Лина Кирилловых - Идущие. Книга II

– Веди, – потеребил Вилле её за рукав.

Разноцветные шатры и деревянные лотки торговцев огибали площадь подковой. Пар, грохот, лязгающая механическая музыка заводных шкатулок, густое переплетение запахов съедобного и несъедобного, детские визги и возгласы клубились над ними, как осязаемые облака. Туда и направилась Сенджи, уверенно лавируя между людьми. Целеустремленная, как бронированный ледокол королевского флота, безжалостно наступающая на чужие мозоли и не слышащая возмущенных окриков, она оставляла за собой свободное, но быстро смыкающееся пространство, поэтому Вилле прибавил шагу. Но он не забывал при этом крутить головой и сразу же заметил в центре площади, у памятника первому королю, наряженному в честь карнавала в бумажный цветочный венок, главный помост, широкий, как сцена в Гранд-театре, блестящий россыпями конфетти и мельтешащий чёрно-розовыми пятнами – на сцене лихо отплясывали под безудержную, пьяную музыку расположившегося справа от помоста оркестра девушки-танцовщицы. Обтекающая помост толпа, главным образом мужчины, подбадривала девушек гиканьем и смехом. Ну, комедиантки в неудобно коротких нарядах, ну, весело пляшут – Вилле больше любил, когда выступали акробаты, на что Марк посмеивался: к определённым выступлениям отношение в разном возрасте тоже разное. Заметил Вилле и помосты поменьше – они располагалась по бокам площади, удачно затенённые акациями, и окружены были в основном детворой, которая с непосредственным восторгам внимала клоунам и факирам, повелителям огня и заклинателям змей. По аллеям под теми же акациями неспешно бродили верблюды и пони с седоками на спине. Там был и слон, – Вилле слышал, как тот трубил – но его скрывала густая листва высоких и ухоженных деревьев. Глухо рычали львы или тигры. Где-то здесь должен быть и Анри с его маленькой дочерью, и то семейство мастерового, с котором Вилле шёл через мост, и ещё добрая дюжина всяких деревенских знакомцев – и где-то здесь так и не увиденные люди, управлявшие жёлтой лодкой, готовили что-то плохое. Одолело желание – растолкав всех, взобраться на помост и громко закричать, что оставаться на площади опасно. Но ведь все и так были предупреждены, потому что надпись на стене фабрики…

– Сенджи… погоди, Сенджи, – запыхавшийся Вилле, перешедший к тому времени на бег, наконец догнал голубовато-пепельный плащ и вцепился в развевающуюся полу. – Ты же правда могла перепутать, да? Ну, что это не пропагандисты. В лодке. Мало ли…

Она остановилась и посмотрела на него сочувственно.

– Да. Вполне могла, – произнесла она, а Вилле грустно подумал, что Сенджи просто его утешает. – Но что это меняет? Я уже сказала, что пожар был обещан, и если ты сейчас обеспокоен судьбой людей – то напрасно. Они всё знают. Другое дело, что люди отчаянные… Кто-то не верит, а кто-то считает, что обойдётся, да ещё и наличие здесь жандармерии и гвардейцев… успокаивает их, что ли.

– А может быть такое, что почему-то этот пожар всё же не случится?

Сенджи вздохнула.

– Если рассматривать угрозу не дословно… Ну, например, вместо большого огня кто-то из жандармов показательно поймает в толпе одного-другого загримированного якобы дикаря, да ещё и со взрывчаткой. И его на глазах у честного народа усадят за решётчатые окна жандармского автомобиля и под улюлюканье красиво увезут в якобы участок на допрос… отчего бы и нет? Не знаю, Вилле. Но жизнь за Стеной научила меня в первую очередь думать о самом плохом. Поэтому я и буду думать о настоящем пожаре с пламенем и паникой. Остерегаешься – целее будешь. Если всё же окажется, что я ошиблась – что же, все от этого только выиграют, и я в том числе, верно?

Вилле кивнул – в выводах Сенджи была вполне ясная логика.

– Люди любят развлечения, – продолжила Сенджи и указала на торговые палатки. – Дешёвую выпивку, которая бесплатна после пятого стакана… правда, то, что после пятого стакана они уже еле стоят на ногах и ничего не соображают, являясь отличной добычей для карманников, люди предпочитают не понимать. Жирную и сладкую еду. Не очень пристойные конкурсы. Дрыгающих голыми ногами танцовщиц, к которым, разумеется, ручки не протянешь, потому что по рукам надаёт жандарм, но зато руки можно протянуть к другим, которые к вечеру вылезут – ну, ты представляешь, о ком речь… Довольные дети ещё две недели не будут канючить и ныть. Довольные женщины накупят всякой чуши и наслушаются комплиментов от торговцев. А те сделают сегодня месячную выручку. Карнавал для всех хорош. Почти для всех.

– Ты такие мероприятия не любишь, – сказал Вилле.

– Не люблю, – согласилась Сенджи. – За Стеной я покажу тебе, почему. А сейчас пойдём быстрее – кажется, это вон тот вот навес…

Они миновали палатку, где на вращающейся вокруг своей оси подставке горели разноцветной сладостью прозрачные и яркие, как драгоценные камни, леденцы на палочках, оккупированную детьми так плотно, что удивительно было, как это они ещё не снесли всю витрину; пышущий паром агрегат из стекла и железа, в округлой чаше которого продавец возил длинным деревянным черенком, наматывая очередную порцию сахарной ваты; широкий наклонный лоток с похожими на пчелиные соты ячейками, где лежали конфеты; огромную дубовую бочку-прицеп, с которой продавали барбарисовую шипучку. У бочки Вилле задержался и купил два стакана шипучки – тёмно-красная пузырчатая жидкость мигом обожгла руки холодом сквозь ставший влажным от конденсата картон. Сенджи от угощения не отказалась – было жарко. Смяв пустые картонные стаканчики и выбросив их в урну, Вилле мимоходом пожалел о том, сколько северного леса уходит на такие вот одноразовые стаканы, но Сенджи снова сказала: «Пойдём» и стремительно зашагала вперёд – как Вилле уже увидел, к белому холщовому навесу, на котором были изображены, как герб какого-нибудь эксцентричного дворянина, калач и перекрещенные рогалики.

– Хоурмен! – позвала Сенджи человека за прилавком, который стоял к ним спиной.

Человек был немолод – пышные, забавно всклокоченные седые волосы, очки с толстыми стёклами, нос в красных прожилках и морщины, разбегающиеся от улыбки. Он узнал Сенджи и радостно кивнул, вытирая испачканные то ли мукой, то ли сахарной пудрой ладони о полотенце. От корзинок на прилавке шел пряный тёплый запах. Вилле показалось, что за спиной человека он увидел маленький разборный столик, где стояли такие же корзины, только накрытые тканью, и даже угольную слабосильную печку из тех, что, как ручную тележку, возят с собой на ярмарку все продающие уже готовую выпечку и супы лоточники. Для приготовления еды на месте требуется что посерьёзней. Вот только мало кто будет покупать горячие сдобы в такой жаркий день. Может быть, вечером… Но тут же, на глазах Вилле, сперва один, а затем ещё трое празднично разряженных гуляк разобрали по кусочкам яблочный пирог со сливками, а потом стихийно возникла и так же стихийно схлынула очередь из болтающих мальчишек, унесшая с собой почти все коржи с мёдом. Жара, похоже, аппетиту не помеха. Во всяком случае, у тех, кто не успел позавтракать дома – и в ответ на все запахи живот Вилле заурчал не хуже пресловутого льва. Завтраки Вилле всегда игнорировал, просто пил чай или воду, но это он ещё и подражал дедушке, сам того не осознавая – или, возможно, это у них было семейное, не столько привычка, сколько определённая потребность организма, точнее, её отсутствие. Жан-Жак твердил, что не завтракать – вредно, Марк говорил, что это просто грустно, но Вилле, как и дедушка, предпочитал лучше плотный обед и такой же насыщенный ужин. Потолстеть им обоим не грозило – тоже семейное. Однако сейчас вдруг очень захотелось есть.