. Словом, автору предстоит усилить идейную сторону произведения. В таком виде пьеса не может заинтересовать журнал. 10-го января 1960 года. Г. Алёхин»… Вот сука! Одно враньё им подавай!… Сегодня воскресенье, время есть… Давай, я тебе почитаю…

Зина, вытирая глаза, кивает головой. Пётр берёт в руки пьесу.

Занавес

Большая кухня в одном из ленинградских домов. Холодная плита, которой уже давно не пользуются. На полках разный хлам. Кровать с матрацем служит, видимо, вместо дивана и стульев: их нет – сожгли. Пара больших окон, за которыми сквозь изморозь просматривается ленинградский городской пейзаж. Только всё кажется застывшим, лишь из одной заводской трубы курится дымок.

Следы жизни и запустение. На всём неповторимый характерный отпечаток. Блокада. Январь 1942 года, Ленинград.

Почти касаясь лицом и руками «буржуйки», голенастые колена которой уходят через окно на улицу, греется молодая женщина Вера. Малоподвижная в наверченной для тепла разнокалиберной одежонке, она кажется старше, чем есть на самом деле, и только её голос с чистыми интонациями говорит, что она молода.

Здесь же Лидия Петровна, её тётя. Худощавая женщина лет сорока пяти, непонятно как ухитряющаяся сохранить остатки прежней аккуратности в одежде, причёске. В этом она резко контрастирует со своей племянницей. Лидия Петровна всё время находится в движении, но эта преувеличенная бодрость от нервозности. Она, желая или не желая того, взвинчивает себя, что, по её мнению, помогает ей держаться. Сейчас все её интересы сведены к одному: что есть сегодня, завтра – ей и Верочке, к которой она привязана с эгоизмом требовательной женщины, не имевшей своей семьи, детей. Очень расстроенная какой-то пропажей, Лидия Петровна ведёт беспорядочные поиски на кухне. Она обескураженно то принимается рыться в хламе, то нервозно обшаривает свои карманы.

ЛИДИЯ ПЕТРОВНА (с отчаяньем) . Хоть убейте, ничего не помню!.. Куда я их могла задевать? Боже мой… Абсурд какой-то, провал в памяти. И кто поверит, что я могла помнить любую бумажку в бухгалтерии за целые года… Нет, нет, больше не могу. Так совершенно издёргаться можно. Я лучше признаюсь… Вера! (замолчала в нерешительности, но Вера, погружённая в свои мысли или голодную дремоту, не пошевельнулась) Вера, не волнуйся, пожалуйста, но…

ВЕРА (испуганно вскрикнула) . Что!? (с такой болью и беспокойством принимают известие с фронта о гибели родного человека)

ЛИДИЯ ПЕТРОВНА (поспешно) . Я потеряла карточки. Ты только не волнуйся… понимаешь, продовольственные карточки.

ВЕРА (менее напряжённо) . Какое сегодня число?

ЛИДИЯ ПЕТРОВНА (не понимая) . Двадцать пятое… Январь.

ВЕРА. Шесть дней до новых карточек. Не дотянем…

ЛИДИЯ ПЕТРОВНА (чуть не плача) . Ну что ты говоришь всегда… невозможное. Да сорок грамм масла всего. Талоны на него пропали. (уныло) Думала всё как лучше. Хотела к концу месяца выкупить… И не смотри, я просила, как ревизор с укором. Ведь у тебя день рождения скоро, а ты даже и не вспомнишь. Хорошо бы его отметить… как-то. Тебе уже смешно! Целых сорок грамм как в воду… на эти талоны сливочное дают.

ВЕРА. Оказывается, и на блокадном пайке можно экономить, откладывать на чёрный день.

ЛИДИЯ ПЕТРОВНА (накаливая себя) . Да, да… Фантазия, но я не могу смотреть молча, как ты чахнешь от апатии… Нельзя быть такой, Верочка. Задор, пусть крайности – только не молчать. Молчать и думать, Верочка.

ВЕРА. Опять хотите поссориться, как в прошлый раз… Масло, масло. Плюньте на него. Всё равно. (женщины присаживаются рядом у печки, молчат, зачарованные огнём)

ЛИДИЯ ПЕТРОВНА. Скрипят, сырые. На углу у железного садика дом двухэтажный деревянный ломали на дровишки для госпиталя. Нам бы брёвнышко приволочь. Порох. Хотя бы балку какую. (пауза) Ты так испугалась, когда я тебя позвала. Думала, что извещение. А он, бессовестный, не хочет даже ответить на твои письма…

ВЕРА. Мне всё равно.

ЛИДИЯ ПЕТРОВНА. А вчера опять на почте перебирала эти залежи писем. На тебе лица не было, когда ты вернулась. Я уж подумала: нашла. Но разве найдёшь? Мне страшно было посмотреть – тонны неразобранных писем, не разосланных. Хаос. И кто пишет, кому пишут, смешалось… Ты не ходи туда, Верочка. (с обидой) Молчишь, всё время молчишь. Я, конечно, может и устарела. И такая усталость. Но ты… Мне становится страшно. Ты была гордая, пусть и резкая порой, а сейчас – старуха в восемьдесят лет. После того ужасного письма. (возмущённо) Пётр, Пётр. Ничего не знает, не представляет, как мы живём, существуем при коптилке, а осуждает с горячностью мальчишки.

ВЕРА. Всё-таки читали письмо, то?.. Это же не красиво, тётя. А ещё учили.

ЛИДИЯ ПЕТРОВНА. Я и виновата! Твою переписку нетрудно найти даже в туалете, так её ты хранишь! (иронизирует) И откуда мне было знать, что оно последнее. Любящий муж, и ни одного трёхугольничка, а мы ждём, надеемся… И я ему доверилась. Нет, это простительно тебе, но мне, стреляной вороне! Комнату вам предоставила…

ВЕРА. Хватит, тётя!

ЛИДИЯ ПЕТРОВНА. Он пожалеет. Ну, да война многое спишет, сгладит. И не взять в руки перо… А как бы вы могли жить! Ради вашего будущего…

ВЕРА. Хватит… Не надо мне такого будущего… Я не хочу, понимаете. Одна останусь. Вдова. Хуже. А жалеть, вмешиваться, поймите, нечего. Никому.

ЛИДИЯ ПЕТРОВНА (изумлённо) . Ты считаешь себя всё-таки виноватой.

ВЕРА. Не знаю… Тогда – да, а сейчас… Не знаю. Мыслей много, а голова – пустая бочка. Вопросы, одни вопросы, а ответа нет. Не настоящие они, тётя: от обиды моей.

Пауза.

ЛИДИЯ ПЕТРОВНА. Если б ребёнок и родился, он всё равно бы не жилец на этом свете был. Лишь горя прибавил бы, а разве я не хочу внучку?.. Нам так тяжело…

Читать дальше