Лина Кирилловых - Идущие. Книга II

Марк обошёл ящики и увидел его. Покачав головой, гвардеец присел и некоторое время смотрел Вилле в лицо, а потом протянул руку и легонько щёлкнул по носу.

– Никого! – громко произнёс он. – Простите, господин Анри.

– Всё в порядке, – мирно донеслось снаружи. – Не извиняйтесь. Я понимаю – служба.

Вилле улыбнулся. В полумраке серые глаза Марка казались совсем чёрными, но они наверняка сейчас смеялись. Старший друг поправил Вилле воротник рубашки и скорчил гримасу – хулиган, мол, ты, братец. Вилле пожал плечами: какой есть. Марк прощально похлопал его по руке и стал выбираться наружу – задел ногой какой-то ящик, забавно выругался, помянув картошкину мать, наконец спрыгнул и, вставив ногу в стремя, забрался на лошадь. Веселое безусое лицо его изобразило последнюю гримасу – добродушную зависть – и исчезло. Пешие гвардейцы с лязгом открыли ворота, и фургон тронулся.

Узорчатые полукруглые створки скрыли за собой тёмную зелень и уходящую к дому аллею. Анри прицокнул и тряхнул поводьями, заставляя Рино перейти на рысь. Фургон затрясся и задрожал на кочках. Подняв дорожную пыль, – белая, словно шлейф свадебной вуали, она, клубясь, потянулась следом – колёса завели свою монотонную песню. Вторя ей, по обочинам трещали кузнечики. Голубое, чисто вымытое небо без единого облачка обещало начало сухого и жаркого лета. Сегодня же первый день лета, сказал себе Вилле. Интересно, дедушка исполнит свое обещание и научит его этим летом стрелять, или же, как обычно поглощённый работой, забудет… Вилле на него не сердился – у военного наместника всегда было много дел, связанных с охраной порядка. Местная жандармерия неважно справлялась, поэтому король однажды прислал сюда деда и подотчётный ему корпус гвардейцев. Они смогли усмирить дикарей, но не до конца. Вилле вспомнил прошлогодний пожар на ремесленной фабрике, когда пострадало много людей. Пожар возник из-за поджога. Но, не будь здесь наместника, город бы давно сгорел целиком. Он понимал это прекрасно, и, конечно, это понимал король, потому что наградил дедушку орденом Тройной звезды. В былые времена такой давали только генералам, отличившимся на полях сражений.

– Тпрру, Рино, не так шибко, – услышал Вилле голос возницы. – Мы ведь не одни ящики с тобой везём, мальчик мой…

Конь послушно фыркнул и чуть замедлил рысь.

– Как хорошо, когда есть добрый друг. Верно, Рино?

Вопрос был задан не ему, но и Вилле был полностью согласен с Анри. Он, не таясь больше, постучал в перегородку костяшками сжатых пальцев.

– Да, господин Вилле? – откликнулся возница. – Не растрясло вас? А то приторможу, идите сюда, на облучок…

– Анри, спасибо!

– Это не мне, господин, а Марку. Вы ведь на праздник? Так будьте осторожны: там много гвардейцев, которые могут узнать вас и препроводить обратно домой.

– Не волнуйся, Анри, я куплю себе маску и спрячу лицо. К тому же, в толпе они меня не поймают. Я слышал, будут выступать факиры и канатоходцы. И фокусник, который распиливает пополам свою помощницу! Анри, а ты пойдёшь?

Возница хохотнул.

– С Марийкой. Мари, моя младшая, помните её, господин? Она хотела посмотреть на тигра.

– Помню. Будет ей тигр, – Вилле рассмеялся. – И тигр, и лев, и слоны. Марийке понравится. Может, я сумею разыскать вас с ней и куплю нам всем сладкой ваты.

Он сунул руку в карман и позвенел монетками. Тут и на вату хватит, и на мороженое, и на большой кувшин ледяного мятного чая… Вилле только хотел спросить у Анри, чем лучше порадовать его маленькую смешливую дочку, как Анри заговорил снова, и голос его звучал гораздо озабоченней, чем когда он говорил про гвардейцев:

– Фабрику в прошлом году подожгли, так там, на стене одного обгоревшего корпуса, жандармы нашли намалёванное краской послание. Мол, а следующим сожжём ваш городской карнавал. Дикари эти южные… Не нужно вам, господин Вилле, оставаться на празднике до полуночи. Днём-то они не посмеют, а вот в темноте… Мы с Мари часов в шесть уйдём, и вас я очень попрошу не задерживаться.

Вилле нахмурил брови в темноте громыхающего фургона. Но ведь вечером будет всё самое интересное… Он не хотел обидеть Анри, поэтому произнёс:

– Да, Анри, я понял.

Фургон покатил дальше. Он миновал рощицу лимонных деревьев, за которыми в жёстких колючках скрывались камни фундамента какой-то старинной усадьбы, давно ставшие домом для ящериц, и скоро уже должны были показаться стройные кипарисы, а, значит, скоро надо было выходить. Анри тоже это знал и ещё чуть-чуть замедлил ход – чтобы Вилле было удобнее прыгать.

– Я уверен, что господин наместник, ваш дед, рано или поздно избавится от этой южной заразы, – сказал Анри, чтобы подбодрить. – Он вышвырнет их так глубоко в пустыню, что они все попередохнут от жары и жажды, прежде чем найдут обратный путь.

Вилле кивнул, потом, спохватившись, что Анри его не видит, ответил.

– Конечно, так и будет. Я скоро вырасту и помогу ему в этом. Я тоже стану гвардейцем. Жаль, что дедушка уехал по делам в метрополию. Будь он на празднике, никому бы не пришлось волноваться, что дикари могут напасть, да и мне бы не пришлось сбегать тайком – дед бы взял меня с собой…

– Не грустите, – сказал ему Анри. – Он не оставил бы вас, если бы не случилось что-то важное.

– Да, его вызвал король… Только зачем, дедушка не сказал. Вот поэтому ещё мне очень хочется поскорей вырасти: чтобы он доверял мне, как равному, и делился, если его что-то гложет. И потом, тогда меня никто уже не будет насильно держать за столом с учебниками в такой прекрасный день.

– Разумные мысли, – одобрил возница. – Однако я думаю, что он вам и так доверяет. Не хочет лишь, чтобы вы из-за него переживали. Ваш дед – замечательный человек. Тпрру… Кипарисы, господин Вилле.

Вилле завозился, отряхиваясь.

– Спасибо, что подвёз, Анри. Надеюсь, мы увидимся на карнавале.

– Будьте осторожны, ладно?

– Хорошо. И ты тоже. Передавай привет Марийке…

Вилле соскочил на нагретую землю и ещё раз отряхнулся от приставшей к штанам шелухи. Поправил воротник рубашки, как делал Марк, и потрусил через поле. На бегу оглянулся, помахал Анри рукой – тот, уже трогая с места, ответил. На Анри была его любимая соломенная шляпа с ярким пером, а Рино он так и вовсе принарядил к празднику – заплёл в хвост и гриву синие ленты. Человек, его фургон и конь стали удаляться по делающей петлю дороге, становясь всё меньше и игрушечней.

Серебристо-палевые травы мирно дремали под солнцем. Ветер не ерошил, как бывало иногда, их блестящие стебли, отчего по полю пробегали волны ряби, делая его похожим на далёкое море. Вилле видел море несколько раз – северное и равнодушное, оно плескалось у набережных метрополии, закованное в чёрный гранит и усыпанное сверху снежной крошкой. На Юге, за пустыней, тоже было море, обозначенное на огромной карте в кабинете Жан-Жака синей бесконечностью. У южного моря Вилле не был, но представлял его тёплым, даже горячим. Плавать в таком, наверное, одно удовольствие. Но это вряд ли возможно сделать, пока за Стеной живут дикари – и, снова вспомнив о них, Вилле вернулся мыслями к словам Анри об угрозе, начерченной поджигателями на обожжённых огнем кирпичах фабрики. Какие всё-таки мерзавцы! Но ведь на городской площади будут гвардейцы и жандармерия… а ещё и женщины, и дети, старики… Плохо. Вилле помотал головой. Если что произойдёт, начнется паника, и от служителей закона будет мало прока – толпа просто их затопчет, раскидает. Пропадёт карнавал. Насколько гнилым душой надо быть, чтобы портить такой светлый праздник? Вилле, чувствуя, как в нём вскипает злость, поискал глазами какой-нибудь прут, чтобы наподдать им по стебелькам, но тут же словно наяву увидел перед собой лицо деда и услышал, как он говорит: «Вымещать злобу на невиновных – низость». Услышал и устыдился, вздохнул. Да, всё верно. Просто ему надо внять предупреждению Анри и вести себя осмотрительно. Возможно и такое, что к вечеру он устанет и сам захочет вернуться домой.