Иван Жук - Встреча

Старушка лишь сплюнула, затихая.

Тогда как Иван, постеснявшись уйти, присел. И, понимая всю безвыходность своего положения, обнимая сумку, тяжело и протяжно выдохнул.

В этот момент, проносясь уже между полок, знакомая проводница громко сообщила:

– Панове, просыпаемся! Москва. Через десять минут закрываем туалеты!

Хмурая, небритая, невыспавшаяся бригада вышла из автобуса и огляделась.

Ярко светило солнце. Вокруг разметнулось поле. И лишь впереди, за окружной дорогой, по которой умчался привезший мужчин автобус, поднимались в бездонную синеву несколько новостроек. К одной из них, – к двадцатичетырехэтажному, с огромным краном поблизости недостроенному объекту, – и повел мужиков Петрович.

Обнесенная дощатым забором с распахнутыми воротами, через которые то въезжали, то выезжали со стройплощадки грузовые автомобили, новостройка таращилась во все стороны темными провалами ещё и не застекленных окон. И только за некоторыми из них мелькали крошечные фигурки работающих людей.

– Кажется, этот, – сверил Петрович запись на листе с номером дома, написанным белилами на заборе.

– Тут пахоты, – пригляделся к многоэтажке Сухопарый. – Может, пивка?.. Для рывка? – взглянул он с надеждой на Петровича.

Да только Петрович так зло и твердо зыркнул на Сухопарого, что тот поневоле стушевался, потупился и сказал:

– Водички бы. По глоточку. А то – сушняк.

Не отвечая ему ни слова, Петрович размеренно повернулся и молча провел бригаду прямо к распахнутым воротам.

Последним, обвешанный не только своею, но и множеством чужих сумок, брел по пыли Иван.

При появлении бригады молодой сторож в камуфляже, сидя в тени бытовки, открыл один глаз и лениво взглянул на всех.

– Нам бы Василия Максимовича Петренко, – обратился к нему Петрович.

– Там, – лениво указал сторож на дверь бытовки.

– Спасибо, – кивнул Петрович и повел бригаду к двери.

Сторож лениво зевнул и, закрывая глаз, клацнул, как волк, зубами.

Из-за стола, стоявшего в дальнем конце бытовки, Василий Максимович оглядел своих земляков, сгрудившихся возле двери, после чего сказал:

– Так. Сколько вас? Девять?

– Как договаривались, – заискивающе усмехнулся ему Петрович. – Два каменщика. Штукатуры. Комплект, хэ-хэ.

– Давайте паспорта, – открыл Петренко ящик стола.

Все потянулись за паспортами, и только Иван вдруг насторожился:

– Зачем?

– А регистрироваться что – сам будешь? – надавил на него Петрович. – За одни сутки? По щучьему велению?! А у Василия Максимовича всё схвачено, – прояснил он для остальных.

Все, в том числе и Иван, молча побросали свои паспорта в ящик письменного стола начальника.

– А водички можно? – кивнул на стоявший на столе графин с водой Сухопарый.

– Попейте, – понимающе посмотрев на всех, пододвинул к рабочим графин Петренко, а, подавая стакан, добавил: – Только, надеюсь, что это в первый и последний раз.

– О чем разговор? Естественно! – набросились на графин рабочие.

Петренко же, закрывая паспорта в ящике стола на ключ, поднялся со стула и сказал Петровичу:

– Ну как там мои, достроились?

– Да вроде бы все нормально, – пристраиваясь к начальнику, двинулся за ним Петрович к выходу из бытовки. – Вот – привет вам передают, – протянул он начальнику многокилограммовый газетный сверток.

– Оставь на столе. Успеется, – указал ему на столешницу Петренко и, с брезгливостью посмотрев на рвавших из рук друг у друга стакан с водой земляков, с досадою просопел:

– Только ж и мне хоть глоток оставьте.

По грязной бетонной лестнице Петренко вывел тяжело посапывающих рабочих на самый верхний этаж строительства. И, оказавшись в длинном захламленном коридоре под чистым июльским небом (крыши у здания еще не было), объяснил:

– Завтра к вам явится наш агент. Подпишете нужные бумаги. И с этой минуты ваши зарплаты, минус денежки на питание, будут откладываться каждому на его личный счет.

Петренко повел бригаду по коридору и, пока все оглядывались, продолжил:

– Я вам положил максимально возможные зарплаты: по тысяче баксов мастерам и по семьсот пятьдесят – подсобным. Вы уж не подкачайте.

– Как можно?! Костьми ляжем! – ответил за всех Петрович, а Иван поинтересовался:

– А выходные будут?

– На ваше усмотрение, – ответил Петренко. – Можете вон, как Гавриков, все деньги – в один котел. Составьте график. Кто опоздал или отдохнуть хочет – минусуйте. А в конце кто что заработает, то и получит.

– Мудро, – кивнул Петрович. – Пожалуй, мы так и сделаем.

Все закивали, соглашаясь с начальствующими. А Иван сказал:

– Важно, что крыша над головой.

– А вот об этом самим придется побеспокоиться, – провел Петренко бригаду в огромную комнату с кипою тюфяков, сброшенных у стены. – Жить вам придется здесь. Сейчас тепло, не замерзнете. А там – крышу покроете, окна вставите. К зиме буржуйку прикупите у меня. Дров, угля. Всё это есть. Уж как-то перезимуете.

Рабочие огляделись, поставили сумки и рюкзаки на грязный бетонный пол прямо под открытым небом с зависшей в синеве стрелой крана.

– Располагайтесь, – сказал Петренко. – Сейчас вам обед принесут. С шести до семи – ужин. Перекусите – и вперед. Если кому какой инструмент понадобится, можете у Петра купить, – представил он скромно выступившего из соседней комнаты плечистого розовощекого парня в камуфляже, с радиотелефоном в руке. – Тоже, между прочим, наш земляк. Все, что вам нужно, выдаст. А деньги потом из зарплаты вычтем. Да, и в конце каждого месяца вам будут выдавать рублей по сто-сто пятьдесят на мелкие расходы: на курево там, на чай. А после сдачи дома – расчет.

В окне заблестели стекла. В форточке появилась труба буржуйки. По стеклам стучал мелкий сентябрьский дождь, а в буржуйке потрескивали дрова. На трубе сушились носки, портянки, пара трусов и майка.

Громко стуча алюминиевыми ложками об алюминиевые тарелки, уже заросшие и небритые, в грязных вылинялых одеждах рабочие молча ели.

– Иван! Иван! – приблизилось из-за двери, а через миг-другой на пороге возник Петрович и рассерженно набросился на Сухопарого:

– Ну, и куда твой каменщик подевался?! Опять по Москве гуляет?

Вымокнув хлебом суп, еще остававшийся в тарелке, Сухопарый сунул хлебный катыш в рот и начал медленно пережевывать.

– Работнички, – сплюнул Петрович. – Пэтро, а ну вычеркни ему день – каменщик, елки-палки.

Пэтро, сидевший на табурете спиной к листу оргалита, на котором были написаны имена и фамилии всех рабочих, а также клеточки дней и месяцев их работы, не торопясь встал, взял кусок мела и аккуратно перечеркнул одну из множества клеточек, следовавших после имени «Иван Ракитин». Таких вычеркнутых клеточек у Ивана накопилось уже довольно много, едва ли не половина. Видя это, Петрович прошипел в пространство: