Александр Поздеев - Голос неба. Пьеса, рассказы, стихи

– Папа? Ты как здесь? Ты же живешь в другом городе!

– Анечка, милая, я прямо почувствовал, что с тобой приключилась беда, бросил все и поехал к вам с мамой. Я понял, что если не приеду обнять, защитить свою дочушку, то вся жизнь будет напрасной. Еще мне нужно попросить у тебя прощения, очень нужно.

Аня утыкается отцу в плечо – прямо как в далеком детстве.

– Папочка! Как ты вовремя! Как вовремя… – шепчет она. – Помнишь, три года назад я над тобой смеялась, издевалась, когда ты пришел к Богу? Знай, теперь я сама познала истину, узнала Бога, но моя душа еще полна теней. И самая страшная из них – непрощение. Мама запрещала мне посещать собрания, рвала мои библии, и я не могу простить ее, хотя должна, и еще как должна, но не получается. Пустая и темная половина моей души заняла то место в жизни, которое по праву принадлежит только мне и больше никому, разве не так? Она там а я тут, и получается, что я теперь никто.

– Не смей говорить так! – требует отец. – Я для того и приехал. Мы сейчас пойдем к маме и найдем решение, слышишь? Не впадай в отчаяние. Закрой глаза и снова открой, чтоб оказаться вне стен этой тюрьмы, на свободе, где нас ждет мама. Пусть исчезнет мираж зла.

Аня делает как говорит отец и, открыв глаза, с изумлением видит свой двор, свой дом, маму, которая смотрит на нее и отца взглядом, не предвещающем ничего хорошего.

Автор:

– Как вы поняли, – говорит автор, – тюрьма теней – это не материальный объект. Тюрьмой теней становиться весь мир, если из тела человека изгоняется душа. Особенно, если это душа верующего. Наша героиня только недавно пришла к Богу, натура ее полна противоречий. И мы не можем ее оправдывать или осуждать. В нашем случае, в душу, только что очищенную от теней, одна все-же пробралась и имя той тени – страшное непрощение.

– Аня? Павел? – пораженная, спрашивает мама, в глазах растерянность.

– Мамочка, я хочу попросить у тебя прощения! – просит девочка.

– Я решительно ничего не понимаю! – говорит мама, – и думаю, дочка, что прощение должна просить не ты. Идите ко мне, строптивые мои, оба. Я вас обниму – так я виновата перед вами. Павел, почему ты столько лет не проявлялся никак? Я тебя так и не забыла.

Отец, мать, и дочь, обнявшись, стоят посреди двора.

– Пойдемте! – говорит мама, – обед остывает, дома поговорим.

Троица скрывается в подъезде.

Во дворе появляется душа Ани, как легкое и легкомысленное дитя она скачет на одной ножке, собирает цветочки а затем поворачивается к залу и говорит очень серьезно:

– Мне пора возвращаться в родной дом, очищенный от скверны теней. Но подумайте, сколько еще на свете душ, непрощенных и не понятых, бродят по дому теней, подобно мне? Так, не пора ли выйти из-под его мрачных сводов на улицы, залитые светом Божьих Истин?

Входит в подъезд.

Квартира Анечки

За накрытым столом сидят все трое. Чаевничают. Аня так и не сняла школьное платье с белым передником, будто боится расстаться с уходящим детством. Ворот платья распахнут, волос свободно распущен по плечам (в день освобождения из тюрьмы непрощения можно позволить себе некоторые вольности).

Отец молится. Мама, склонившись к Ане, тихо шепчет.

– Но имей в виду, ходить на ваши собрания все-равно не стану.

– Всему свое время, – говорит отец, – когда три года назад ты прогнала меня за мою веру, я и предположить не мог, что Аня придет вслед за мной к Господу.

– Пап, – спрашивает Аня, – ты не уедешь?

– К сожалению, дочь, я должен уехать. Дела. Но два дня у меня есть, и если мама разрешит, то погощу.

Лицо Ани спокойно и безмятежно, она улыбается. В дверях стоит невидимая для родителей, но видимая ей душа, одетая не в школьную форму, а в красивое модное платье, в руках букет цветов.

– Я вернулась чтобы никогда больше не уходить от тебя, – говорит Ане

душа, – готова впустить меня – очищенную, напоенную светом?

– Да готова! – отвечает ей Аня.

Автор:

– Вот и вся история, которую я хотел рассказать вам о доме теней. Сколько еще заблудших душ бродят под его мрачными сводами, не подозревая, что выйти на свободу так просто. Прощение, жертвенность, любовь – вот ключи, отпирающие двери темниц дьявола. Если бы мы осознали это, жить было бы гораздо проще. Наша героиня осознала, победила, а как-же другие люди?

Мимо автора проходит мужчина с низко опущенной головой, очень грустный, в глазах слезы.

– Ну вот, видите, один из них! – восклицает автор. – попробую заговорить

с ним! Кажется, его история не менее интересна, чем история Ани.

Автор пытается догнать мужчину.

Тот, заметив преследование, только прибавляет шагу.

Занавес.

Хлопнула позади него тяжелая больничная дверь и стылый морозный воздух осени мгновенно заполнил легкие. И он сладостно вдыхал его, широко расправив плечи. Позади осталось нудное больничное существование с запахом лекарств, облезлыми стенами, и угнетающими дух процедурами. Дошел до проспекта и замер, ожидая сигнала с зеленым человечком. Машины неслись сплошным потоком, даже красный свет был для некоторых сумасбродных водителей уже не авторитетен.

Перейдя проспект Максим направился в сторону парка, где они условились встретиться с Мариной, но на полпути его внезапно настиг телефонный звонок от нее.

– Максюшка, прости меня, дуру такую!

– Ты чего Маришка? Голос у тебя дрожит… Случилось чего?

– Я не приду, Максюша, прости, у меня другой парень, надеюсь ты поймешь!

Побелевшие его пальцы с такой силой сжали телефонную трубку, что она чуть не хрустнула, в прошлом Максим был перворазрядником-штангистом.

Маришка отключилась, Максим нервно закурил и надрывно пускал красивые кольца дыма, так он делал только когда нервничал. Мимо, постукивая палочкой по асфальту, прошла слепая женщина в темных очках и с собакой-поводырем. Палочка стучала по ровному асфальту почти мерно и как-то спокойно, но, стоило ей попасть в выбоинку, звук стал немного тревожным.

Так получилось, что Максим шел почти по следам женщины, потом обогнал и уселся на пустую скамейку переживать, так как он считал. Но женщина, к его неудовольствию, тоже выбрала эту самую скамейку для отдыха. Пес тянулся к лакированным ботинкам Максима, но тот с неудовольствием отодвигался все дальше и дальше, но уходить совсем посчитал за поражение, скамеечку-то он первый занял.

– Чак прекрати! – прикрикнула на собаку женщина.

Некоторое время оба и Максим и женщина молчали, погруженные в свои невеселые раздумья, даже Чак поник, лег, сложив голову на лапы, и с грустью поочередно смотрел то на хозяйку, то на Максима.