Дон Нигро - Пушкин

ПУШКИН

ГОГОЛЬ

БЕНКЕНДОРФ/МАНЬЯК

ГЕККЕРН/СМЕРТЬ [1] По западной традиции Смерть – мужчина. Вероятно, эту роль целесообразно отдать кому-то из актрис. /ГОНЧАРОВ

ДАНТЕС/ГОРИЛЛА

КАТЯ/ДЕВУШКА-ЛЕОПАРД

АЛЕКСАНДРА/ПИКОВАЯ ДАМА

НАТАЛЬЯ

Место действия: различные места и дома в России в начале 19-го века. Одна простая декорация представляется собой все. Никаких изменений по ходу пьесы .

У авансцены справа маленький письменный стол и стул. У авансцены правее центра большое растение в кадке. По центру сцены справа пустая овальная рама от зеркала, через которую одни персонажи могут наблюдать за другими. По центру в заднике дверная арка. Слева в глубине сцены маленький диван. У авансцены слева круглый деревянный стол со стульями. Другие деревянные табуреты и стулья так, где они нужны, но на середине сцены должно быть достаточно места для танцев.

В этой пьесе все происходит вроде бы по ходу нескончаемого сюрреалистического бала, который в общих чертах обозначен светом и музыкой. На самом деле в нем сливаются воедино множество событий, разнесенных на годы, а может – это кошмарный бал, который продолжался в разуме Пушкина после дуэли, или в разуме Гоголя, когда тот пытался написать эту пьесу. Актеры привлекают к себе внимание зрителей, а потом плавно «уходят из кадра», без разрыва действия.

«Пушкин… унес с собой в гроб некоторую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем».

( Свет в зале гаснет под Революционный этюд Шопена. Когда музыка смолкает, слышится шум ветра и в неестественном синеватом свете появляются смутные фигуры: ПУШКИН сидит за письменным столом справа и смотрит влево. ДАНТЕС стоит левее центра и смотрит на ПУШКИНА. БЕНКЕНДОРФ стоит за рамой и через нее смотрит на ПУШКИНА. Три сестры, КАТЯ, НАТАЛЬЯ и АЛЕКСАНДРА, сидят на диване слева, смотрят на ПУШКИНА. ГЕККЕРН стоит слева от дивана, ближе к авансцене, смотрит на ДАНТЕСА. В дверной арке появляется ГОГОЛЬ, смотрит на ПУШКИНА ).

ГОГОЛЬ. Пять вечера, неподалеку от берега Черной речки. Очень холодно и почти стемнело. Дует порывистый ветер. Вороны на голых ветвях деревьев. Пушкин сидит на сугробе, спокойно дожидаясь, когда он сможет убить любовника своей жены. Некоторые моменты впечатываются в душу.

( Воронье карканье ).

ПУШКИН. Я думал, что мне доставит удовольствие его убить, но чувствую теперь, что нет…

НАТАЛЬЯ. Все не так. Это нереально. Все случилось совсем по-другому. Не могло так случиться. Не могло быть так глупо.

ПУШКИН ( глядя на НАТАЛЬЮ ). Не расстраивайся. Твоей вины тут нет.

ГОГОЛЬ. Он сказал, твоей вины тут нет.

( ПУШКИН и НАТАЛЬЯ переглядываются, потом раздается выстрел, громкий, с эхом, вороны, каркая, улетают. Потом ПУШКИН поворачивается на стуле и начинает писать. Звучит этюд 19 Шопена, опус 25 номер 7, до-диез минор, перекидывающий мостик к следующей сцене. У задника ДАНТЕС и ГЕККЕРН присоединяются к трем женщинам в тихом разговоре на балу. ГОГОЛЬ смотрит на них, а потом проходит к столу слева. Музыка затихает, но продолжает едва слышно звучать ).

БЕНКЕНДОРФ ( все еще в овальной раме ). Пушкин.

ПУШКИН ( увлеченный работой ). Извините. Нет времени.

БЕНКЕНДОРФ. Царю стало известно, что вы устраивали запрещенные публичные представления вашей пьесы.

ПУШКИН. Это неправда.

БЕНКЕНДОРФ. Я надеюсь, вы не предполагаете, что с уст Его императорского величества может слететь ложь.

ПУШКИН. Я говорю, что не было ни публичного, ни представления. Я читал пьесу нескольким друзьям в частном доме.

( Смех группы у задника. Дантес рассказал что-то забавное ).

БЕНКЕНДОРФ ( выходит из-за рамы к авансцене, когда говорит ). Читка – это представление, читка перед несколькими людьми – публичное представление, а в законе четко прописано, что все, предназначенное для публичного представления, должно ободряться цензорами.

ПУШКИН. Мне и в голову не приходило, что среди друзей…

БЕНКЕНДОРФ. Я знаю, вы стремитесь устранить это серьезное нарушение закона, незамедлительно представив рукопись в Тайную полицию для объективной оценки.

ПУШКИН. Если кто-то хочет ее прочитать – я не возражаю, но…

БЕНКЕНДОРФ ( протягивает руку ). Да, я ее возьму, заранее благодарен.

ПУШКИН ( берет рукопись со стола ). Это мой единственный экземпляр, и…

БЕНКЕНДОРФ ( выхватывает рукопись, холодно ). Это ошибка, знаете ли. Единственный экземпляр нельзя отдавать никому. Вдруг он затеряется? Или мой кот его обосрет?

ПУШКИН. Как это похоже на уровень критики, который я ожидаю.

БЕНКЕНДОРФ. У нас уже накопилось толстенное досье, Пушкин. Безрассудства вам не занимать. Драчливость. Похоть. Загулы. А что еще более подозрительно, вы пишете… не как добропорядочный человек, а словно одержимый демоном. Пишете всю ночь, иногда до зари, а потом чем полдня.

ПУШКИН. Откуда вы знаете, как я пишу?

БЕНКЕНДОРФ. Знать такое – моя работа.

ПУШКИН. А моя – писать.

БЕНКЕНДОРФ. Некоторые люди к этому склонны, да. Но по моему разумению, писать так много – это крайне необычно для молодого человека со столь безнравственными привычками.

ПУШКИН. Это преступление – быть необычным?

БЕНКЕНДОРФ. Я не знаю, обязательно ли это преступление. Но практически всегда – ошибка. Понаблюдайте за поведением детей или волчьей стаи. Один из способов изучить природу человека – наблюдение за гиенами. Любую особь, которая ведет себе отлично от остальных, покусают и съедят. Так к чему вы стремитесь? Почему так много пишете?

ПУШКИН. Почему кто-то что-то делает? Потому что мне нравится.

БЕНКЕНДОРФ. Вам нравится?

ПУШКИН. Да.

БЕНКЕНДОРФ. Писательство доставляет вам наслаждение?

ПУШКИН. Неужели это так трудно – осознать, что человек может получать наслаждение от писательства?

БЕНКЕНДОРФ. И какое вы получаете наслаждение от писательства?

ПУШКИН. Не знаю. Почему вы получаете наслаждение, копаясь в делах других людей? Какое вы получаете наслаждение, позволяя своему коту срать на мои рукописи?

БЕНКЕНДОРФ. Вы думаете, шпионить за людьми для меня – наслаждение? Что ж, если на то пошло, это довольно забавно. Значит, мы с вами похожи. Мы оба пытаемся отыскать истину.

ПУШКИН. Не думаю я, что мы в чем-то похожи.

БЕНКЕНДОРФ. Пожалуйста. Ложная скромность не красит. Но мне нужно сделать парочку арестов, проследить за казнью, так что продолжить нам придется в другое время. ( Поворачивается, чтобы уйти ).