Лена Сергеева - Мелодия весны. иллюстратор Белослудцева Ю. А.

Вероятно, сейчас я бы отправилась на терапию к психологу и попросила дать хоть какие-то ориентиры семейной жизни. А может, и того проще – обратилась бы к Google с запросом «Краткий курс семейной жизни». Но тогда, 15 лет назад, многие из нас были информационными сиротами, и довольствовались опытом, добытым нашими друзьями и родителями. В этом и была моя ахиллесова пята. Опыт, который я созерцала, был более чем пессимистичен.

Мама учила вставать до рассвета и готовить для мужа завтраки. От того, нацепив на себя роль жены, я каждое утро выпрыгивала из постели и бежала к плите. Ей-Богу, я никогда не думала, что жарить котлеты или блинчики так сложно! Если бы потребность писать проснулась у меня в те годы, свою первую книгу я бы назвала «50 оттенков подгоревших котлет». На крохотной кухне в съемной квартире я ежедневно плакала и выбрасывала в мусорное ведро сковороды обуглившихся котлет, гренок, оладий и еще Бог знает чего. Казалось, я навечно останусь кулинарной девственницей. Так и видела воображаемые заголовки в журналах: «На дочери кулинарного гения природа решила отдохнуть!»

Игорь жутко не любил мои кулинарные эксперименты. Не знаю, что его больше раздражало – громыхание кастрюль ранним утром или нелицеприятный вид свежеподгоревшего завтрака.

– Аль, я не люблю завтракать, понимаешь? – каждый вечер твердил он.

В ответ я хлопала большими глазками, пытаясь осмыслить суть послания, но утром все повторялось снова и снова.

Через пару лет мои завтраки стали качественно вкуснее. Наконец-то генетическая программа сработала, и руки сами начали творить чудеса на кухне. Воздушные омлеты, запеканки с хрустящей сырной корочкой и ароматная выпечка появлялись на столе, будто по велению волшебной палочки. И только настроение Игоря относительно завтраков не поддавалось никакой магии.

– Дал Бог завтрак, даст и аппетит, – игриво повторяла я, выскакивая по утрам из кровати. Мотивация сотворить что-нибудь этакое не давала мне спокойно спать.

Каждый вечер, пролистывая кулинарные заметки, я не засыпала до тех пор, пока не находила то, что хочу приготовить на утро. И только когда внутренний цензор, восклицавший: «Вот это! Это будет завтра на нашем столе!», отпускал меня в объятия морфея. «Какая разница, что мой мужчина не любит завтракать? Полюбит. А не полюбит, так привыкнет. В конце концов, завтрак – самый важный прием пищи», – размышляла я. В моей голове была четко прописанная программа, как надо делать. Любое отклонение от этой программы каралось ужасными муками совести.

Как это мужчина придет с работы, а на плите нет свежеприготовленной еды?

Как это – нет настроения готовить?

Как это он не хочет есть твою еду?

Плохая девочка. Плохая жена. Плохая. Плохая.

И едкое ощущение – что-то идет не так. Неправильно.

Сбой программы. Вернуться к настройкам производителя.

Родители – лучшие в мире программисты. Языки, на которых они пишут для своих детей сценарии, не идут ни в какое сравнение с Cи, Delphi и даже BitC. Уже став взрослой женщиной, специалистом по процессам, которые происходят у человека в голове, я до сих пор гадаю над этой великой тайной. Как перепрограммировать родительские послания? Ведь бывает так, что программа, которую нам прописали в детстве, перестает работать во взрослой жизни. И даже порой работает против нас.

Как внести в этот заданный с пеленок сценарий вирус и изменить установки на жизнь, ценности, идеалы? Как возвести родительскую надзорную совесть в само-совесть и начать жить собственной жизнью?

Сколько себя помню, никогда не была послушной девочкой. Но три кита, на которых должна была держаться семейная жизнь, усвоила отменно. Вкусно готовить. Поддерживать чистоту в доме. И хорошо выглядеть. Поэтому когда по ночам мы с Игорем устраивали бои без правил, в доме пахло чистотой, на плите дымилась еда, а я была аккуратно причесана и в свеженькой сорочке с рюшами. Мама могла бы мной гордиться.

Сложно сказать, в чем заключался предмет наших с Игорем ссор. Иногда кажется, что его и вовсе не существовало. Были лишь поводы для борьбы друг против друга. Два чужих человека, два эгоиста, разделенные огромной зияющей пропастью, которую называли любовью. Иногда мы выходили на шаткий подвесной мостик перемирия и пытались получить хоть какое-то удовольствие для себя, один за счёт другого.

Игорь по-мужски привык получать удовольствие в постели, реализовывая свои тайные эротические желания. Мне же досталась вся прелесть женского домоводства – возможность выстраивать быт по образу и подобию своему. Восторженное благоговение я испытывала, когда обустраивала наше жилище! Шторы из Ikea, вазы с цветами, свечи, рамочки с фотографиями, на которых мы выглядели такими счастливыми. Каждый раз, привнося в декор дома новшества, мне казалось, что вот теперь все наладится, что в этом уютном гнездышке просто нельзя быть несчастными. Какое великое значение я придавала каждой вещи в доме! Будто выстраивала между нашими отношениями с Игорем и этими вещами ритуальные связи.

Как горько я оплакивала каждый раз после ссор сломанные вещи. И почему я не создала тогда музей разбившихся вещей? Можно было бы часами бродить по нему и вспоминать. Вот на этих тарелках в желтый цветочек я каждое утро подавала завтрак. А однажды нашла у Игоря в телефоне сообщение от другой женщины с благодарностью «за чудесный вечер, да жаркие поцелуи», и швырнула в отчаянии тарелки на пол. Хорошие были тарелки. А вот песочные часы с милейшей гравировкой «Наше чувство, как время, бесконечно», подаренные мной на годовщину знакомства… Их я запустила в стену после того, как нашла в ванной комнате бирку чужого бюстгальтера. А где-нибудь, в центре музея, можно было бы создать макет моей разрушенной природной программы. Вот, дескать, была такая штука, но не выдержала испытаний реальностью, дала сбой и развалилась на множество осколочных файлов.

Вы когда-нибудь замечали последствия разрушения жизненных программ? Ощущали эту липкую навязчивую тревогу, которая, не заставляя себя ждать, появляется каждый раз, когда что-то идет не так? Кто-то предпочитает топить это незримое волнение в вине, другие ищут спасение в работе или детях. У меня же таким убежищем для тревоги служила уборка. Чем беспокойнее было на душе, тем чище становился дом, все более напоминая стерильную операционную. Криво висящая картина, не вымытый стакан в раковине, небрежно брошенные Игорем носки становились причиной очередного беспокойства. Но стоило только поставить вещи на свои места, натереть до блеска посуду, как тревога спускалась до приемлемого, выносимого уровня.