Дмитрий Быков - Медведь. Пьесы

БИНОМ-2 (буркает). Документы.

Миша протягивает документы.

АП (дирижируя пресс-конференцией). Пресса! Газета «Шесть соток», пожалуйста.

ЖУРНАЛИСТ (в руках ведро, на плече грабли). Пожалуйста, немного о вашей автобиографии, товарищ Григорьев, и особенно в отношении дачи.

ВТОРОЙ ЖУРНАЛИСТ. Расскажите о вашем хобби, пожалуйста! Как вы рыбачите на охоте в свободное от выпиливания время, пожалуйста!

ТРЕТИЙ ЖУРНАЛИСТ. Почему в вашем творчестве так много ремейков?

ЧЕТВЕРТЫЙ ЖУРНАЛИСТ. Какую позу вы предпочитаете при просмотре сериала?

ПЯТЫЙ ЖУРНАЛИСТ. Где вы делаете педикюр и эпилируете ли волосы на груди?

ШЕСТОЙ ЖУРНАЛИСТ. Как вы относитесь к гей-культуре?

СЕДЬМОЙ ЖУРНАЛИСТ. Как тема медведя повлияет на гламур этого сезона?

БИНОМ (выходя на авансцену). Тихо!

Полная тишина. Бином-1 открывает рот, чтобы заговорить, но в эту секунду из-за двери ванной доносится тихое мелодичное пение под аккомпанемент балалаек — «Полюшко-поле».

Бином встает в позы солистов ансамбля Александрова и запевает вместе с медведем — один баритоном, другой тенором:

БИНОМ-2. Это он?

АП. Видимо.

БИНОМ-2. Могет.

БИНОМ-1. Господа, я уважительнейше прошу вас всех поучаствовать.

БИНОМ-2. Встали!

Постепенно песню подхватывают все. Зал встает, тех, кто не подпевает, поднимают статисты в зале. Финал первого действия — мощное хоровое исполнение песни под трубный медвежий рев:

Декорация неизменна, но квартира сильно загромождена: софиты, телекамеры, ведра с мумие, двое караульных, гигантский холодильник, раскладушка разводящего, кухонный комбайн от Бинома, палатка от пива «Медведь», рамка, которую забыли унести после визита. Среди всего этого нагромождения Миша с женой невозмутимо смотрят телевизор. Жена сильно переменилась, помолодела, загорела, одета изысканно и не без вызова. Миша мрачен, как многое передумавший и о многом догадывающийся человек. Газету он держит вверх ногами, явно не читая, просто отгораживаясь.

Из телевизора доносятся мужской и женский голоса.

М. В общем…

Ж. Как бы сказать…

М. Если можно выразиться…

Ж. Ничего.

М. Так себе.

Ж. Ну, везде так себе…

М (с жаром). Везде хуже!

Ж. Будет лучше.

М. Когда-нибудь будет!

Ж. Будет хорошо!

М (скептически). Где-нибудь будет.

ЖЕНА. Переключи.

МИША. Подожди, погоду скажут.

Ж. Но никто не сможет вбить клин!

М. Никто не вобьет!

Ж. Мы не дадим вбить клин!

М. Мы не дадим…

Ж. Будет как раньше!

М. Когда-нибудь будет.

Ж (тихо плачет. Потом деловито сморкается). Погода так себе, но будет лучше. Мы передавали выпуск новостей.

Из-за двери ванной доносится тихий вой.

ЖЕНА. Он что, заболел?

МИША. Третий день вот так.

ЖЕНА. Да, извини. Совсем я закрутилась. Все эти балы…

МИША. Я понимаю.

ЖЕНА. Но он здоров?

МИША. Ест хорошо. Зоолог говорит — влияние кризиса.

ЖЕНА (после паузы). Миша, нам надо поговорить.

МИША. Поговорить.

ЖЕНА. Миша. Меня не пригласили на вечер «Оревуар, гламур».

МИША. Слава Богу.

ЖЕНА. Почему?

МИША. Потому что для всех он кончился, а для тебя нет.

ЖЕНА. Пойми, это было главное событие сезона. Первый кризисный бал. Ватники от Зайцева, опорки от Гуччи, отварная картошка и черный хлеб, все это вчерашнее. Там были все наши — ну, ты понимаешь.

МИША. Понимаю.

ЖЕНА. Я должна была, Миша! Это знаковое событие. Почему они меня не позвали? Может быть, они забыли?

МИША. Может быть.

ЖЕНА. Или не забыли?

МИША. Маша. Не огорчайся, Бога ради. Но у меня такое чувство, что они нас теперь будут звать гораздо реже.

ЖЕНА (оживляясь). Почему? Мы сделали что-нибудь не так?

МИША. Да все так. Но просто… что-то кончилось. Я не знаю, может быть, у меня действительно от долгой жизни рядом с ним открылось какое-то чутье. Это… это нельзя объяснить, это носом, как у зверя. Но я чувствую, что нас больше не надо, и все это (обводит кухню) скоро кончится. И это хорошо. Это хорошо, но это не кончится просто так.

ЖЕНА. Подожди, подожди. Объясни. Что ты имеешь в виду?

МИША. Я бы объяснил, если бы мог. Но я не могу. Я могу только выть, как он. Это помнишь… в одном романе, но ты не читала, наверное… Там инженер держит в руках инопланетную вещь, герметично замкнутый брусок, и говорит: чувствую, что там внутри разомкнутая цепь, а как чувствую — объяснить не могу. Так и я. Но я попробую. Мы же очень давно не говорили.

Легкий вой медведя.

Понимаешь… Ну вот я попробую, да. Если непонятно, ты скажи. Обычно, если что-то должно кончиться, оно почти никогда не кончается само по себе. Вот оно началось, никто его не хотел, но уж что поделать. Так вот, оно просто так кончиться не может, потому что когда оно началось, то оно там вступило в какие-то отношения, дало корни, зацепилось зацепками, и теперь это уже можно выдрать только с огромной частью жизни, и уже непонятно, стоит ли вырывать такой ценой. Вот и сейчас: оно-то, может, и кончится, и хорошо, и не будет ведер этих, и Алик прекратит бегать поливать из ведра несчастных людей, и ты не будешь бегать по рублевским балам, где они там скидывают со своего плеча секонд-хэнд со стразами на помощь неимущим детям… Но вместе с этим кончится что-то такое, без чего я уже не смогу. Понимаешь?

ЖЕНА. Конечно! Ты же теперь большой человек, как ты сможешь без него? Это я всегда была самодостаточна, и мне, если хочешь знать, совершенно безразлично, позовут меня или нет. Я уже видеть не могу всех этих людей, я слышать не могу их разговоры, весь этот вещизм, а картошку я могу сварить сама, и будет гораздо лучше. А тебе — конечно, тебе будет трудно, ты ощутил значимость…

МИША. Маша. Я не буду с тобой спорить. Я сам понимаю, что больно. И кроме того, Маша, действительно был момент, когда все эти дипломы, понимаешь… Был, я не спорю. Просто, Маша, я отдал бы дипломы, и плевать на дипломы, и плевать на все… Я боюсь, что кончится не только это.

ЖЕНА. А что? Конец света?

МИША. Понимаешь… Как бы это сказать… Вот есть очень плохой человек, и у него раковая опухоль. Так вот, нельзя быть на стороне опухоли, потому что даже самый плохой человек — ну, кроме Гитлера, может быть, — лучше раковой опухоли. Потому что она не соображает вообще. Потому что она — распад, и когда распадается плохое — невозможно радоваться, будет-то совсем уже… Непонятно?

ЖЕНА. Почему, очень понятно. Ты, как всегда, философствуешь вместо того, чтобы думать.