Кассия Сенина - Восточный экспресс

Да, это был он: через несколько секунд Алхимик представил друг другу Дарью и Феодора Киннама с его женой Афинаидой.

– Рад познакомиться! – сказал великий ритор. – Но я уже успел узнать о вас: я ведь тоже знаю русский и только что слышал, как московиты вас хвалили, перевод им явно понравился.

– Приятно слышать. – Дарья смущенно улыбнулась. – Честно говоря, поначалу мне было страшновато…

– Поначалу всем страшновато! – Афинаида засмеялась. – Но Севир никогда не имеет дела с плохими специалистами, и если он вас пригласил, это само по себе уже рекомендация.

– Да, господин Ставрос очень разборчив, – кивнул Феодор с улыбкой. – Но в науке разборчивость – полезное качество.

– Запоминайте, госпожа Феотоки! – сказал Алхимик. – Вам это может пригодиться в будущем. Феодор с Афинаидой – ваши коллеги-литературоведы, поэтому пользуйтесь случаем, спрашивайте, советуйтесь. Хорошие ученые всегда с удовольствием помогают начинающим, не так ли, Феодор?

– Сущая правда! – подтвердил тот. – Кто не хочет помочь младшему коллеге, тот по определению завистник, и настоящего ученого из него никогда не выйдет. Так что не бойтесь быть навязчивой, госпожа Феотоки!

В первый момент Дарью ошеломило то, что Ставрос представил ее Киннамам в качестве коллеги, ведь она еще ничего не решила по поводу своего возможного будущего в науке. Но она тут же подумала, что действительно ничто не мешает узнать у них что-нибудь полезное. Кто знает, что и как может пригодиться в будущем!

– Значит, вы тоже занимаетесь византийской литературой? – спросила ее Афинаида.

– Да, то есть… Я училась на новогреческой филологии, это еще в Сибири, но после института не занималась литературоведением, вот только теперь подумываю…

– Для вас еще всё впереди! Я вообще пришла в науку после десяти лет полного выпадения из нормальной жизни, но ничего, быстро наверстала упущенное. Главное – желание и целеустремленность, тогда всё получится!

– Думаю, надо двигаться на обед, – заметил Ставрос. – Перерыв не такой уж большой, как кажется.

– Ой, да, пойдемте, я проголодалась! – воскликнула Афинаида. – Мы завтракали в самолете, довольно рано…

– Тогда тем более поспешим, – сказал Алхимик и добавил низким, почти урчащим голосом: – Голодная женщина – это ужасно!

– А голодный мужчина – вообще сущий ад! – патетически отозвалась госпожа Киннам.

Дарья рассмеялась вместе со всеми, но на ее щеках вспыхнул румянец: говоря последнюю фразу, Ставрос взглянул на нее, и его слова внезапно обрели второе дно… Только вот с чего она взяла, будто он хотел вложить в них определенный подтекст нарочно для нее?! Неужели он был прав, еще в поезде намекнув на «неудовлетворенное желание»?!.. Дарья почувствовала, что ее щеки попросту горят, и даже приложила к ним ладони – в этот момент, напротив, холодные словно с мороза.

Между тем они вышли на улицу. Погода в Дамаске стояла совсем летняя – градусов двадцать пять. Однако по здешним меркам это была весна, и Дарья порадовалась, что конференцию не стали делать летом.

«Нет, я не буду думать о его намеках! – решила она. – Да никаких намеков, может, и нет! Всё это глупости. Лучше надо и правда пользоваться возможностью пообщаться с Киннамами… Подумать только, я буду обедать с самим автором „Записок великого ритора“, кто бы мог представить! Лари ахнет, когда я расскажу ей!» – И она заулыбалась. Да, теперь точно будет что рассказать по возвращении!

Она вздохнула полной грудью и огляделась по сторонам. Воздух весеннего Дамаска ей нравился – сухой, легкий и приятный. Но сразу было заметно, что находишься на другой широте, чем столица: свет падал иначе, по-другому ложились тени, иначе смотрелись на солнце дома и деревья – было бы трудно описать, в чем именно заключаются эти отличия, однако они явственно ощущались, придавая всему окружающему особенное очарование. Пахн уло печеностями – вероятно, из лавки на противоположной стороне неширокой улицы, по которой они шли к гостинице. На первый взгляд казалось странным, что обед для участников конференции не организовали прямо в здании Университета, но, просидев три часа на одном месте, постоянно напрягая ум и внимание, Дарья поняла, что это разумное решение: даже такая небольшая прогулка позволяла размяться и проветриться. Несколько солидных бородатых мужчин, заседавших в чайной, с любопытством глазели на проходившую мимо толпу ученых мужей и жен; один, встретившись с Дарьей глазами, приветливо улыбнулся. Она вспомнила, как удивляла ее эта приветливость, когда она только обживалась в Византии, – а вот, привыкла: сейчас это воспринимается, как должное…

Обед в гостиничном ресторане уже был сервирован, и все весело стали занимать места. Киннамы и Дарья со Ставросом уселись за один стол, Феодор принялся разливать по бокалам вино из стеклянного кувшина, Алхимик положил дамам оливок, а себе – горку маленьких желтых перцев, как подозревала Дарья, невозможно острых.

– За знакомство! – Киннам поднял бокал, а когда все чокнулись и выпили, сказал: – Госпожа Феотоки, быть может, мы будем звать друг друга по имени? Вы не против?

– Нет, что вы, пожалуйста.

– Да, я как раз хотела предложить то же самое! – обрадовалась Афинаида. – Не люблю лишнюю официальность. Тем более, что теперь, надеюсь, мы станем друзьями!

– Я буду очень рада! – с чувством сказала Дарья. – Я и не думала, что буду вот так сидеть с вами и пить вино. – Она засмеялась.

– Я же говорил, что вы еще встретите в жизни много неожиданностей. – Ставрос улыбнулся. – Кстати, предлагаю заодно и нам с вами тоже перейти на имена. Не возражаете?

– Нет, конечно, так будет удобнее.

В такой ситуации возражать было бы странно и невежливо, хотя Дарью несколько пугал такой быстрый переход от полуофициального общения со Ставросом почти к дружескому. Но всё происходило как бы само собой, так естественно и неизбежно, что оставалось только покориться стечению обстоятельств. По крайней мере, пока их течение никак от нее не зависело.

Впрочем, к концу обеда она расслабилась и чувствовала, что ей становится легко и весело – как в январе на праздновании в лаборатории, когда Алхимик подарил ей кулон. И, в отличие от того дня, нынешним вечером ее не ждало никакое неприятное объяснение с мужем, не надо ни перед кем отчитываться, а когда она вернется домой, то расскажет только то, что захочет. Сидя напротив Афинаиды, слушая рассказ о том, как бурно у нее прошла защита диссертации и любуясь ее лицом с тонкими мягкими чертами, огромными зеленовато-карими глазами и открытой радостной улыбкой, а потом разговаривая с Феодором о том, насколько исследованной областью является современная византийская литература – Киннам заметил, что произведения последних двадцати лет пока не особенно привлекают внимание исследователей и здесь простирается обширное поле для научной работы, – Дарья вдруг ясно осознала: ее жизнь принадлежит ей, она имеет право распорядиться собой так, как считает полезным для своей души и ума, и вовсе не обязана постоянно оглядываться на других и беспокоиться об их мнении. Пусть даже и о мнении мужа. Ведь он живет так, как считает нужным: сейчас для него на первом месте всё, что связано с ипподромом. А она будет жить по-своему – и почему бы не попробовать связать жизнь с научной работой? Ведь, выходя замуж, она вовсе не подписывала контракт о том, что будет всю дорогу сидеть дома, печь пироги и заниматься только детьми и переводами! Конечно, Севир преувеличивал, насмехаясь над ее «маниакальной жертвенностью», но всё же благодаря ему она поняла, что пока не нашла в жизни золотой середины. Теперь предстоит ее найти – и, кажется, туман на этом пути начинает рассеиваться…