Александр Поздеев - Античная юность. Повести, рассказы, пьеса, сценарии

Редактор Валентина Спирина

Иллюстратор Евгений Шабанов

Иллюстратор Эл Крылов

Иллюстратор Александр Поздеев

Дизайнер обложки Спирина Валентина

Дизайнер обложки Изображение Виктория Бородинова с сайта Pixabay

© Александр Поздеев, 2020

© Евгений Шабанов, иллюстрации, 2020

© Эл Крылов, иллюстрации, 2020

© Александр Поздеев, иллюстрации, 2020

© Спирина Валентина, дизайн обложки, 2020

© Изображение Виктория Бородинова с сайта Pixabay, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-0051-2031-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящаю эту книгу всем моим дорогим и любимым девушкам и женщинам, без вдохновения от которых она была бы невозможна.

– Но стоит ли сочинять что-то для того, чтобы просто сочинять? Есть особый вид творчества, ну там, любовные всякие послания, почему бы ей не заняться ими? Люся Мухина пишет свои стихи с первого класса, однако это не означает, что она хороший или даже средний поэт.

Алена закончила свою речь, умолкла, оглядела сосредоточенные лица ребят своего класса. Казалось, они, растревоженные той речью, надолго задумались все, включая ярых двоечников.

– Нет, она, конечно, совсем не поэт, – прервала всеобщее молчание Даша Трошина, – чтобы стать настоящим поэтом, нужно закончить хотя бы школу, а она собралась уходить из нее на завод.

– Ну это понятно, – гневно отозвался на этот раз уже я, – у нас папы, мамы, а у Мухиной отец алкоголик, полный ноль, больная бабушка, да ещё младшие сестры. Поражаюсь, что все это время она могла и для стихов время находить, и для уроков, разве не подвиг?

Ребята зашевелились, загалдели. Когда речь заходила об их однокласснице, удивительной школьной поэтессе Мухиной, мнения, почему-то, резко разделялись. Одни защищали, иные наоборот, по той простой причине, что Люся едко высмеивала их в кусачих эпиграммах. Комсорг Алена Рассказова – тоненькая, модная, школьная красавица номер один, комсомольская богиня находилась где-то посередине тех баталий. Она не желала признаваться ребятам, что ей нравятся стихи Мухиной (хотя на самом деле было так), из-за того, что однажды Люся сделала выпад эпиграммой в сторону скучных мероприятий, проводимых активом школы. Полчаса назад закончился урок физкультуры, последний в пятницу, ребята не расходились, сойдясь в любимом кабинете литературы, слушали пламенную речь своей «богини», так любовно прозвали одноклассники Алену. Школьные пиджаки и платья небрежно брошены на парты, на стулья, портфели валяются вперемешку в проходах между рядами. Мальчики, девочки, в маечках, в шортиках.

– Говорим о Люсе и без нее самой, – сердито подала реплику Алена, – а кто поинтересовался, где она была сегодня весь день? почему пропустила уроки?

– Ребята, пойдем по домам, пятая серия сегодня! – крикнул двоечник Лыскин. И именно в тот момент, вслед за репликой о пятой серии в класс ворвалась, словно бризовый ветер, будто торпеда, ураган, наша Люся, с дикими горящими глазами и тетрадью в руке.

– О, Люся! – радостно выдохнули все одновременно в двадцать четыре глотки.

– Вы спросите, где я была? – затараторила Люся, отодвигая обалдевшую Аленку в сторону.

– Где же? – хором спросил класс весь разом.

– Радовалась весне – вот где, что же вы сидите в пыльном классе? Нас ждут речка, теплоходик и, конечно, мои стихи!

– Мухина, прекрати! – попробовала укротить её комсорг.

– А ты, если хочешь, оставайся здесь, – резко осадила её Люся, – надоели твои дурацкие указания, все за мной на покорение реки! Класс мигом опустел, ребята могли принимать или не принимать стихов своей одноклассницы, но любили её безоговорочно все без исключения.

Но мы с Аленой кататься на теплоходе не захотели и по той причине, незаметно ускользнув от всех, сбежали в близлежащий парк, опьяненные весной и свободой, взявшись за руки, гуляли по тропам и говорили, говорили о школе, о друзьях, о Люсе, обо всем что взбредало в голову.

– Я так и не поняла, зачем нам понадобилось обсуждать стихи Люси? – спросила меня Алена. Вместо ответа, я молча пожирал её глазами, как же она была хороша в этой спортивной форме, мы так и возвращались в ней домой, почему именно мне из всех мальчишек школы она отдала предпочтение, ведь я далеко не отличник, характером трусоват, не спортивен, что любят девчонки. Алена потянула меня за рукав, показав на пустую парковую скамейку сказала как бы невзначай.

– Слава, давай присядем, что нам домой-то торопиться, весна, – помолчала немного и добавила, – Бог с ней, с Люськой.

– Бог с ней, – согласился и я. Портфели летят в траву, теперь мы сидим, так тесно прижавшись друг к другу, обнявшись, губы её и мои ищут соприкосновения, если прислушаться хорошенько, можно отчетливо услышать, как бьется хрупкое сердечко Алены. Городской парк, безлюдный в это время суток, укрывает и обнимает нас. И так хорошо в его нежных обьятиях, что мы забываем обо всем на время, даже, к сожалению, о том, что давно беспокоятся наши нервные родители. Дети вкусили пьянящий аромат свободы, и опаляющий разум огонь первой в жизни любви разгорелся так, что потушить его почти невозможно, рассыпаются от моих прикосновений по спине Алены густые пряди ароматных её волос, и она становится похожа на Еву в эдемском саду.

– Господи, вот бесстыдство-то, – прерывает нашу эйфорию противный старческий голос, – разве мы позволяли себе такие вольности в наше время?

Взявшись за руки, хохоча мы, ничего не ответив старушке, уносимся вглубь парка туда, где наш с ней желанный выстраданный покой никто на свете не посмеет потревожить.

Вчера Алена показала мне несколько своих этюдов, пастель, акварель, я конечно был в восторге, но мысли то и дело сбивались на Люсю.

– Она в этот раз была просто на высоте, – говорил я, – даже тебя сумела на место поставить, ну не стоит, видимо, на неё обижаться, Аленка. Люся ведь в чем-то все равно права… Алена молчит, у нее очень редко бывает плохое настроение но если уж бывает, держитесь все, и виноватым и невиноватым достанется, она молча трогает клавиши своего старинного рояля и негромко начинает играть Шопена, которого играет только в часы плохого настроения, я более до окончания музицирования не посмею её больше беспокоить. Неспешно листаю подшивки журналов, старых газет, сохраняемых бережно семьей Рассказовых, наслаждаюсь паралельно игрой Алены, смакую кофе, то есть делаю три дела сразу, сверху тикают размеренно настенные часы старинной работы, как уютно здесь в просторной гостиной академического семейства. Аленка отрывается, наконец, от игры, захлопнув крышку с немалым шумом, и оборачивается ко мне, большие зеленые глаза полны огня и лукавства, дома и вне своей комсомольской деятельности она великолепный чертенок, я бы так сказал.