Марго Эрванд - Бремя любви

– Все, все, моя девочка. Все хорошо, ничего страшного не случилось, – шептала я, раскачиваясь вместе с ней из стороны в сторону. Но Полина продолжала заливаться криком, даже не пытаясь обнять меня в ответ.

Мама подошла и села рядом. Она гладила Полину по спине, а сама не сводила глаз с Виталика. Он увлеченно отправлял паровозик в очередное смертельное пике, в то время как его сестра сидела рядом с ним и надрывалась от плача. Это было странно.

– Виталик, а что случилось? – поинтересовалась мама, перехватив его взгляд. Он пустил железный состав вперед по крутой петле рельс. – Почему Поля плачет?

Ее вопрос потерялся в очередном громком всхлипывании Полины, но я была уверена, он его услышал. Он опустил голову. Паровозик вошел в петлю и с грохотом разлетелся на части. Это событие привлекло внимание всех. Полина оторвалась от моей груди и, все еще продолжая всхлипывать, с улыбкой посмотрела на очередное крушение. А я с ужасом заметила у нее на голове ссадину, из которой тонкой струйкой сочилась кровь.

– Виталик, что случилось? – повторила свой вопрос мама.

– Сильно болит, солнышко? Как ты так ударилась? – причитала я, рассматривая ее голову.

Ссадина была неглубокой, и кровь уже свернулась в уголках ранки, но мне все равно было страшно. Умом я понимала, что ей ничего не угрожает, и это не первая и, увы, скорее всего не последняя ее травма, но сердце отказывалось это принимать. Я чувствовала, как паника и страх пульсируют у меня в ушах. Я крепко обняла ее, не желая больше отпускать во внешний мир, где ее на каждом углу поджидала опасность. Кто бы мог подумать, что даже дома, играя с паровозиком, она может так удариться головой. А как это вообще могло случиться?

– Он-на х-хотела за-абрать па-аровоз-зик. А-а он м-мой! М-моя оч-чередь.

– Что ты сделал? – заорала я, вскакивая с дочкой на руках. – Ты что, сдурел? Она головой ударилась! Головой! А что, если бы это была не просто ссадина? Ты меня слышишь?

Виталик продолжал сидеть на полу. Он втянул голову в плечи, сильно выгнув и без того кривую спину. И в такой позе он пятился назад, пока не уперся в спинку кровати. Мама продолжала сидеть на полу. У нее в руках был тот самый злополучный паровозик. Теперь он вращался между ее пальцев.

– Я-я-я.

– Что – я? Я с тобой разговариваю! Ты видишь, что ты наделал? Посмотри, какая у нее рана! У нее кровь идет! Она плакала, а ты просто сидел и играл! Как это понимать? Я тебя спрашиваю? Она же твоя сестра!

– Мам, не надо, – шмыгая носом, попросила Полина. – Он не хотел меня обижать, я сама виновата.

– Что значит – сама виновата?

– Я хотела перехитрить. Его очередь была пускать паровозик, а я жадничала.

– Даже если так, ты не должен был ее толкать, ты слышишь?

Виталик смотрел на меня исподлобья, и я видела, как трясутся его руки. Мне стало стыдно. Что я за мать? Он такой же мой ребенок, а что сделала я? Я ведь поняла, что это всего лишь царапина, тогда почему я так строга к нему? Да, он поступил нехорошо, но он же ребенок. Он же сделал это не специально. Но я испугалась… Я знаю, какой он сильный. В это сложно поверить, но несмотря на свое неидеальное тело, Виталик очень крепкий. Это понимает каждый, кто хоть раз пожимал ему руку. Его крючковатые пальцы, словно плети, переплетают твои пальцы и давят на плоть с такой силой, что ты стараешься как можно скорее избавиться от этих клещей. И в такие минуты я всегда горжусь своим сыном…

Мне снова что-то вкололи. Несколько минут мое сознание вращалось по орбитам в поисках лучшей доли. Как бы я хотела приземлиться там, где могла снова услышать ее смех и увидеть ее сияющие глаза, но вместо этого мои ноги вновь почувствовали землю. Я сидела на скамейке под открытым небом и чья-то рука наглаживала мне спину. Голова была настолько тяжелой, что мне было сложно ей шевелить. Я с силой открыла глаза. Моя девочка уже лежала на носилках, и двое санитаров несли ее к машине скорой помощи. Разряд молнии озарил это действо, сделав его еще более драматичным и зловещим. Я снова закрыла глаза, издав что-то среднее между стоном и всхлипыванием.

– Настюх, поплачь, легче станет, – оживилась женщина, что сидела рядом со мной. Ее голос показался мне знакомым. Она притянула меня к себе, и тело легко поддалось ее воле.

Мои глаза были закрыты, но как бы я ни пыталась снова провалиться во мрак и пустоту бытия, я продолжала видеть ее – мою Полину.

– Мамочка, все будет хорошо, не волнуйся, – говорила она, блаженно улыбаясь. – Со мной все в порядке.

Я снова открыла глаза в надежде, наконец, проснуться, вынырнуть из этого кошмара. Но я все еще сидела на улице в объятиях какой-то женщины, а мне в глаза смотрел все тот же мужчина в форме.

– Мы можем продолжить наш разговор?

– Я могу поехать с ней? – спросила я. Машина скорой помощи все еще стояла в нескольких шагах от нас, и я видела черный пакет, скрывающий мою девочку от посторонних глаз.

– Боюсь, что нет. Ее сейчас отвезут в морг, потом…

Женщина, что сидела рядом со мной, громко цыкнула, перехватив его взгляд и инициативу в этой беседе.

– Настя, так будет лучше.

– Отец девочки жив? – продолжал мужчина.

– Да, мы в разводе.

– Как можно с ним связаться?

– Я позвоню.

– Если вы дадите нам его телефон, мы можем сделать это сами.

– Я сама позвоню. Что вам от меня надо?

– Мне нужно, чтобы вы рассказали все, что может иметь отношение к случившемуся. Например, какие отношения были у отца с девочкой?

– Что значит – какие? Он ее отец!

– Я понимаю, но все же, каким он был отцом?

Каким он был отцом… А почему бы не спросить, каким он был мужем? Или хороший отец автоматически хороший муж? Полина его любила. Она гордилась своим отцом. Для нее он был самым лучшим. Для нее он был если не на первом, то точно на втором месте в жизни. А на каком месте она у него? Есть для нее вообще место в его жизни?

– Они часто виделись или нет, ладили или ругались? Вы же в разводе, – разглагольствовал мужчина.

– Это я с ним развелась, а она как была его любимой девочкой, так ею и осталась.

– Хорошо. А когда они виделись в последний раз?

– Не помню. Я этим никогда не интересовалась, меня же это не касается.

– Как это? Она же ваша дочь.

– Ну так и ему она вроде как не соседка!

В его замечании было столько укора, что у меня зазвенело в ушах. Всю жизнь меня осуждали и ругали за сына, за мою любовь и заботу о нем. Но с Полиной все было иначе. Я хорошая мать! Я все делала правильно! Тогда за что мне все это?

– Слушайте, как вас там звать, я понимаю, что вы выполняете свою работу, но давайте потом. Не сейчас. Если бы вы все делали правильно, мы бы здесь сейчас не сидели, понимаете о чем я говорю? Это ваша вина, что какие-то ублюдки на свободе гуляют! Я не могу, не могу больше. Слышите?! Верните мне мою девочку! Верните, сволочи!