Дмитрий Мережковский - Маков цвет (драма в 4-х действиях)

Анна Арсеньевна.Все вы, я вижу, киснете, папочка. Опять плохо спали. Нехорошо вам и кофе столько пить.

Арсений Ильич. Да что же делать, как не киснуть? Погода скверная, здоровье скверное… Что ж делать? Мы – прошлое, друг мой, нам только и осталось, что киснуть, пока не докиснешь. Да. (Помолчав). Вот завтра наши уезжают.

Анна Арсеньевна.Так, значит, окончательно решено?

Арсений Ильич.Завтра едут.

Анна Арсеньевна.Тоже эгоизм какой у Иосифа Иосифовича. Бросить вас одних. Знает, что и мне надо уезжать. Ведь я-то не по своей воле, я Васю везу.

Арсений Ильич.Ну, это пустяки. Со стариками им нечего делать. Говорят тебе, мы – прошлое. А им в будущее надо смотреть. Бланк отличный человек, – деятельный такой, серьезный. Энергия…

Анна Арсеньевна.А в Соне в последнее время как-то не замечаю энергии.

Арсений Ильич.Русская барышня. Поймешь ее. Все неразбериха. Нынче горит, – завтра, глядишь, завяла. А потом опять ничего. Выдержки нет. Я от Сони, так сказать, отступился… Отказываюсь тут что-нибудь понимать. Пусть уж Бланк. Авось он ее выдержке научит. Это в нем; слава Богу, есть.

Анна Арсеньевна. Ах, папочка, Соню браните, «русская барышня», а сами-то не по-русски все ворчите, и на погоду, и на Париж, и вообще… Чудный город! Я совсем парижанкой сделалась. Кабы не Васю везти, – не выехала бы. Какие люди! Эта чудная Франсуаза – прямо мой ангел-хранитель. Ведь это она меня ввела в Теософское общество, я там душой отдыхаю.

Арсений Ильич.Астральные тела изучаешь? Что ж, всякому свое. И это один из видов прошлого…

Анна Арсеньевна.Какое прошлое? Это вечное, вечное!

Арсений Ильич.Ну, милая моя, меня от вечности такого сорта тошнит. Утешайся теософиями, я тебе не мешаю; для кого же они, как не для вас с Франсуазой.

Входят Наталья Павловна и Вася.

Анна Арсеньевна.А вот, папа, Франсуаза меня все про Соню спрашивает, мне даже неловко. Я уже говорю, что, собственно, брак задержан пустяками всякими, а как можно будет – они тотчас же обвенчаются.

Наталья Павловна.Ты бы вышел, Арсений. Целыми днями сидишь у камина.

Арсений Ильич.Ну, на что я выйду? Куда пойду? Грязь, толпа, скука… А тебе, Анюта, и чудной твоей Франсуазе я искренне удивляюсь. Кажется, пора бы французам привыкнуть к гражданскому браку. А выходит, что мы, так сказать, терпимее их. Да. (Помолчав). Ну и обвенчаются, конечно, в свое время. Пустяки какие.

Наталья Павловна.А Иосиф Иосифович где?

Арсений Ильич.К себе пошел, должно быть.

Вася.Дедушка! Соню что, в синагоге венчать будут?

Арсений Ильич.Дурак!

Вася.Нисколько не дурак, а просто спрашиваю, ведь он жид.

Арсений Ильич.Вася, поедешь в корпус, там и безобразничай, а у меня в доме прошу вздору не молоть.

Анна Арсеньевна.Папочка, уж я от него отступилась. Кажется, всем для них пожертвовала, за границу увезла – нет. Добился-таки этот воин своего. Я от полковника Генца письмо получила, обещает устроить его у себя, а к весне в 5-й класс приготовить.

Арсений Ильич.Премудрость там, подумаешь, в корпусе-то; в два месяца все вызубрить можно.

Анна Арсеньевна.Отвезу его, пускай, пускай. Как уж он там хочет. Силы последние иссякли. Если бы не Франсуаза, которая поддерживает мой дух, – я бы давно, давно…

Вася.Ты опять не сдерживаешься? Ведь уж кончено, и сама же говоришь, что отступилась, чего же еще?

Анна Арсеньевна.Вот слышите, как он с матерью говорит? Нет, Шура мой, какой там ни есть, Шура никогда бы…

Вася.Шура? А Шура ваш… Шура вполне достоин… по заслугам будет… Если его когда-нибудь к столбу привяжут…

Наталья Павловна.Вася! Господи! Господи! Так говорить… О мальчике… о брате…

Вася.Надоело уж. Тут мать, тут брат, тут дядя, – слова не скажи. Вот дядя Боря. Что ж, оттого, что он мне дядя, я молчать обязан? Нисколько! был на войне, служил в хорошем полку – и вдруг в отставку. Что это, глупость? Или ренегатство?

Арсений Ильич.Сейчас же замолчи или убирайся вон! Я очень серьезно говорю.

Анна Арсеньевна.Боже мой, Боже мой. Как ты посмел?

Арсений Ильич.Брось, Анюта. Успокойся, успокойтесь вы все, сделайте милость. И так невесело – свару завели… (Пауза).

Анна Арсеньевна.А Боричка давно был у вас?

Наталья Павловна.Да вчера заходил.

Анна Арсеньевна.Какой он миленький в штатском. Привыкнуть не могу, не узнаю его каждый раз. Похудел ужасно.

Наталья Павловна.Тоскует.

Анна Арсеньевна.Смерть дяди Пьера так его потрясла. Ему бы развлечься. Ах, здесь премилое общество. Если бы я не уезжала… и вообще.

Вася.Мне пора, я ухожу.

Анна Арсеньевна.Куда ты?

Вася.Мне нужно.

Анна Арсеньевна.Вот видели? И не смей спросить – куда. Недавно всю ночь с какими-то мерзавцами прокутил. Я думала, с ума сойду. Нет, в нем что-то ненормальное.

Арсений Ильич.Ну, кутежи-то, – это, положим, всегда было. А вот ретроградство его дикое, да к Шуре ненависть, – это, действительно… странное что-то. Теперь молодежь, дети даже – все ведь, как Шура, чего ж глаза закрывать. А этот у тебя… действительно, выродок какой-то.

Анна Арсеньевна.Ах, уж не знаю, что лучше. И как после этого в карму [16]не верить? Ясно, их душам предстоит целый ряд перевоплощений…

Арсений Ильич.Пошла свою чепуху городить.

Через столовую входит Борис.

Наталья Павловна (встает навстречу). Здравствуй, милый мой мальчик!

Анна Арсеньевна.А, Боричка! (Целует его).

Борис.Здравствуйте, милые. (Жмет руку Арсению Ильичу). Сони здесь нет?

Арсений Ильич.Ну что, шатаешься по Парижу?

Борис.Брожу… Да невесело как-то. Им до нас дела нет, да и нам до них тоже. И столько людей, столько людей!.. Просто точно не люди, а «нарочно».

Наталья Павловна.Ты ведь Боря, первый раз в Париже?

Борис.В первый. И уж не знаю… Неужели идеал России – Париж, с равноправием, кокотками, автомобилями, цилиндрами и свободой?.. Страшно мне как-то…

Арсений Ильич.Ну, Боря, слышали уж мы эту песенку о гнилом западе. Я ворчу на Париж, да ведь моя жизнь в прошлом, а тебе не моими глазами надо смотреть. Сейчас же завел: запад, запад…

Борис.Да нет, дядичка, не гнилой он, запад, не гнилой, – милый, святой, хороший… Только не наш, другой… Мы другие. Нам другое надо. Впрочем, ничего я не знаю.