Дмитрий Мережковский - Будет радость (пьеса в 4-х действиях)

Катя.Да, слышу: едут. Далеко.

Федор.Нет, близко. Вот, вот, как близко, слышите?

Катя.Что с вами, Федор Иванович?

Федор.Боюсь. Катя, ох, как боюсь! лица его боюсь… Мне все одно и то же снится: будто я с нею, и он тут же, но мы его не видим, а только знаем, что он. Я когда-нибудь с ума сойду, умру во сне от ужаса… Ну, скорее, скорее, Катя, прощайте! Прощай, милая, радость моя! Какие у тебя волосы! Если их распустить, – будет дождь золотой – солнце сквозь дождь…

Катя.Что ты, Федя, как будто навеки прощаешься?

Федор.Навеки? Нет, увидимся. Помнишь, дождь золотой? Помнишь радугу? уснем от печали – проснемся от радости. Будет радость, будет радость! Перекрести же меня, поцелуй. Вот так. Ну, а теперь…

Слышен звон колокольчика и стук колес.

Катя.Куда ты, Федя?

Федор.Он! Он! Ступай к нему, скажи ему все, – как я люблю его, как я вас всех люблю… Не пускай его ко мне… скажи, что уехал… Ступай же, ступай, ступай, если любишь меня!

За дверью слышен голос Ивана Сергеевича. Катя уходит.

Федор один. Идет на террасу, вынимает револьвер. Оглядывается, прислушивается. За дверью голоса Ивана Сергеевича и Кати. Федор выбегает в сад. Комната несколько минут остается пустою. Потом входит Иван Сергеевич и Катя.

Иван Сергеевич и Катя.

Иван Сергеевич.Уехала? И он с нею?.. Катя, неправда. Он здесь. Не хочет видеть меня. Все равно, пойдем к нему. Где он?

Катя.Нет, не надо… постойте…

Иван Сергеевич.Почему не надо? Что с ним? Где он?

Из сада, сквозь шум дождя и ветра, слышен далекий глухой выстрел.

Иван Сергеевич.Что это? Что это?

Катя стоит неподвижно. Потом вдруг выбегает на террасу и в сад.

Катя.Федя! Федя! Федя!

Терраса с колоннами, та же, что в первом действии. Поздняя осень, деревья сада полуголые. Дорожки усыпаны желтыми листьями. Вечер. Благовест. Гриша и Катя. Гриша сидит в саду на скамейке и читает письмо. Катя идет с террасы в сад и проходит мимо Гриши.

Гриша.Куда вы, Катя?

Катя.Никуда – в сад. Хочу пройтись.

Гриша.Можно с вами?

Катя.Можно…

Гриша.Вы говорите: можно, – как будто нельзя.

Катя.Я к Феде на могилу, а вы туда не ходите.

Гриша.Ну. Ступайте.

Катя.Вы что-то хотели мне сказать?

Гриша.Да, хотел.

Катя.Говорите, я слушаю.

Гриша.От Татьяны Алексеевны письмо.

Катя.А-а. Ну, что же?

Гриша.Все то же, денег просит.

Катя.Опять денег?

Гриша.Да. Собирается на сцену, кажется. «Федру» хочет играть. И еще о «святости искусства» пишет, о «красоте и вечности»…

Катя.Об этом вы и говорить со мной хотели?

Гриша.Нет, не об этом.

Катя.Так о чем же? Что это вы, Гриша, все с подходцем – уж лучше бы попросту…

Гриша.Я уезжаю, Катя…

Катя.В монастырь, к бабушке?

Гриша.Да, сначала к ней, а потом куда старец пошлет.

Катя.Ну, что ж, с Богом. Ведь вы давно решили?

Гриша. Решил, но вот не знаю, как отцу сказать.

Катя.Жалко, что ли? Полно, Гриша, что за жалость! Снявши голову, по волосам не плачут. Кончайте, что начали. И чем скорее, тем лучше.

Гриша.«Что делаешь, делай скорее»? [30] (Катя молчит). Вам тяжело со мною, Катя?

Катя.Тяжело. Да… и ненужно. Мы все равно не поймем друг друга… Ваша беда, Гриша, что вы кое-что имеете, но больше берете на себя, чем имеете.

Гриша.Беру чтό дают.

Катя. Кто дает? Старец, бабушка?

Гриша.Да, они, а через них – миллионы, века и народы.

Катя.Ну, века и народы уже не с вами.

Гриша.Были и будут с нами.

Катя.А если не будут. – огнем истребятся?

Гриша.Это не я сказал.

Катя.Но вы не пожалеете, как брата не пожалели?

Гриша.Не говорите о брате. Вы не знаете…

Катя.А вы знаете – и успокоились, умыли руки? Не ваша воля? Опять старец да бабушка? И совесть не ваша? Святое послушание, смирение, венец христианской добродетели?

Гриша.Ничего, ничего вы не знаете, Катя, – муки моей не знаете…

Катя.От кого мука? Уж не от Того ли, чье имя вы так легко называете?

Гриша.А вы и назвать не хотите?

Катя.Не хочу при вас. Для Него вы и брата убили?

Гриша.Что вы говорите, что вы говорите, Катя?

Катя.Говорить нельзя, а делать можно? Говорить: Господи! Господи! – и делать то, что вы с братом сделали…

Гриша.Бог с вами, Катя! Может быть, когда-нибудь…

Катя.Нет, никогда… А вам казалось, Гриша, что вы меня любите?

Гриша.Я вас любил и теперь люблю.

Катя.Ну, так помните: никогда, никогда не прощу! Ступайте. Вот Иван Сергеевич. Ступайте же!

Иван Сергеевич выходит из дома на террасу.

Гриша, Катя и Иван Сергеевич.

Катя.Иван Сергеевич, постойте! (Взбегает на террасу и хочет взять его под руку).

Иван Сергеевич. Полно, Катя: ноги еще носят, слава Богу! Я сегодня молодцом – видишь, погулять захотелось.

Иван Сергеевич идет в сад. Катя усаживает его на скамейку.

Катя.Не сыро ли? Хотите что-нибудь на ноги? Я сбегаю.

Иван Сергеевич.Нет, тепло, хорошо. Не суетись… И что ты со мною все, как с маленьким, нянчишься?

Катя.А вы не капризничайте. Лекарство приняли?

Иван Сергеевич.Ну их! Этакий вечер да воздух лучше всех лекарств.

Гриша (встает и целует отца). Доброй ночи, папа.

Иван Сергеевич.Опять к старцу, Гриша?

Гриша.Да. Может быть, поздно вернусь или переночую в обители… (После молчания, с усилием, тяжело и прерывисто). Папа, а что же мне старцу сказать?

Иван Сергеевич.О чем?

Гриша.Да вот, что к бабушке еду, может быть, университет брошу, а там в монахи или в священники…

Иван Сергеевич.Ну, так что же, Гриша? В чем дело?

Гриша.Я уже вам говорил: без вашего согласия старец не благословит… не отпустит меня.

Иван Сергеевич.Что ты, Гриша, Бог с тобой! Да разве я когда-нибудь мешал тебе жить по-своему?.. И неужели твой старец не понимает? Ну, если не понимает, так скажи ему: согласен, согласен на все.

Гриша.Папа, я бы и сам не хотел против вашей воли…

Иван Сергеевич.Нет, Гриша, должно быть, и мы друг друга не понимаем, или я не умею сказать.