Кирилл Простяков - ПЁС

Маркос разговаривал прямо у окна. Он смотрел вниз, на первый этаж своего коттеджа, угрюмо отвечая на соболезнования. Его лицо превратилось в измотанное, морщинистое. Фёдоров понимал, как долго Маркос не мог отойти от собственного горя. И сколько времени такой мужчина сдерживал слёзы, в один момент вырвавшиеся из его глаз. Маркос направил взгляд на жалюзи. За его спиной словно потух весь свет. Он остался во тьме, отображаясь только в этих горизонтальных линиях. Тогда же его рука схватила шнур и потянула вниз. Окно закрылось. А свет будто бы снова зажёгся.

– Каждый день мне звонят. Телефон уже почти не выдерживает всех этих звонков. А я устал слышать сочувствия. Слишком много лжи слышно в тех, кому всё равно, но они помнят, что я для них сделал. Отдают этим… дань уважения. Я хочу сказать им, чтобы они больше и не подумали набрать мой номер. Но не могу. Такие утешения меня успокаивают. Потому что больше ничего не способно.

Он обернулся и посмотрел на Руслана. Фёдоров увидел его суровый взор. Глаза Маркоса никогда не были такими мрачными. Он за прошедшее время стал выглядеть по-иному. Пугающе неизвестно.

– Знаешь, что я сказал их жёнам?

– Я не читаю мысли, – ответил Фёдоров.

– Я сказал им всё. Я сказал им, что их мужей зверски убили, сожгли и выбросили на меня в ёбанной горящей машине!

Руслан наблюдал за выражением лица Маркоса Соломонова. Оно становилось всё более грозным, а глаза, как и вены, наполнялись кровью. Наполнялись слезами. Маркос сунул в рот сигарету и зажёг её спичками. Закурив, он лишь ходил по собственной комнате и сквозь дым проговаривал слова.

– Не получится сразу привыкнуть к смерти родных. Нет… Не получится. Они долго рыдали, Руслан. Я приехал к каждой из них. Разговаривал с каждой и жалел каждую, как свою родную жену. Но ещё ни разу не пожалел о том, что сообщил правду.

– А что ты сказал тем жёнам, которые не знают, где их мужья?

– Я же объяснил, что говорил только правду. Ничего не скрывал.

Маркос налил в свою рюмку пятьдесят грамм спирта.

– Мне звонят не просто, чтобы посочувствовать. Сначала они соболезнуют, а после задают вопросы, связанные с бизнесом. «Когда ты вернёшься, Марк? Мы понимаем, что тебе плохо, но…» Но они нихуя не понимают. Они не знают, как это… как это вообще ощутить. Я и сам не знаю, что нужно чувствовать в такой ситуации. В голове бардак. А они… Все они – ничтожные сволочи. Это человеческое лицемерие – самое вонючее, что есть в людях. От него такой запах, что любая куча говна будет пахнуть приятнее!

Он выпил. Но не хотел замолкать. Руслан и сам уставал от его речей. Прошло уже около недели, однако Маркос за всё это время даже не попытался сменить эту тему. Он только и говорил о братьях. Только и говорил о том, как плохо ему, но не другим.

В дверь постучали. Маркос разрешил войти. В дверях находились пожилая женщина и такой же пожилой мужчина, одетые в траурные костюмы. Они подошли к владельцу этого дома, и пожилая женщина взяла Маркоса за руку.

– Марк… – проговорила она с состраданием. – Мы знаем, как тебе тяжело…

Маркос покивал ей в ответ. И только Руслан понимал, что Маркосу хотелось лишь поскорее закрыть эту дверь.

– Ты сильный мужчина, – сказал пожилой человек рядом. – Артём и Лёша… Они не забудут тебя. Ты для них был отцом. Береги их память, Маркос.

– Берегу, – ответил он и пожал ему руку.

После того, как эти люди ушли, Руслан спросил:

– Кто это?

– Уже никто. Простые прохожие. Заблудились и ошиблись дверью.

Он не желал больше слушать утешений. Внутри него их было больше, чем у кого-либо. Потому Маркос захотел распустить всех людей внизу по домам. Он даже желал накричать на них, рассказать им, какие они лживые существа, чтобы выставить себе зверем, а их – жертвами его когтей. Но перечить он был неспособен. Ведь там находились и те, кто поддерживал его. Пускай это и была всего лишь мера для опоры общих деловых отношений.

– Не думай, что я не знал, как ты к ним относился, – заявил Маркос Руслану, потушив короткий бычок.

– Я не удивлён, – сказал тот. – Потому что и не скрывал.

– Понимаю. К людям нельзя привязаться по щелчку. Когда ты стал одним из нас, ты чаще всего обитал среди меня, а их редко называл своими братьями. Но ты ведь слышал это от них и знал, как они уважали тебя…

– Они уважали не меня, – говорил Руслан. – А мою фамилию. Они здоровались не со мной, а с моей фамилией. Им даже виделся не я, а только моя ёбанная фамилия!

– Это не значит, что тебя они считали пустым местом.

– Мне так не кажется. Знаешь, я скажу честно: сколько бы ты мне ни говорил, что мы друг другу семья, что обязаны стоять друг за друга и уважать друг друга, но я никогда не воспринимал твои слова всерьёз. Я знаю, чего ты добивался. Чтобы мы были сплочёнными, чтобы считали себя родной кровью и были готовы вступиться за любого из нас. Но как я мог так думать, когда понимал, что они видят во мне? Кого они именно видят.

– Для меня это тоже не было тайной, сынок. Но ты знаешь, как они были дороги мне. Подумай о том, что бы сделали они, если бы что-то случилось с тобой? А знаешь, что бы сделал я? Нашёл. Нашёл каждую суку, которая хоть как-нибудь косо глянет на твою могилу.

– Ты позвал меня сюда уже не в первый раз. Однако ещё не сказал, зачем. Что тебе нужно, Маркос? – спросил прямо Руслан Фёдоров.

Снизу раздался смех. Маркос собирался сказать задуманное, но замолчал. Он глянул под ноги и с нарастающим гневом, заполнившим его лёгкие, произнёс:

– Посиди здесь.

Он, открыв дверь нараспашку, чуть ли не выбежал из комнаты. За ним эта дверь громко захлопнулась. Маркос пошёл вниз, в спешке спускаясь по лестнице. На первом этаже за длинным столом расположились люди, которых Соломонов знал давно и с почти каждым из них имел партнёрство. В день траура, когда даже не успело пройти сорок дней, Маркос не предпочёл бы и хоть раз выдавить из губ улыбку. Но услышав это в своём доме, в нём забурлила кровь. Маркос подошёл к столу, чтобы все его увидели.

– Марк, что-то случилось? – спросил один из гостей в начале стола.

Он отобрал у этого гостя бокал шампанского. Маркос не жалел денег на такой пир, чтобы с лихвой почтить память ставшими ему родичами людей. Он любил их и знал, что они бы сделали точно также, будь он вместо погибших. Но веселиться в такой день могли только сумасшедшие. Потому что другие варианты полностью исключены.

– Я попрошу всех встать, – сказал Маркос Соломонов.

Гости с лёгким недоумением повелевались его слову. Они взяли в руки бокалы и приподняли их над уровнем груди. Маркос взглянул в конец комнаты, на другой стол поменьше. На нём стояли фотографии в рамках с чёрной лентой на углах. Это были его братья. В голове воспроизвелась та самая сцена их погибели. Маркос почти забыл, как выглядели их лица, сгоревшие в огне. Он собрался с мыслями.