Лена Сергеева - Мелодия весны. иллюстратор Белослудцева Ю. А.

– Да, Аль, все это не можно, а нужно делать. Где ты выросла? В джунглях?

– …я молча пожимала плечами.

– Я буду звать тебя Маугли, – улыбалась своими мудрыми глубокими глазами Таточка.

– А ты будешь моей Багирой, – вторила я ей.

– Смеяться и плакать, переживать боль и радость – это нормально. Это говорит о том, что ты живая. У тебя есть сердце и душа. А вот если все это держать в себе, то можно незаметно стать мумией и перестать жить.

– Багира, как же научиться жить в этом мире?

Таточка подвела меня к большому зеркалу и спросила

– Тебе нравится, что ты в нем видишь?

– Нет, не совсем, – пытаясь не смотреть в отражение, ответила я.

– Тогда сделай что-нибудь с этим. Что с твоей прической? Когда ты последний раз мыла голову? К чему эти балахонистые черные вещи? А эта походка вперевалочку, как у старушки, – Таточка недвусмысленно вздохнула и смерила меня своим пронзительным взглядом. – Ты должна понравиться самой себе, полюбить себя. А уж потом думать о том, чтоб тебя полюбил мужчина.

Мне тяжело было признавать, но я совершенно не понимала, как это ухаживать за собой, делать своему телу приятные вещи, любоваться отражением. Казалось, будто эта функция не встроена в меня. А если и встроена, то глубоко повреждена. Я никогда не относила себя к тем девушкам, которые могут часами крутиться перед зеркалом, разглядывая каждый сантиметр своего лица и тела. Скорее наоборот, мне было комфортнее не думать о себе, занимая свои мысли заботами о близких.

Не знаю, что было в этом разговоре особенного, ведь, по сути, он был горький и вскрывал все то, о чем так долго я старалась не думать. Но именно после него у меня появилось жгучее желание начать относиться к себе, как к самой красивой девочке. Холить и лелеять свое тело, чувства, и, главное, мне захотелось создать вокруг себя такую же ауру волшебства, которую излучала Таточка. Я хотела переродиться, обновиться, сменить имя и перестать таскать за собой эту разъедающую тревогу и неуверенность.

Придя домой в тот день, я скинула с себя в мусорное ведро черные одежды. Расставила в ванной горящие ароматные свечи. И принялась аккуратно, чтоб не напугать саму себя пристальным вниманием, изучать свое тело. Такое нежное, такое чувственное, оно жаждало опыта других прикосновений. Теплых, пропитанных любовью и принятием.

– Никто больше не будет тебя обижать, – говорила я, по-матерински укачивая и обнимая себя за плечи.

А чуть позже этим же вечером, я, включив на всю громкость Jeff Buckley и его Hallelujah, песню, которую накануне для меня открыл Андрей, я совершала таинственный обряд приготовления рыбы. Лимонный сок стекал по кончикам пальцев на свежую рыбу, а я словно зачарованная смотрела на это. Никогда еще я не готовила с такой душевностью. Я делала привычные вещи, но моя голова была необыкновенно пуста и ни одна суетная мысль не смела даже возникнуть в ней. Мое внимание все было приковано к тому, что происходило здесь и сейчас. Только рыба. Соль. Перец. И этот лимонный сок, так соблазнительно стекающий на нежные чешуйки рыбы. И все вокруг было наполнено таким зыбким, но таким желанным умиротворением.

– Как это удивительно, – подумала я, – так просто почувствовать мир снаружи, когда внутри тебя царит спокойствие.

Неужели это секрет счастья? Но об этом я не успела подумать. Магия музыки и лимонного сока уводили меня все дальше и дальше, в такой неизведанный и девственный мир счастья…

The minor fall and the major lift

The baffled king composing hallelujah…

Hallelujah, hallelujah…

Оглядываясь назад, кажется, в тот период жизни внутри меня царил хоспис. Тысячи просроченных надежд, разрушенных иллюзий, искалеченные мечты. Все это никак не хотело покидать меня естественным путем через слезы, пот, кровь, предпочитая стоном умирающих являться по ночам. Нелицеприятное зрелище. Нужно было переключиться, силой впихнуть себя в другую реальность. Прекратить реанимировать изжившие отношения. Последнее, что я могла сделать для своей великой любви – поджечь мосты, и согреть заледеневшую душу в этом пламени. Но эти мысли вызывали чудовищный страх.

Все начинать сначала. С нуля. Доверить свое тело другим рукам. Возможно еще более грубым и небрежным. Заново узнавать привычки друг друга. А вдруг новый мужчина будет ходить голышом по квартире, размахивая причиндалами? А если в постели захочет сделать что-то чуждое мне? В какой бы преисподней я не пребывала, это была моя преисподняя. Я знала в ней каждый уголок, и все оттенки боли, которую могла испытать. Все было знакомо, испробовано на своей шкуре, и создавалась иллюзия контроля происходящего. Задыхалась от боли и отчаяния, но это не смертельно, и лучше, чем неизвестность. Падать дальше некуда. Это и есть дно. Но и на дне люди живут. Горький об этом писал. Мне свято верилось, что все еще можно исправить. Склеить. Пришить. Примотать друг к другу скотчем разбитые части нашей любви. Как знать, может со временем все срастется обратно, стерпится, слюбится.

Осознание того, что я не использую все возможности для спасения этих отношений, дамокловым мечом висело над головой. А вдруг я не все сделала, что могла? Вдруг недостаточно любила? Вдруг? Вдруг? Каждый день, каждый час я думала, что реанимационные мероприятия пойдут на пользу нашим отношениям. Но в глубине душе я понимала, что слепо заблуждаюсь. Я лишь продляла смертельную агонию. Когда же становилось совершенно невыносимо находиться в этой реальности, я надевала кислородную маску.

– Привет! – зазывно мигал зеленый цветок аськи Андрея.

– Привет! – улыбалась я ему в ответ.

– Как оно? Опять вся синенькая?

– Терпимо, – отвечала я, закутывая руки в кофту. Будто через экран монитора Андрей мог разглядеть порцию свежих синяков после ночной ссоры.

– Ну, ну… Смотри, что у меня есть, – говорил он и скидывал название очередной песни.

Нажав пару клавиш, я ловко находила песню в сети, и включала на полную мощь колонки.

– Scorpions «Let me take you far away»… Мне нравится! – поставив кучу улыбающихся смайлов, отвечала я.

– А о чем поют, понимаешь?

– Ммм, не совсем… О дороге, о солнце… И энергетика этой песни. Вдохновляющая.

– Балда! Вдохновляющая… Песни надо переводить, чтоб они звучали ярче, понимаешь, о чем я?

– Понимаю, – сделав губки бантиком, отвечала я. – И не называй меня так! Я! Не! Балда!

– Балда, балда, а кто же еще? Терпеть такое обращение может только балда!

– У меня все хорошо! – начинала заводиться я от такого настойчивого, пусть и заботливого, проникновения на свою территорию.

– Ну и что же у тебя хорошего? – не унимался Андрей, пытаясь зацепить меня поглубже.

– А у тебя? – решила ловко перевести стрелки я.