Алина Наумова - Мёд и Лимон

Прохладная простынь под спиной, мягкий свет ночника и звезды. Такие причудливые и неаккуратные. Где я? Что происходит?

– Вы у меня дома. Вы снова потеряли сознание. Думаю, здесь есть и моя вина, – высокая фигура в дверном проеме разговаривает со мной голосом парня с медовыми глазами.

– Я у тебя дома?

– Да. Я не знал куда вас отвезти. Вашего адреса у меня нет.

– Спасибо. Мне нужно домой.

– Вам лучше остаться. Я не могу вас отпустить.

– Это еще почему?

– Сейчас три часа ночи, и я не могу позволить вам ехать в таком состоянии.

– Три часа ночи?

Мой голос пискливо дрожит. Хочется разбить себе голову и оторвать руки. Что со мной творится? Почему я валяюсь в чужой кровати в три часа ночи? И почему эта кровать принадлежит человеку, которого я хочу видеть меньше всего?

– Завтра я отвезу вас на работу. Это комната Мэг. Можете переодеться. Пижама в шкафу.

– Мэг?

Черт, это звучит ужасно!

– Моя сестра. Она учится на первом курсе. Иногда остается у меня. Не волнуйтесь.

Его фигура будто вылита из тьмы и света.

– Как вы себя чувствуете?

– Хорошо.

– И вы опять врете.

– Как ты разговариваешь, Дастин?

– Обычно. Не люблю, когда люди врут. А вы врете. Всегда. Каждый вторник и каждую нашу встречу. Почему?

– Ты сейчас переходишь границы, – мне нужно защитить себя. Он не может говорить со мной. Он похож на зеркало. Он говорит то, что видит? Что он видит?

– Вы знаете почему я не вызвал врача или не отвез вас в больницу?

– Не знаю.

– А я думаю, знаете.

Пуговица на рукаве все также расстегнута. Я бессильна. Я не могу сопротивляться. Я не могу ничего говорить. Он знает ответ на свой вопрос. И видит меня.

– Это ничего не значит. Ты ничего не знаешь.

– Не знаю. Но лучше останьтесь здесь. Вас никто не побеспокоит. Может принять душ. Утром я отвезу вас в университет.

Его тон заставляет меня подчиняться. Я снова становлюсь слабой. Я позволяю управлять собой и своими эмоциями.

– Хорошо.

Он исчезает, закрывая за собой дверь.

Я тону в мягкой пижаме. Видимо, Мэг крупнее меня. Но пижама приятно пахнет. Короткие рукава футболки только подчёркивают изрезанные руки, и я прячу их под одеялом. Здесь никого нет. Здесь только и неаккуратно приклеенные звезды на потолке. Кто их клеил? Дастин? Мэг? Почему они неровные и не похожи друг на друга. Свет ночника отбрасывает тень на светлой стене, и я закрываю глаза.

– Нам нужно выходить, если не хотите опоздать.

Фигура Дастина в этот раз не застывает дверном проеме, а медленно приближается. Его глаза не смотрят мне в лицо, а изучают то что находится ниже. Я слежу за его взглядом. Бледность рук выделяется на бледно-желтой ткани. Один из порезов выглядит неважно. Мне нужен крем! Дастин молчит и разглядывает мои руки. У меня нет сил их прятать. Он зеркало. Он уже видел это.

– Собирайтесь, позавтракаем по дороге. Буду ждать вас внизу.

– Хорошо.

Гостиная в пастельных тонах, диван с тремя подушками. И моя сумка на столике. Сумка застегнута. Кнопочная Нокиа в кармашке для мелочи. Отточенные карандаши в отделении для канцелярии, блокнот, ключи от дома и от машины.

– Я не копаюсь в сумках.

– Я ничего не сказала.

– Отлично. Поехали.

Дастин проходит мимо меня. На нем его темно-синяя футболка и джинсы. Все, как обычно. Но только сегодня не вторник и я Ханна Оуэн. Та самая Ханна Оуэн, которая ненавидит мед и любит порядок. И я нахожусь в доме у Дастина Кроссмана, чьи работы я никогда не читаю.

– Пристегнитесь.

– Нам далеко ехать?

– Прилично. Заедем за кофе.

– Спасибо, не нужно.

– Это не вопрос.

– Дастин, зачем все это? Я старше тебя, я твой преподаватель. Ты слишком много себе позволяешь.

– Вам только так кажется. Какой кофе пьете?

– Черный. Без сахара.

– Ничего непредсказуемого.

– Дастин, прекрати!

– Я сейчас, – стеклянные двери скрывают его из поля моего зрения. Волнение не покидает меня ни на секунду. Что с ним? Что со мной? Что за разговор? Я хочу выбраться из этого!

– Черный, без сахара.

Он умудряется действовать одновременно. В одну секунд он уже протягивает мне стакан, а уже в следующую мы аккуратно выезжаем на дорогу. Кофе невыносимо горяч и обжигает кончик языка.

– Вы считаете, что я перехожу границы?

– Да. И тебе лучше остановиться на этом. Ты видел то, что видел и это ничего не меняет.

– Вы думаете, что физическая боль лечит душевную?

– Что, прости?

– А если серьезно?

– Какая тебе разница?

Дастин выбивал меня из меня самой. Он рвал мой воздушный пузырь безжалостно.

– Вы хотите узнать это?

– Да. Именно. Какое твое дело во всем этом? Не стоит лезть в чужую жизнь.

– Вы меня старше всего на пять лет.

– Перестань. Ты меня путаешь.

– Вы не отвечаете на мои вопросы, почему я долен отвечать на ваши?

– Ты сам начал.

– И буду продолжать.

Я пытаюсь сдержать нарастающий гнев. Нельзя, так нельзя!

– Ты не можешь говорить мне все что тебе вздумается. Я тебе не малолетняя подружка.

– Я так не говорил.

– Я и не говорю, что говорил. Ты ведешь себя так.

– Мисс Оуэн, вы думаете, что вам удается справляться со своей жизнью и никто не видит ваших фальшивых улыбок, вашей невнимательности, ваших длинных рукавов и страха.

– Что все это значит?

О чем он говорит?

– Это значит, что я не единственный, кто это замечает. Этого не замечаете только вы. Или делаете вид, что не замечаете.

– Мы уже скоро приедем? Я не хочу продолжать этот бессмысленный разговор.

– Да, скоро. Буду ждать вас вечером после занятий на паркинге.

– Зачем это?

– Просто поговорим.

– Я не приду. У меня есть дела.

– Нет у вас никаких дел. Сегодня вторник. И мы увидимся на лекции.

– Ты бредишь, Дастин. Нам не о чем говорить. И прекрати задавать свои вопросы. Особенно, если знаешь на них ответы. И да, физическая боль помогает справиться с душевной. Как студенту с профилем психологии ты должен это знать.

Я хлопаю дверью авто. Что? Я только что хлопнула дверью? Как это могло произойти? Что случилось за одну неделю. Как могла одна неделя все изменить.

Я подавляю желание почесать еще незажившие порезы. Несколько студентов слишком пристально следили за моим внезапным появлением из машины Дастина. Воротничок поправлен, пуговицы на рукавах застегнуты.

– Ханна, как вы? – Адам бесцеремонно врывается в мое личное пространство.

– Спасибо, все замечательно.

Что он знает? Что он видел?

Его глаза рассматривают мою рубашку и длину моей юбки.

– Вы уже решили с пьесой?

– Нет еще. Я не решила. Я бы все-таки отказалась. Переутомление, стресс и эта погода. Я еще не привыкла в такому.

И снова я вру. Вру и сама себе не верю. Главное, не улыбаться. Дастин сказал, что моя фальшивая улыбка ничего не меняет. А только все портит. Я просто прекращу это делать. Просто перестану глупо улыбаться.