Руди Штраль - Пьянящий запах свежего сена

Ангелика. Маттес?

Маттес. Да?

Ангелика. Что у тебя там?

Маттес. Что?

Ангелика. Ну, со Скрюченным Паулем? И с колокольной балкой?

Маттес. Это обкома не касается. Наши частные проблемы. Спи. Тебе ведь рано вставать.

Ангелика (входя в комнату). Маттес?

Маттес. Да?

Ангелика. Можно я позвоню?

Маттес. Конечно. (Встает, включает свет.)

Ангелика. А какой код?

Маттес. Куда?

Ангелика. В обком.

Маттес. Ноль-ноль-девять, но…

Ангелика (уже сняла трубку, набрала номер, ждет). Алло? Обком? Соедините, пожалуйста, со вторым секретарем.

Маттес. Ангелика, ведь полночь скоро! Он сердится, когда ему в такое время звонят…

Ангелика. Почему?

Маттес. Он тишину собирает.

Ангелика (в недоумении). Что?!

Маттес. Тишину. Вернее, тихие звуки, записывает их на магнитофон. У него отличные записи: к примеру, жужжание мухи под лампой, покой ночных улиц, тишина в бюро после работы… Понимаешь, днем-то слишком много вокруг суеты и возни.

Ангелика. И все же — такие странные тенденции… (В трубку.) Товарищ Хаушильд? Это Неверящая… Разумеется, вы меня знаете: это Ангелика, ваш новый научный… Ах нет, ничего, ведь уже поздно. Я только хотела бы остаться здесь еще на день… (Почти испуганно.) На неделю? Да нет, зачем же! Надо решить кое-какие принципиальные вопросы. (Неохотно.) Да, конечно, очень деликатно. До свидания! (Раздраженно кидает трубку, Маттесу.) Так вот, я остаюсь!

Маттес (с трудом). Очень хорошо.

Ангелика. И можешь быть уверен, я здесь все основательно изучу!

Маттес. Тебе понравится, вот увидишь. Чудесная деревенька, хозяйство хорошее, дружелюбные люди…

Ангелика. Товарищ Хаушильд сказал, я могу остаться здесь хоть на целую неделю!

Маттес (тихо). Неудивительно.

Ангелика. Что ты сказал?

Маттес. Правда, я очень рад. Можно поговорить по душам… Сблизиться по-человечески.

Ангелика (возвращается в чулан). Только не сейчас.

Маттес. Пусть тебе приснится что-нибудь хорошее.

Ангелика (останавливается, подозрительно). Что ты имеешь в виду?

Маттес. Ты ведь первую ночь проводишь на новом месте… Эти сны сбываются.

Ангелика. Брось свои штучки! (Забирается в кровать.) Пусть хоть и трижды хорошее приснится — я в это все равно не поверю.

Маттес. И все же — доброй ночи! (Выключает свет.)

Ангелика. Сначала я все продумаю. Потом все продуманное проанализирую. Затем сделаю предварительные выводы. И взвешу предполагаемые последствия…

Маттес поворачивается к стене и демонстративно храпит.

Маттес? (Прислушивается, удивленно.) Уже спит. И храпит. (Почти засыпая, вздыхает.) И почему мужчины вечно храпят?.. (Зевая.) Ну, это их дело. Не имеет… идеологического значения…

Со двора доносится соловьиная трель.

Маттес. Ангелика? Послушай — соловей!

Ангелика (повторяет уже почти во сне). И это тоже… не имеет… идеологического… значения.

На следующий день. Ближе к вечеру. Пустой дом. Комната, чулан и кухня прибраны: даже хаос бумаг на столе приобрел приличный вид. В распахнутые окна светит солнце — чувствуется, что выдался особенно теплый весенний день. Слышно кудахтанье кур, далекий шум трактора, затихающий стук вагонных колес. Входят Маттеси Ангелика. Маттес выглядит бодро. Ангелика — устало, раздосадованно.

Маттес. Ну вот, товарищ. Вот ты и изучила Труцлафф, скромную нашу деревушку.

Ангелика. Неужели изучила?

Маттес. Ну, во всяком случае, в общих чертах — и коровники, и выгоны, и поля, и выпасы, и луга, и так далее. Ой, погоди! Я же тебе еще нашу дубраву не показал.

Ангелика. Что за дубрава?

Маттес (показывает на окно). Видишь голубую дымку на горизонте? Это она! Замечательная старая дубовая роща. Гордость нашей деревни, граница наших владений. На нее стоит взглянуть!

Ангелика (устало, но решительно). Тогда пойдем.

Маттес. Ты что, правда хочешь?..

Ангелика. Знаешь, Маттес… (Выпаливает одним духом.) Лицемерие тебе не идет! Я вижу, как тебя прямо-таки распирает от самодовольства. (Горячо.) Будто мне давным-давно уже не ясно, зачем ты целый день беспощадно таскаешь меня повсюду. Не даешь мне времени остановиться, словом хоть с кем-нибудь перекинуться!

Маттес (захвачен врасплох, нерешительно). Да здесь все такие молчуны…

Раздается короткий стук. В ту же минуту дверь распахивается и появляется Лидия, миловидная женщина лет тридцати. Последующий каскад слов должен не только заставить усомниться в утверждении Маттеса, но и внести в ход событий энергичную, свежую струю. Прямо в дверях она бросает чемодан, бежит — не замечая присутствия Ангелики — к Маттесу и горячо обнимает его.

Лидия. Ну, здравствуй, Матти! Наконец-то я вернулась. На три дня раньше, не сердись. Не могла там дольше выдержать. Ты рад? Конечно, рад! Ты посмотри, как я выгляжу! Ну? Как я выгляжу?

Маттес. Замечательно, Лидия! Можно я вначале тебя познакомлю? (Ангелике.) Это Лидия, наш председатель. (Лидии.) А это товарищ доктор Неверящая.

Лидия (испуганно). Ты что, болен?

Маттес. Да нет. Ангелика — из обкома.

Лидия. Ах, вот как! (Пожимает Ангелике руку.) Оч-ч-ень приятно.

Ангелика (холодно). Мне тоже.

Маттес.Лидия отдыхала в санатории. Она тут в кооперации слишком перетрудилась.

Ангелика. Да, я слышала об этом. (Лидии.) Сердце, правильно? Но вы же еще не такая старая…

Лидия (язвительно). Да уж не такая!

Ангелика. Простите, я…

Маттес (горячо). Почему на «вы»? Лидия тоже член партии.

Лидия. Хотя и не ветеран.

Ангелика (смутившись, с досадой). Я же совсем не то имела в виду.

Маттес. Ну прекратите. Садитесь.

Все садятся. Обе женщины окидывают друг друга оценивающими взглядами, как часто делают женщины в присутствии мужчины.

Маттес. Жарко сегодня, верно? Даже душно… Будет гроза… (Бросив взгляд на Ангелику, быстро.) Прямо висит в воздухе!

Пастор (снаружи, громко). Маттес, ты никак дома?

Маттес (вскакивает). Да, пастор! Погодите, я выйду! (Ангелике и Лидии.) Вы поболтайте тут, расскажите о том о сем. Я скоро. (Исчезает за дверью.)