Анна Батурина - Фронтовичка

Мария (ищет в кармане письмо). Как? Вот же — написал, что руку осколком задело — сохранить не удалось, — посмотри… Это не Матвей вернулся? Не Матвей?

Галина. Ну ты и балда! Балда счастливая! Чё побледнела? Пошли, доведу тебя, держись! Это он, Матька!..

Ленка. Что случилось?

Мария. Ничего не случилось. Жених с войны вернулся.

Ленка. Жених? Ничего себе! Марии Петровны жених вернулся? Где он?

Ленка бежит вниз по лестнице, за ней Галина, последней плетется Мария. В руке она по-прежнему держит солдатское письмо. Внизу на вахте Матвей в военной форме с медалями, три старушки-учительницы, Марк Анатольевич и Нина Васильевна в слезах.

Галина. Матвей! Матвей!

Нина Васильевна. Несите стаканы! Марк Анатольевич! Галина!

Галина. Здесь я!

Нина Васильевна. Надо отметить! Вот как бывает! Надо отметить, Марк Анатольевич!

Матвей. Зачем стаканы? Деньги есть! Могу всех позвать в чайную! Мария Петровна! Пойдем в чайную!

Мария. Матенька, Матенька… В какую чайную, Матенька, родной… Худенький, миленький… В какую чайную…

Мария обнимает Матвея, вместе они как-то странно кружатся на месте, словно Матвей пытается высвободиться из объятий, а она не пускает его. Мария Петровна видит огромный чемодан, на котором сидит незнакомая девчонка лет семнадцати. Девчонка с тоненькими светлыми косичками, злым кошачьим личиком — то вздыхает, то фыркает.

Матвей (девчонке). Шура, может, в чайную?

Александра. Марию Петровну зови, всех-то зачем?

Галина (Марии) . А кто эта Шура? Знаешь ее?

Мария. Впервые вижу.

Матвей (суетится, мнет деньги). Мама! Маша! Пойдемте в чайную? Пойдемте? Я угощаю…

Нина Васильевна. Да что же это? Как это, сынок, я не пойму…

Мария (Матвею). Рука не болит?

Матвей. Надо всем пойти в чайную… Пойдемте скорее…

Галина. Куда скорее? Куда скорее-то? Ты объясни ей сначала, чё это за девица на твоем чемодане сидит?

Матвей. Не ваше дело, Галина Сергеевна!

Александра. Это мой чемодан!

Нина Васильевна. А сама-то ты чья?

Марк Анатольевич. Действительно, интересно.

Александра. В моей родословной можете не сомневаться. Я дочь Владимира Панарина, капитана…

Галина (перебивает ее) . Матвей, ты ничего объяснить не хочешь?

Нина Васильевна. Матвей, сынок? Он дома все объяснит! Галя, дома объяснит!..

Александра. Чё объяснять — и так все понятно!

Галина. Ну-ка — завалила, пока старшие разговаривают!

Марк Анатольевич. Галина! Смени тон!

Галина. По-твоему, все в порядке, что ли?

Ленка. Он Марии Петровны жених!

Матвей. Галина Сергеевна, я заставлю вас извиниться!

Галина. А я тебя повеситься, щенок, заставлю! Ты чё с Машкой делаешь?

Матвей. Галина Сергеевна, тебя в штрафбат надо определить!

Галина. Я тебя, паскуда, в Казахстан на рудники определю!

Александра. Пойду курить.

Матвей. Попробуй только.

Галина. Нервы сдали?

Матвей. Мария… Я привез твой граммофон — вон он. И пластинки твои… И еще другие разные пластинки… Послушаешь.

Мария. Спасибо. А что, Костяну слушать надоело?

Матвей. Он умер. На следующий день, как ты уехала…

Мария. А с ней ты на какой день снюхался?

Матвей. Что ты сказала?

Галина. Давай, гноби его, Машка, гноби! Дави гниду!

Марк Анатольевич. Галя! Пойдем отсюда! Не вмешивайся.

Галина. Ага! Щас! Сам иди, если тебе все в порядке кажется. А я с Машкой буду!

Матвей. Галина Сергеевна, ты бы хоть при матери не возникала.

Галина. Чего ты матерью прикрываешься?

Нина Васильевна. А я думаю, это их дело, сами пусть разберутся. Ты не лезь, Галина.

Марк Анатольевич. Я с вами согласен.

Мария (видит трех облезлых учительниц, притихших у дверей актового зала, где шел педсовет). Чё столпились? Чё, заняться нечем? Марк Анатольевич! Миленький! Объясните им, ради бога, что это здесь моё, только моё единоличное дело! Уведите их! Марк Анатольевич!

Марк Анатольевич. Понятно всё… Галина!

Галина. Я-то останусь!

Учительницы пятятся в актовый зал.

Мария. И Ленку тоже!

Марк Анатольевич. Лена, пойдем. (Уводит девочку.)

Ленка. Пистолет! Мария Петровна!

Марк Анатольевич закрывает актовый зал изнутри.

Галина. Правильно, Ленок! Ну, щас Машка тебе прикурит, родословная!.. И я добавлю.

Александра. Матвей, сколько мне терпеть это всё? Мне есть куда вернуться, могу прямо щас на вокзал.

Матвей. Успокойся, я сказал…

Галина. Правильно рассуждает, чё ты ее успокаиваешь?

Мария. Матвей, такой смиренный ты… Такой шелковый… Пригладили тебя, прилизали — волосок к волоску. Полинял… Рука не болит?

Молча запихивает ему за шиворот его же письмо.

Матвей. Ты не поняла ничего… Это же я о тебе написал, как будто руку отняли… Надеялся, что почувствуешь.

Галина. Рука — вот подходящее сравнение для бабы…

Матвей. Побоялся прямо сказать — вдруг с собой что-нибудь сделаешь, малышка…

Мария. Зря боялся. Не сахарная. А вот Шурочку свою обереги — она у тебя бледненькая.

Александра слоняется по коридору, накручивает косички на пальцы.

Мария. Чистенькая такая, аккуратненькая… Не запылилась даже.

Матвей. Ее отец погиб…

Галина. Хочешь, эта родословная у меня огребет?

Мария. Оставь, Галина, пусть идут.

Матвей (Александре) . Чё ты ешь?

Александра. Штукатурку.

Матвей. Штукатурку?

Александра. Ну, хочется мне!

Мария. Значит, она у тебя уже и штукатурку ест? Я тоже ела… Отколупывала в штабе. Помнишь? Безумно хотелось штукатурки… Не судьба.

Нина Васильевна. Господи!

Мария. Какой месяц носит?

Матвей. Четвертый.

Мария. Значит, давно снюхались.

Александра. В ноябрьские праздники, если вас так интересует.

Матвей. Шура, не лезь!

Александра. Скорее, Матя, я замучилась…

Матвей. Александра в положении, Маш. Ребенок мой. Я перед ее матерью за него головой отвечаю. В последний раз обнимешь хоть? (Протягивает к ней руки.)

Галина. Не надейся.