Жан Ануй - Пассажир без багажа

ЖОРЖ.Мы мечтали сделать из тебя блестящего инженера.

ГАСТОН (фыркнув). Из меня?

Г-ЖА РЕНО.Но больше всего ты любил книги о путешествиях! Кстати, по географии ты всегда шел первым в классе…

ЖОРЖ.Уже в десять лет ты мог перечислить все департаменты в обратном порядке.

ГАСТОН.В обратном… Правда, я потерял память… Потом, в приюте, я пытался выучить их все заново… Но даже в обычном порядке не получалось… Оставим в покое этот чемодан с сюрпризами. Боюсь, что он нам не поможет. Совсем не таким я видел себя в детстве. (Закрывает чемодан, бродит по комнате, трогает различные предметы, садится по очереди во все кресла. И вдруг спрашивает.) А был у него друг, у этого маленького мальчика? Другой мальчик, который никогда с ним не расставался и с которым он обменивался своими мыслями и марками?

Г-ЖА РЕНО (скороговоркой). Ну конечно, у тебя было много приятелей. А как же иначе — ты же учился в коллеже!

ГАСТОН.Да, но… не приятели. А друг… Вы сами видите, я сначала спросил не о женщинах, с которыми был близок, а о друге.

Г-ЖА РЕНО (шокирована). Но ведь ты был совсем мальчиком, Жак, когда тебя призвали!

ГАСТОН (улыбаясь). И все-таки я вас и об этом потом спрошу… Но сначала я спросил вас о друге, мне гораздо, гораздо важнее узнать у вас, какой у меня был друг.

Г-ЖА РЕНО.Чудесно, ты можешь всех их видеть на фотографии, у нас сохранился групповой снимок вашего класса. Там есть и те, с которыми ты гулял по вечерам…

ГАСТОН.А тот, с которым я предпочитал гулять, которому я рассказывал все?

Г-ЖА РЕНО (скороговоркой, искоса поглядывая на Жоржа). Ты никому не отдавал предпочтения.

ГАСТОН (смотрит на нее). Значит, у вашего сына не было друга, А жаль. То есть, я хочу сказать, будет жаль, если выяснится, что я это я. По-моему, когда человек взрослеет, единственное и самое надежное для него утешение — это увидеть отблеск своего детства в глазах какого-нибудь другого тогдашнего мальчика. Жаль. Признаюсь вам даже, я надеялся, что именно воображаемый друг детства вернет мне память, окажет мне эту вполне законную услугу.

ЖОРЖ (после небольшого колебания). Ну да… у тебя… у тебя действительно был друг, и ты его очень любил. И ваша дружба продолжалась вплоть до семнадцати лет… Мы умолчали об этом, слишком тяжело вспоминать.

ГАСТОН.Он умер?

ЖОРЖ.Нет-нет. Не умер, но вы разошлись, поссорились… навсегда.

ГАСТОН.Навсегда в семнадцать лет?! (Пауза.) А вы знали причину этой ссоры?

ЖОРЖ.Только смутно…

ГАСТОН.И ни ваш брат, ни тот мальчик даже не пытались увидеться вновь?

Г-ЖА РЕНО.Ты забываешь, что тогда была война. А потом… Словом, вы поссорились из-за какого-то пустяка, даже подрались, как обычно дерутся в таком возрасте мальчики… И, конечно, без всякого дурного умысла ты сделал резкое движение… вернее, злополучное. Словом, столкнул его с лестницы. И, падая, он повредил себе позвоночник. Его долго держали в гипсе, и он остался калекой. Поэтому, сам понимаешь, как мучительно трудна, даже для тебя, будет любая попытка увидеться с ним.

ГАСТОН (помолчав). Понимаю. А где произошла эта ссора, в коллеже, у него дома?

Г-ЖА РЕНО (поспешно). Нет, здесь. Давай не будет говорить о таких страшных вещах, такие вещи лучше не вспоминать, Жак.

ГАСТОН.Если я вспомню хоть что-нибудь одно, придется вспомнить все, вы же сами знаете. Прошлое в розницу не продается. Где эта лестница? Я хочу ее видеть.

Г-ЖА РЕНО.Да здесь, рядом с твоей комнатой, Жак. Но к чему все это?

ГАСТОН (Жоржу). Не проведете ли вы меня туда?

ЖОРЖ.Если хочешь, но я тоже не совсем понимаю, зачем тебе видеть это место.

Проходят в холл.

Г-ЖА РЕНО.Вот здесь.

ЖОРЖ.Здесь.

ГАСТОН (оглядывается, свешивается через перила). А где мы дрались?

ЖОРЖ.Представь, мы сами точно не знаем. Нам рассказывала служанка…

ГАСТОН.Это же был не обычный случай… Очевидно, она сообщила вам все подробности. Где мы дрались? Ведь площадка широкая…

Г-ЖА РЕНО.Должно быть, вы дрались на самом краю. Он оступился. Возможно, ты его даже не толкал.

ГАСТОН (поворачивается к ней). Но раз это был лишь несчастный случай, почему же тогда я не навещал больного каждый день? Почему не проводил с ним все четверги, вместо того чтобы гонять по улицам? Почему хоть отчасти не смягчил, несправедливость содеянного?

ЖОРЖ.Пойми, каждый истолковывал этот случай по-своему… А тут еще пошли злобные сплетни…

ГАСТОН.А какая служанка нас видела?

Г-ЖА РЕНО.К чему тебе знать подробности! Впрочем, эта девушка у нас уже не служит.

ГАСТОН.Но ведь остались же еще слуги, которые тогда были в доме?.. Вот их я и расспрошу.

Г-ЖА РЕНО.Надеюсь все-таки, ты не примешь на веру кухонные сплетни. Они, слуги, тебе такого наговорят, если только ты начнешь их расспрашивать. Ты ведь знаешь, какие это люди…

ГАСТОН (оборачиваясь к Жоржу). Мсье, я уверен, что именно вы, вы меня поймете. До сих пор здесь у вас я еще ничего не вспомнил. То, что вы рассказывали мне о детстве вашего брата, кажется мне бесконечно чуждым моему характеру, как я сам себе его представляю. Но, возможно, это следствие усталости, а возможно, и нечто другое, — только я впервые, слушая рассказ о моем детстве, ощутил какое-то смутное волнение.

Г-ЖА РЕНО.Ах, Жак, сынок, я так и знала…

ГАСТОН.Не нужно умиляться и преждевременно называть меня сынком. Мы сошлись сюда, чтобы вести расследование, тщательно, как полицейские, и так же, как полицейские, по возможности не вкладывая в это дело ни грана чувств. Эта попытка сближения с существом, полностью мне чуждым, и которое мне придется, быть может, еще сегодня признать частью самого себя, — эта странная помолвка с призраком — и так уже достаточно мучительны, а тут еще я вынужден отбиваться и от вас. Я соглашусь пройти через любые испытания, выслушать всякие истории, но внутренний голос говорит мне, что прежде я обязан узнать правду об этой ссоре. Правду, как бы жестока она ни была…

Г-ЖА РЕНО (нерешительно). Ну так вот: из-за какого-то пустяка, как обычно у мальчиков, вы подрались. Ты сам знаешь, в этом возрасте быстры на расправу…

ГАСТОН (прерывает ее). Нет, не Вы. Эта слушаний еще здесь, ведь верно, ведь вы только что солгали мне?

ЖОРЖ (помолчав немного, решительно). Да, она еще у нас.