Антон Макаренко - Мажор

Наташа: Какой он донжуан? Мы с ним в загсе записались.

Зырянский: В загс тебе не стыдно было пойти, а в совет командиров стыдно. Убежала и два месяца и носа не показывала. (Клюкину.) Я не позволю пропускать ее в спальню.

Клюкин: Есть — не пропускать в спальню.

Зырянский ушел в столовую.

Ночевная: Вот ирод. Что же делать? Вася, ты не пропустишь?

Клюкин: Что вы? Приказание дежурного не только для меня, а и для вас обязательно.

Сверху Жученко и Шведов.

Ночевная: Жучок! Вот пришла Наташа, а Алешка не пускает в спальни.

Жученко: А, Наташа, здравствуй! Не пускает? (Кричит в столовую.) Алешка!

Зырянский в дверях столовой.

Жученко: Надо же пропустить.

Зырянский: Наш старый обычай — беглецов в коммуну не принимать.

Жученко: Какой же она беглец? Ну, немного не так сделала.

Зырянский: Не пущу.

Жученко: В таком случае я тебя приказываю.

Зырянский (вытянулся, поднял руку в салюте) : Есть, товарищ председатель совета! Попусти ее, Вася, по приказанию председателя…

Клюкин: Есть пропустить!..

Жученко: Ну и черт же ты, Алешка.

Зырянский: Я черт, а ты… интеллигент…

Сверху спускаются Григорьев и Блюм.

Блюм: Хэ-хэ, какой же он механик, я же знаю…

Зырянский: Товарищ Григорьев, разрешите узнать, откуда вы получили сведения, что ключи украл Вехов?

Григорьев: Мне сказали.

Зырянский: Кто сказал?

Григорьев: Для вас, надеюсь, все равно. Ведь это оказалось правдой?

Зырянский: Нам не все равно. Почему вы скрываете?

Григорьев: Я не хочу подводить того коммунара под неприятности.

Клюкин: Это что за психология? Какие неприятности?

Григорьев: Спасите мою душу, часовые тоже могут разговаривать?

Клюкин: Если нужно, часовые могут даже стрелять… Ответьте, о каких неприятностях вы говорите?

Григорьев: Разумеется, этому коммунару будут мстить…

Зырянский: Ах ты, черт. Так вы что же думаете? Коммунары все воры, а если кто выдаст, так месть? Вы имеете право это говорить?

Григорьев: Не забывайтесь, молодой человек, и не кричите.

Зырянский: Я вас отсюда не выпущу, пока вы не скажете…

Торская и Вальченко вошли.

Григорьев: Как же это? Арестуете?

Зырянский: А хотя бы и так…

Григорьев: Это издевательство над инженером!

Гедзь: А разве вы инженер?

Торская: В чем дело? Что за собрание?

Зырянский: Товарищ Григорьев сообщил нам сегодня, что в ящике Вехова есть краденные вещи. Это верно, нашли, но товарищ Григорьев отказывается сказать, откуда он узнал сам…

Торская: Может быть, вы мне скажете, товарищ Григорьев?

Григорьев: Продолжайте ваши беседы с товарищем Вальченко…

Зырянский: Клюкин, не выпускать его отсюда.

Клюкин (смеется) : Есть не выпускать…

Вальченко: Товарищ Григорьев, что с вами?

Григорьев: Что с вами, товарищ Вальченко? Вам не угодно замечать хулиганства по отношению к инженерам?

Вальченко: Я тоже инженер…

Блюм: Вас могут обвинить в соучастии…

Григорьев: В чем?

Блюм: Ну, в чем, известно, в чем. Если кто-нибудь крадет, а другой знает или не хочет сказать, так он тоже…

Григорьев хочет пройти.

Клюкин (на дороге с винтовкой) : По распоряжению дежурного командира…

Вошел Воргунов.

Григорьев: Наплевать на ваших дежурных.

Гедзь (засучивая рукав) : Ого! Не могу, честное слово, не могу.

Воргунов (хватает его за руку) : Эй вы, русский богатырь…

Гедзь (конфиденциально Воргунову) : Надо, понимаете, стукнуть.

Воргунов: Давайте подождем…

Торская: Товарищи, успокойтесь. Это всегда успеем разобрать. Зырянский, вы же дежурный, наведите порядок.

Зырянский: Клюкин, выпустить арестованного.

Клюкин: Есть выпустить арестованного. Пожалуйста.

Григорьев (проходя между молча расступившимися коммунарами) : Хамство!

Гедзь (Воргунову) : Нужно было стукнуть.

Воргунов: Слишком, знаете, старая форма…

Гедзь: Уже согласен. (Спускает рукав) .

Зырянский: Коммунары, через десять минут ужин.

Коммунары подымаются по лестнице. Внизу группа: Торская, Вальченко, Блюм, Воргунов.

Блюм: Это он у папаши так научился разговаривать?

Торская: А вы знаете его отца?

Блюм: А как же — генерал-лейтенант Григорьев…

Торская: Он умер?

Блюм: Нет, он теперь трудящийся…

Воргунов: Блюм, что вы чепуху мелете?

Блюм: Блюм никогда не мелет чепухи. Их превосходительство сейчас продает газеты в Берлине. Дело, как видите, не солидное.

Торская: Откуда вы все это знаете?

Блюм: Живешь на свете — все видишь, а то и скажет какой-нибудь знакомый.

Воргунов и Блюм ушли наверх.

Торская: Иван Семенович, не грустите.

Вальченко: О нет, я прекрасно себя чувствую, но я не могу спокойно выносить такие сцены…

Торская: Что вас беспокоит?

Вальченко: Мне хочется… драться.

Торская (берет его под руку, направляются вверх) : Морды бить? Правда?

Вальченко: В этом роде.

Торская: Это прекрасное, захватывающее желание. Я вас понимаю.

Сверху идут Наташа и Ночевная.

Наташа (бросается к Торской) : Надежда Николаевна, я вас все ищу…

Торская: Наконец-то… Как тебе не стыдно! Два месяца не показывалась…

Наташа: Зырянского боюсь…

Торская: Это верно, его многие побаиваются. Как же ты живешь?

Наташа: Хорошо, Надежда Николаевна! Хорошо! Петя, вы знаете, такой хороший…

Торская: У вас большая любовь?

Наташа: Такая любовь… Ой! (Смущается присутствием Вальченко.) Я вам потом расскажу…

Вальченко: Вы меня не бойтесь. Я…

Торская: Верно. Вы не бойтесь его, Наташа. Он тоже влюблен…

Вальченко: Откуда вы знаете?

Торская: «Живешь на свете — все видишь»…

Наташа: Это правда?

Вальченко: Я бы вам сказал, но я тоже… Зырянского боюсь…

Направляются наверх, оттуда сбегает Деминская к Клюкину.

Деминская: Ну, сдавай. (На Лаптенко.) Этот чего здесь сидит?