Александр Поздеев - Античная юность. Повести, рассказы, пьеса, сценарии

– Вот они, вот пришли! – услышали мы знакомый голос женщины, позвавшей нас вчера сюда.

– Маргарита Викентьевна, немедленно их сюда в учительскую, – раздался властный голос режиссера. Учительская находилась в двух шагах от нас. Едва мы вошли, режиссер, невысокий плотного сложения человек, как одержимый вцепился взглядом в Люсю.

– Все, все, Викентьевна, ты гений! Наш фильм спасен! Садитесь, ребята, разговор будет серьезный. Ребята, случилась беда, у нас заболела главная героиня-актриса, а ты, девочка, как две капли похожа на неё, у нас все сроки летят, съемочная группа останется без зарплаты, выручай а? Деньгами не обидим, я понимаю, у вас экзамены на носу, последние дни мая, но это всего три съемочных дня.

– Я согласна, – ответила Люся, – но при условии, что моему другу тоже дадут роль.

– Массовка нам всегда нужна, – с облегчением произнес режиссер, – ребята, сегодня съемок у вас нет, вам дадут тексты ваших ролей, к завтрашнему дню нужно знать их назубок, лады? И к 10:00 здесь быть, как пить дать, несмотря на ураганы, пожары и прочие природные катаклизмы. Викентьевна договорится со школой дать вам трехдневный выходной, все ребята, у меня съемка. Мы, кстати, в тот день так из тринадцатой и не ушли, пронаблюдав почти весь процесс съемки, учась, анализируя, потом, когда съемка закончилась, получили свои тексты и отправились ко мне, потому как у Люсиной тетки в этот день собралась шумная компания, и выучить роль было невозможно. Моя-то роль оказалась вообще так себе, какая-то парочка реплик, иное дело, конечно, у Люси.

– Представь, – сказала она, – я играю королеву класса, ну то есть как бы Аленку, красивую, гордую и неприступную, в которую влюблены сразу три мальчика. В итоге получилось, что получилось, вместо того, чтобы учить роль, мы процеловались до самого вечера, до прихода моих родителей.

– Ничего, – сказала Люся, уходя, – ночью выучу, – текст она прижимала к груди как нечто драгоценное.

Той же ночью я истово молился, чтобы та девочка, играющая главную роль, ни в коем случае не выздоровела, и всю главную роль сыграла Люся, я понимал что совершаю страшный грех, но поделать с собой ничего не мог. Вообще, приезд киносъемочной группы для маленького волжского города стал огромным событием, взрослые люди, не говоря уже о школьниках, толпами ходили на место съемок, наблюдая, но больше мешая киногруппе, а иногда благодаря фортуне кто-то попадал в массовку. К счастью, наши с Люсей сцены снимались только в закрытом помещении, внутри школы, а иначе я бы просто не смог под двадцатью взглядами своего собственного класса, под взглядом Алены в этом сниматься, тем более мою роль расширили от пяти минут почти до пятнадцати.

Придя в первый день, мы сразу были отправлены Маргаритой на грим, причем из меня за полчаса сотворили немыслимого красавца, мой такой обыденный школьный пиджачок, давно потерявший вид и затертый, заменили на какой-то ультрамодный костюмчик тоже, конечно, школьный (но даже сравнить со старым было нельзя), водолазку с высокой стоечкой горлом и джинсы. По роли я должен был играть этакого мальчика-мажорчика, школьного диктатора, предающего свою любимую девочку, и это нужно было сыграть не банально, а очень драматично, с надрывом души, как объяснила мне Маргарита Викентьевна. Добавленные реплики пришлось учить просто на бегу, но кино есть кино, раз вошел в процесс, будь добр соответствовать.

Вот с Люсей киношникам было сложнее, нужно было снять её так, чтобы зритель вообще никак не заподозрил подмену актрисы, крупные планы пришлось исключить, снимали только издали, иногда, когда все же требовался какой-то более или менее план покрупнее, операторы творили какие-то там свои изощренные киношные хитрости, и все шло, как на мази. В итоге, когда я смотрел позже это кино, то так и не смог отличить, где та исходная актриса, а где Люся. В зрительном зале я один знал про подмену и, конечно, смотрел это кино вновь и вновь только из-за тех кусков, где моя Люся совсем не играла, а проживала жизнь своей героини Юли, преданной лучшим другом, то есть моим героем. На мой взгляд Люся сыграла гораздо лучше исходной актрисы, в её игре чувствовалась какая-то неподдельная искренность, надрыв, боль.

Я вот своим единственным опытом в кино так и остался недоволен и больше никогда не снимался, хотя тот же режиссер приглашал меня на эпизоды в свой следующий фильм. Люсю же, он вообще пригласил сыграть там пусть не главную, но значительную, решающую, существенную роль, только у нее не получилось, и потом спустя несколько лет она все же сыграла у этого режиссера главную роль, но в короткометражке, потому что пришли дефолтные и криминальные сумбурные девяностые, и денег на большое кино давать перестали. Но я отвлекся, все это было позже, а тогда, обрадованные неожиданным подарком судьбы, мы с удовольствием окунулись в мир кинематографических грез, пусть и только на три дня.

Первой снималась сцена на школьной лестнице, девочка поднимается по ней, потом оглядывается на чей-то голос, оборачивается, вообще ничего особенного, минутный обыденный киношный план, но это на первый взгляд, а тогда, я помню, режиссер с этой сценой вымотал и Люсю, и группу, и снимали её чуть ли не полдня.

– Ты должна оглянуться, ты должна посмотреть так, – требовал режиссер, – чтобы все мальчишки страны, сидящие в зрительном зале захотели лечь у твоих ног, ты здесь не просто школьница, ты богиня! Ты – Афродита, стоящая на школьной лестнице, давай постараемся, а?

В итоге полдня Люся всходила и спускалась по этой злочастной лестнице, оглядывалась, то она сумку не так поправила, то взгляд не тот, то вдруг режиссер потребовал что б она повязала пионерский галстук (это вот почему? она девятиклассница же по сценарию?) Люся все покорно терпела, выполняла все безумные указания режиссера, а плакала она потом позже, уже после съемки. А я, наблюдая тогда со стороны за ходом съемочного процесса, за своей любимой девочкой, вдруг с горечью понял, что вирус кино очень сильно проник в мою подружку, и как ей тяжело после такого возвращаться в эту тусклую, серую обыденность, где вечно пьяный отец и беспросветность в плане будущего.

Режиссер оказался прав, Люся в этой сцене действительно была бесподобна и очень не по советским стандартам красива, хотя режиссер почему то в ходе съемки потребовал заменить стильные пиджачок и юбочку, в которые её изначально одели, на обыденное школьное платье с белым фартуком, на мой взгляд зря, но с режиссером не поспоришь. Но сейчас, пересматривая двадцать лет лет спустя этот фильм, я был очень благодарен режиссеру за то, что он не погнался за ультрамодностью, и в этом фильме точно, как есть, сохранил аромат той нашей уходящей эпохи со всеми этими белыми школьными фартучками и прочим.