Юрий Божич - Тень от носа (трагифарс)

Катрин. Такие причитания! Бедняжка!.. (Подходя к Андре.) Мсье, мсье…

Патрисия. Или косу! (Заметив Катрин.) Добрый день, мадам.

Катрин. З-здравствуйте. (Андре.) Мсье, что, кто-то умер?

Андре. (скурпулезно оценивая внешние данные вошедшей). К несчастью, да, мадам.

Патрисия. (по-прежнему коленопреклоненно). Андре, так достаточно убедительно? Может, подпустить слезу? Я бы могла еще спеть. (Катрин.) Мадам, помните такую песенку? Ее поют в пансионах…

Катрин (рассеянно). Да-да, да-да… Я не училась в пансионе. (Андре.) Мсье, кто умер?

Андре. Одна дама.

Катрин. Знатная?

Андре. Да, вполне.

Патрисия. Не может быть, мадам, чтобы вы не помнили. (Встает, отряхивает колени, с блаженной улыбкой.) Вы ведь увлекались Ронсаром, правда?

Катрин. Да-да, да-да… Я с ним не знакома, мадам. (Андре.) Мсье, а господин Бертильон, он…

Андре. (вглядываясь в родинку на шее Катрин). Он, мадам…

Патрисия. Не может быть, мадам, чтобы вы не увлекались Ронсаром! Признайтесь, вы брали фонарик и уединялись с ним ночью под одеялом. Чтобы вам никто из девочек не мешал.

Катрин. Да-да, да-да… (Спохватываясь.) Мадам, что вы такое говорите! Я не люблю это делать с фонариком. (Андре.) Мсье, кто эта сумасшедшая?

Андре. (впериваясь взглядом в вырез на груди и взглатывая слюну). Моя мать, мадам.

Катрин. Вы выгодно отличаетесь от нее.

Патрисия. А наутро вам было больно. И вы плакали от светлой печали, испытав катарсис. Потому что Ронсар — это всегда катарсис.

Катрин. Мадам, я уже начинаю сожалеть, что мне с мсье Ронсаром не довелось… Мсье Бертильон - хороший человек… Душевный, отзывчивый… Но он, увы, не молод, и о катарсисе мне приходится узнавать в основном из фильмов.

Патрисия. Душечка, вы не должны наступать на горло собственной песне. Андре, скажи ей…

Андре. (с трудом переводя взгляд с груди на лицо Катрин). Сударыня, вы не должны!..

Катрин. (с потеплевшими глазами, слегка кокетничая). Вы правда так думаете, сударь?

Андре. О, да!

Патрисия. Вам нужно полюбить Ронсара. Андре, скажи…

Андре. (страстно). Сударыня… Ронсара… Хорошо бы…

Патрисия. Всеми фибрами души.

Катрин. (глядя в глаза Андре). А он, мадам, похож на вашего сына?

Патрисия. Кто, душечка?

Катрин. Ну, Ронсар.

Патрисия. Нет, душечка. Мой сын - обалдуй, а Ронсар…

Катрин. (сладко вздохнув). Жаль.

Патрисия. Что обалдуй? Естественно. Любая мать…

Катрин. Что не похож.

Патрисия (глядя на оцепенелую парочку). Когда я пела в хоре сестер милосердия во имя правосудия…

Катрин. Сестер чего?

Патрисия. Милосердия. Во имя правосудия… Нет, это несносно! На ваших взглядах впору развешивать белье. Андре, ты совершенно не щадишь свое зрение. И мое тоже. Ты помнишь, какая трагическая весть привела нас сюда два часа назад?

Андре. (продолжая улыбаться Катрин). Да, мама.

Патрисия. Вот! С тех пор я изрядно проголодалась. Мсье Бертильон, разумеется, был очень любезен, сообщив нам, что отправляется за…

Андре. За индейкой, мама. Вдовой Макиавелли.

Патрисия. В этом доме трагедия на трагедии… Его так долго нет, что я начинаю думать, будто здешние индейки одичали и на них надобно охотиться с ружьем. Я, конечно, храню терпение, но обидно было бы не дожить…

Андре. Мама, в такой-то славный день…

Патрисия. Ты абсолютно не обучен носить траур, мой мальчик. Ты слишком энергичен.

Андре. Да, мама. И я немедля потороплю мсье Бертильона.

Патрисия (вздыхая). Он тоже ушел кого-то торопить. Оказывается, это занятие отнимает уйму времени.

Андре. Нет, нет, мама. Я скоро буду. Мы не окончили наш разговор с мадам…

Катрин. Меня зовут Катрин.

Патрисия. Катрин? Как и мою бедную дочь? Но ведь никакого сходства! Андре!..

Андре. Не малейшего, мама. До этой Катрин я могу дотронуться (касается ладонью щеки Катрин), ощутить пальцами тепло и нежную кожу, провести ладонью по волосам. (Проводит.)

Патрисия. Все, я умираю. Голодные судороги… (Подергивает подбородком.)

Андре. Иду, мама, иду.

Уходит.

Патрисия. Всю жизнь, всю жизнь, душечка, я потратила на Андре. Я думала, что каждый божий день я бросаю в золотую копилку. А оказалось — в дырявое ведро, которое…

Катрин. О, мадам! Вы очень удачно вложили отпущенный вам капитал.

Патрисия. Не успокаивайте меня, душечка. Когда меня успокаивают, я начинаю рыдать. Самое горькое утешение я пережила в день взятия Бастилии.

Катрин. Потрясающе! Два века! Мадам, вы выглядите гораздо моложе.

Патрисия. (педагогически). Это было за несколько месяцев до рождения Андре. Я стояла в парке, под зонтом. И кормила уток. Погода была скверная. Моросил дождь, нудный, как мексиканские сериалы. И тут вдруг неизвестный мужлан с лоснящимися щеками возомнил, будто я удручена… (Пародируя.) "Ну, ну, мадам, такой день, мадам, расправьте плечи, мадам, вдохните полной грудью…" Бесстыдник! Это у меня-то полная грудь! Впрочем, я не уверена, что он вообще со мной разговаривал. У него были такие очки! (Сводит глаза к переносице и подносит к ним " козу" из пальцев.) Ему, чтобы попасть, обязательно нужно было промахнуться. Но я так сразу огорчилась! Боже! Мне стало жаль всех: себя, уток, тех, кто штурмовал Бастилию, тех, кто в ней сидел. (Всхлипывая.) Маркиза де Сада — судьба к нему не благоволила… Я зарыдала. (Плачет.) А этот утешитель попер на меня, как робокоп. И врезался в дерево. Так мне (заходясь в рыданиях) стало жаль и его…

Катрин. Мадам, прошу вас… Это не стоит ваших драгоценных слез.

Патрисия. (не унимаясь). Как же не стоит! Если он потом оступился и рухнул в пруд. И распугал всех уток. А я, как служба спасения на водах, тянула его на берег. Я тянула, а он скользил и падал, скользил и падал, скользил и… (Шморгает носом.) А потом родился Андре. (Задумчиво.) Жизнь так таинственно устроена, душечка. Почему-то, если мужчина спасает женщину, она выходит за него замуж. И дарит ему ребенка. А если женщина спасает мужчину, то он ее бросает.

Пауза.

И тоже дарит ребенка. Наверное, дело все-таки в ребенке…

Катрин. (сочувственно). И вы его больше никогда не видели?

Патрисия. Этого ватерполиста? Видела, конечно. Не в пруду же мы это все… ну, вы понимаете… Хотя Андре очень любит плавать. Просто очень!

Катрин. Вы его, конечно, проклинали?

Патрисия. Конечно, (промокнув платком слезы) нет. Он вполне мог… заблудиться. С таким - то зрением. Впрочем, с хорошим - он заблудился бы еще быстрее. (Внезапно радостно.) Но он, душечка, оставил мне вот это! (Достает из сумочки сложенный лист бумаги, разворачивает, протягивает Катрин.)

Катрин. (разглядывая лист). Что это?

Патрисия. (гордо). Линия шеи.

Катрин. Линия чего?

Патрисия. (показывая на себе). Шеи, шеи. Моей шеи.

Катрин. Похоже на ногу страуса.

Патрисия. Как вам не стыдно, душечка! Он работал почти на ощупь. Как гончар. Конечно, он щупал не только шею. Но изобразил именно ее. Он трудился над ней трое суток, едва отрываясь. Я ходила по магазинам, покупала много зелени, сыра, вина. Ставила перед ним, а он все творил, творил… Ему не давали покоя полотна старых мастеров флорентийской школы. Он говорил, что Боттичелли еще в эпоху своей Венеры гениально предвидел появление через века именно такой шеи. Вообразите, душечка, — такой! Моей! (Чуть помешкав в раздумье.) Хотя, с другой стороны, на кой черт Боттичелли чужая шея, а?